Баркер Клайв - Пятый доминион

• Название: Пятый доминион
• Автор: Баркер Клайв
• Жанр: Фэнтези

Имаджика. Книга странствий Джона Фурии Захарии, прозванного Милягой, художника-дилетанта, подделывающего полотна великих, ловеласа, не пропускающего ни одной юбки, обладателя сотни других таких же достойных качеств, - но это для непосвященных. На самом деле, путешествуя по Имаджике, вселенной, где действуют магические законы, а на обычные, физические, лучше не возлагать надежд, Миляга, он же великий маг Сартори, близкий знакомый Сен-Жермена и Казановы, проживший восемь человеческих жизней, выполняет опасную и чрезвычайно важную миссию.

---

Ее долг по отношению к Клему отнимал у нее не только время, но и решимость. Поэтому когда в середине месяца он неожиданно объявил, что собирается завтра отправиться в Тенерифе, чтобы там за две недельки поджарить на солнце все свои несчастья, она обрадовалась своему освобождению от ежедневных обязанностей друга и утешителя, но не смогла снова зажечь тот честолюбивый костер, который пылал в ее сердце в первый час этого месяца. Однако неожиданным напоминанием ей послужила собака. Стоило ей бросить взгляд на какую-то паршивую псину, и она вспомнила - так, как если бы это произошло всего лишь час назад, - как она стояла в дверях милягиной квартиры и удивленно созерцала растворяющуюся перед ней пару. А вслед за этим воспоминанием пришли и мысли о тех новостях, которые она несла Миляге в ту ночь, - о фантастическом путешествии, вызванном камнем, который в настоящее время был тщательно завернут и спрятан от греха подальше в ее платяном шкафу. Она не слишком любила собак, но в ту ночь она подобрала дворняжку и отнесла ее к себе домой, зная, что иначе ее ждет гибель. Пес быстро освоился и каждый раз, когда она возвращалась домой от Клема, принимался неистово вилять хвостом, а рано утром прокрадывался к ней в спальню и устраивал себе логово в куче грязной одежды. Пса она назвала Лысым, из-за того что шерсти на нем почти не было, и хотя она и не питала к нему такой безумной любви, которую он питал к ней, тем не менее его общество было ей приятно. Не раз она ловила себя на том, что ведет с ним долгие разговоры, во время которых он облизывал свои лапы или яйца. Монологи эти служили ей для того, чтобы вновь сосредоточить свои мысли на случившемся, не опасаясь при этом за свой рассудок. Через три дня после отъезда Клема в теплые края, обсуждая с Лысым, как ей лучше всего поступить дальше, она упомянула имя Эстабрука.

- Ты никогда не видел Эстабрука, - сказала она Лысому. - Но я даю гарантию, что он тебе не понравится. Он пытался убить меня, понимаешь?

Пес оторвался от своего туалета.

- Да, я тоже удивилась, - сказала она. - Я хочу сказать, это ведь хуже, чем поступают животные, правда? Не хотела тебя обидеть, но это действительно так. Я была его женой. Я и сейчас - его жена. Да, я знаю, мне надо повидаться с ним. В его сейфе был спрятан голубой глаз. И эта книга! Напомни мне, чтобы я как-нибудь рассказала тебе о книге. Да нет, вообще-то не стоит. А то у тебя появятся разные мысли.

- Лысый положил голову на скрещенные передние лапы, издал тихий удовлетворенный вздох и погрузился в дрему.

- Ты мне окажешь крупную услугу, - сказала она. - Мне нужен совет. Что бы ты сказал человеку, который пытался тебя убить?

Глаза Лысого были закрыты, так что ей пришлось проговорить ответ за него.

- Я бы сказал: "Привет, Чарли, почему бы тебе не рассказать мне историю своей жизни?"

2

На следующий день она позвонила Льюису Лидеру, чтобы выяснить, находится ли Эстабрук до сих пор в больнице. Ей было сказано, что это так, но что его перевели в частную клинику в Хэмстеде. Лидер дал ей подробные координаты клиники, и она позвонила туда, чтобы узнать о состоянии Эстабрука и о приемных часах. Ей сообщили, что он до сих пор находится под постоянным наблюдением, но состояние его значительно улучшилось, и что она может прийти повидать его в любое время. Не было смысла откладывать эту встречу. В тот же вечер под проливным дождем она поехала в Хэмстед. Ее приветствовал занимающийся Эстабруком психиатр - болтливый молодой человек по имени Морис, верхняя губа которого исчезала, когда он улыбался - а происходило это довольно часто, - и который говорил о душевном состоянии своего пациента с глуповатым энтузиазмом.

- У него бывают хорошие дни, - весело тараторил Морис. И потом, с той же радостной интонацией:

- Но их не так много. Он в состоянии тяжелой депрессии. Прежде чем его перевели к нам, он предпринял одну попытку самоубийства, но здесь ему гораздо лучше.

- Ему дают успокоительное?

- Мы держим его беспокойство под контролем, но не пичкаем лекарствами до бесчувствия. Иначе он не сможет разобраться в проблеме, которая его мучает.

