В Ирхин - Уставы небес, 16 глав о науке и вере

• Название: Уставы небес, 16 глав о науке и вере
• Автор: В Ирхин
• Жанр: Философия

---

Лучше любых аргументов и доводов мировоззрение защищает полиция (С. Лем, Звездные дневники Ийона Тихого).

Впрочем, вопрос о роли мистиков в таком историческом процессе тоже не столь прост (см., напр., Л. Повель, Ж. Бержье, Утро магов, Киев: София, 1994; Н. Гудрик-Кларк, Оккультные корни нацизма, Евразия, 1993).

В вопросах о хронологии событий, авторстве священных книг и т.д. научная историческая истина не обязательно совпадает с религиозной традицией. Однако последняя основана вовсе не на слепой вере, а на более глубоких уровнях реальности.

Взгляд науки - это всегда взгляд извне... С точки зрения научной критики, Сефер Йецира (мистический трактат, повествующий о структуре Мироздания) была написана не раньше V века н.э. Таков результат источниковедческого анализа... Еврейская традиция утверждает, что автором этой книги был патриарх Авраам (согласно традиции, он родился в XIX веке до н.э.). В Сефер Йецире есть одно загадочное место, на которое, как нам кажется, никто не обращал должного внимания. Там сообщается, что центральное положение на небосводе занимает созвездие Дракона ("Дракон - словно Царь на престоле"). Как известно, в центре звездного места находится Малая Медведица (небесный свод вращается вокруг ее альфы). Однако, согласно астрономии, земная ось в результате прецессии меняет свое направление. И примерно четыре тысячи лет назад центральное положение в звездной картине мира занимала альфа Дракона (М. Кравцов, в кн. Зогар).

Остановимся теперь на вопросе о личном познании в рамках мистического опыта. Проблема его подлинности детально разрабатывалась в практике православного монашеского умного делания (безмолвной молитвы), см. сборник отрывков из сочинений греческих отцов "Добротолюбие". Основные принципы "техники безопасности" здесь - трезвость и смирение, отклонение возникающих образов, следование указаниям наставника. С другой стороны, руководство "Духовные упражнения" крупного католического мистика и основателя ордена иезуитов св.Игнатия Лойолы основано на медитации с понимаемыми иконографически образами (например, распятого Христа). Сравнение этих подходов проведено в книге "Синергия". Следует отметить, что противоречия между ними не настолько радикальны, как это часто считается (кстати, один из составителей "Добротолюбия", афонский монах Никодим Агиорит перевел на греческий и "Духовные упражнения"). В частности, практика Лойолы, как и "умное делание", подразумевает глубокое смирение и с самого начала предлагаются "правила для ощущения и распознавания различных движений, возбуждаемых в душе; хороших, чтобы их принимать, и дурных, чтобы их отбрасывать". Здесь вовсе не строятся образы Бога, а "в размышлении о предмете невидимом... рекомендуется душу свою вообразить в тленной плоти".

В книге "Старец Силуан", содержащей жизнеописание и поучения афонского православного подвижника нашего века, в отношении духовных явлений утверждается принцип "Не отвергай и не принимай":

"Не принимая", христианин ограждает себя от опасности демоническое действие или внушение счесть за Божественное... "Не отвергая", человек избегает другой опасности, а именно: божественное действие приписать демонам и через то впасть в грех "хулы на Духа Святого"... Вторая опасность страшнее первой, так как душа может привыкнуть отвергать благодать, и возненавидеть ее, и настолько усвоить себе состояние богопротивления, что так определится и в плане вечном, благодаря чему грех сей "не простится ни в сем веке, ни в будущем" (см. Мф.12:23-33).

Об этом же говорит св.Григорий Палама:

Кто слушает святых, тот начинает с сердечным благочестием относиться не говорю уже к самим сверхъестественным дарованиям, но даже к тому, что в них спорно, потому что, как говорит св.Марк, "есть неведомая младенцам благодать, которую нельзя ни анафематствовать ради ее возможной истины, ни принимать ради ее возможной ошибки" (Триады, 1.3.48).

Впрочем, в православной литературе можно найти и другое мнение:

Тот, кто знаком с этим [еп. Игнатия Брянчанинова] православным учением, не может не взирать с изумлением и ужасом на легкость, с которой современные "христиане" доверяют видениям и явлениям... Им [католикам и протестантам] стало совершенно чуждо самое (?!) существенное христианское свойство недоверие к собственным "добрым" мыслям и чувствам (С. Роуз, Душа после смерти, СПб, 1995, с.79).

Хотя проблема "различения духов" действительно серьезна, такая позиция чревата нетерпимостью и, в конечном счете, неверием.