- А он сказал вам, что его беспокоит? - спросила она, ожидая услышать обвинения в свой адрес.

- Темное дело, - сказал Морис. - Он говорит о вас с большой любовью, и я уверен, что ваш приход благотворно на него повлияет. Но совершенно очевидно, что проблема как-то связана с его кровными родственниками. Я пытался поговорить с ним об отце и о брате, но он очень уклончив в ответах. Отец-то, конечно, уже мертв, но, может быть, вы можете что-нибудь рассказать о брате.

- Я никогда его не видела.

- Очень жаль. Чарльз явно жутко сердится на своего брата, но я не могу докопаться, почему. Но я докопаюсь. Просто для этого потребуется время. Он ведь из тех, кто умеет держать при себе свои секреты, не так ли? Но вы, наверное, это и так знаете. Отвести вас к нему? Я-таки сказал ему, что вы звонили, так что он, скорее всего, вас уже ждет.

Юдит рассердило то, что ее визит не сможет застать Эстабрука врасплох и что у него хватит времени, чтобы подготовить свои выдумки и уловки. Но что сделано, того не вернешь, и вместо того чтобы огрызнуться на восторженного Мориса за его неуместную болтливость, она скрыла от него свое недовольство. Когда-нибудь ей может понадобиться его улыбчивая помощь.

Комната Эстабрука выглядела довольно мило. Она была просторной и комфортабельной, стены были украшены репродукциями Моне и Ренуара, и в целом все это производило успокаивающее впечатление. Даже тихо звучащий фортепьянный концерт словно был создан специально для того, чтобы умиротворить встревоженный ум. Эстабрук был не в постели: он сидел у окна, одна из занавесок на котором была отдернута, чтобы он мог наблюдать за дождем. Он был одет в пижаму и свой лучший халат. В руке у него дымилась сигарета. Как и сказал Морис, он явно подготовился к приему посетителя. Изумление не мелькнуло в его глазах, когда она вошла. И, как она и предчувствовала, он заготовил для нее приветствие.

- Ну, наконец-то - знакомое лицо.

Он не раскрыл объятия ей навстречу, но она подошла к нему и наградила его двумя легкими поцелуями в обе щеки.

- Кто-нибудь из сиделок принесет тебе чего-нибудь выпить, если захочешь, - сказал он.

- Да, я не отказалась бы от кофе. Там снаружи адская погодка.

- Может быть, Морис принесет, если я пообещаю ему завтра облегчить свою душу.

- А вы обещаете? - спросил Морис.

- Да. Честное слово. Завтра, к этому часу, вы уже будете знать все тайны того, как меня приучали ходить на горшок.

- Молоко, сахар? - спросил Морис.

- Только молоко, - сказал Чарли. - Если, конечно, ее вкусы не изменились.

- Нет, - ответила она.

- Ну, конечно же, нет. Юдит не меняется. Она - это сама вечность.

Морис удалился, оставив их наедине. Никакого неуклюжего молчания не последовало. Он заранее заготовил свои разглагольствования, и пока он говорил - о том, как он рад, что она пришла, и о том, как надеется, что она понемногу начала прощать его, - она изучала его изменившееся лицо. Он похудел и был без парика, что обнаружило в его наружности такие черты, о существовании которых она не подозревала раньше. Его большой нос и рот с опущенными уголками, с выступающей огромной нижней губой придавали ему вид аристократа, переживающего не лучшие времена. Едва ли она смогла бы воскресить в своем сердце любовь к нему, но с легкостью ощутила в себе жалость, видя его в таком положении.

- Я полагаю, ты хочешь развода, - сказал он.

- Мы можем поговорить об этом в другой раз.

- Тебе нужны деньги?

- В настоящий момент - нет.

- Если тебе...

- Я попрошу.

Вошел медбрат с кофе для Юдит, горячим шоколадом для Эстабрука и печеньем. Когда он удалился, она начала свою исповедь, подумав, что сможет этим вызвать его на ответную откровенность.

- Я пошла в дом, - сообщила она. - Чтобы забрать свои драгоценности.

- И не смогла открыть сейф.

- Да нет, я открыла его. - Он не взглянул на нее, шумно отпивая шоколад. - И нашла там несколько очень странных вещей, Чарли. Мне хотелось бы о них поговорить.

- Не знаю, что ты имеешь в виду.

- Несколько сувениров. Обломок статуи. Книга.

- Нет, - сказал он, по-прежнему избегая ее взгляда. - Они принадлежат не мне. Я ничего о них не знаю. Оскар отдал их мне на хранение.

Интригующий поворот.

- А откуда Оскар взял их? - спросила она.

- Я не спрашивал, - сказал Эстабрук с деланным равнодушием в голосе. - Ты же знаешь, он много путешествует.

- Я хотела бы встретиться с ним.

- Нет, не надо, - бросил он поспешно. - Он тебе совсем не понравится.

- Завзятые путешественники - всегда интересные люди, - произнесла она, стараясь сохранить непринужденность тона.

- Я же тебе говорю, - настаивал он. - Он тебе не понравится.

- Он заходил навестить тебя?