В познании Бога с помощью обычных органов чувств и разума религиозный подход часто утверждает своеобразный "агностицизм":

Единый имеющий бессмертие, Который обитает в неприступном свете, Которого никто из человеков не видел и видеть не может (1-е Тимофею 6:16).

Он повел меня и ввел во тьму, а не во свет (Плач Иеремии 3:2).

Горе желающим дня Господня! для чего вам этот день Господень? Разве день Господень не мрак, а свет? он тьма, и нет в нем сияния (Амос 5:18-20).

В слепую тьму вступают те, кто чтут незнание. Словно еще в большую тьму - те, которые наслаждались в знании. Поистине, говорят, что [это] отлично от знания, отлично от незнания... Тот, кто знает обоих вместе - и знание и незнание, переправившись через смерть с помощью незнания, достигает бессмертия с помощью знания (Иша упанишада 9-11).

Наиболее глубоким в православии считается апофатическое (отрицательное) богословие, основанное на трудах легендарного Дионисия Ареопагита афинянина, упоминаемого в Деяниях апостолов (исторически эти тексты относятся к V в.). Здесь свойства Бога, Который запределен всему сущему, определяются только отрицательно (аналогично "не то, не то" индуистских упанишад), и Он даже оказывается за пределами категорий существования и несуществования. Приведем отрывки из сочинений Дионисия, содержащие парадоксальные формулировки:

Мрак исчезает при свете, а тем более при ярком свете; незнание изгоняется познаниями, а тем более большими познаниями. Понимая эти слова в самом прямом, а не в переносном смысле, убежденно утверждай, что стремящимся к познанию света и сущего недоступно неведение Бога; что этот Мрак Его скрывается при любом свете и затмевает любое познание. И если кто-либо, увидев Бога, понял то, что он видел, - не Его он видел, а что-либо сущее и познаваемое; Бог же в своем сверхъестественном бытии превосходит ум и сущее, и потому вообще не есть ни что-либо познаваемое, ни что-либо существующее, а существует сверхъестественно и сверхразумно познается ... Полное неведение и есть познание Того, Кто превосходит все познаваемое (Письмо Гаию Монаху).

Божественный Мрак - это тот неприступный Свет, в котором, как сказано в Писании (1 Тим. 6:16), пребывает Бог. А поскольку невидим и неприступен он по причине своей необыкновенно яркого сверхъестественного сияния, достичь его может только тот, кто, удостоившись боговедения и боговидения, погружается во Мрак, воистину превосходящий ведение и видение (Письмо Дорофею Диакону).

В православном богословии большую роль играет учение св. Григория Паламы (1296-1359), одного из ведущих представителей исихазма (умного делания - молитвенной практики монахов). В дискуссии с ученым монахом Варлаамом Калабрийским (который, стоя на рационалистических позициях, близких к западному богословию, вообще отрицал возможность познания Бога) Палама утверждал реальность молитвенного созерцания. Исходя из догмата о Фаворском свете Преображения, он разработал положение о нетварных энергиях, которые может воспринимать человек (см. также обсуждение в главах 13,14). При этом Палама использовал такое толкование "божественного мрака" Дионисия Ареопагита: "Бог выше не только знания, но и непознаваемости", хотя "если виденье выше отрицанья, то слово, толкующее это виденье, остается ниже отрицательного восхождения" (Григорий Палама, Триады, 1.3.4).

Переход на определенном этапе от рационального знания к мистике был характерен для многих теологов. Главный труд Фомы Аквинского "Сумма теологии" остался незаконченным из-за резкой смены интересов после личного мистического озарения, происшедшего незадолго перед его смертью.

Дни моего писания закончились; ибо такое было открыто мне, что все, что я написал и чему учил, представилось мне ничего не значащим, поэтому я уповаю на Бога моего в том, что, равно как пришел конец моему учению, так и жизни моей наступит конец (цит. по Дж. Кэмпбеллу).

Отношение к научному познанию Григория Паламы видно из следующих слов:

Поэтому мы не мешали бы обучаться внешней науке желающим их тех, кто не избрал монашеской жизни, но всю жизнь заниматься ею никоим образом не советуем никому, а ожидать от нее каких-либо точных познаний о божественных предметах и вовсе запрещаем, потому что от нее нельзя научиться ничему надежному о Боге (Триады 1.1.12).

В качестве другого авторитетного примера (по-видимому, более убедительного для современных научных работников) может быть упомянут Блез Паскаль (1623-1662). Сделав ряд крупных открытий в математике и физике, он обратился к религиозной философии и мистике. Осознав ограниченность философии и "научного" метода, Паскаль отверг новый европейский рационализм и стал предшественником современных иррационалистических философских систем, провозглашающих приоритет существования перед сущностью (экзистенциализм).