Наталия Ипатова - Король-Беда и Красная Ведьма

• Название: Король-Беда и Красная Ведьма
• Автор: Наталия Ипатова
• Жанр: Фэнтези

Сказано так — уже прикосновение к крови умирающего мага дарует коснувшемуся великую Силу. Но Сила приходит лишь с заклятием, заклятие же всегда имеет некое УСЛОВИЕ. И заклял, умирая, жестокий король своего наследника-сына так: «С каждой одержанной победой Сила будет расти, ну а проиграешь — придется все начинать заново». Но — умер король. И рос его сын, оттесненный от власти могучими баронами, никому не нужный и не известный. Рос он — и росла его Сила, поджидавшая часа первой победы… Часа, когда молодой король начнет мечом и магией биться за отцовское наследство. Часа, когда недруги назовут его новым именем — Король-Беда. Ибо каждый, коснувшийся его крови, пожалеет о том, что он не погиб…

---

И вот на рассвете, закутавшись в рваное тряпье и волоча хлюпающие деревянные сабо, они покинули «Приют лучника» и потащились к переправе, старательно обходя большак, по которому топала армия Самозванца.

Они пропустили ее вперед, к реке, и притаились в облетевших кустах, ожидая исхода сражения и возможности проникнуть в город. В том, что осада не затянется, Хаф не сомневался. Поля у стен города были очищены до последнего колоска, а над брошенным жильем на мили вокруг и дымка не поднималось. «Приют лучника» составлял приятное, редкостное и необъяснимое исключение. Но и в том вчерашнем, отчаянном загуле вдовы слишком явно читалось желание избавиться от съестных припасов прежде, чем все подчистую и за так выгребут интенданты той или иной воюющей стороны. Прочие же мелкие фермеры и арендаторы — возле города селилось в основном свободное крестьянство, — забрав с собою всю свою животину и выметя свой закрома, устремились в город и сгрудились в его стенах и теперь сидели там, под защитой гарнизона, но без крыши над головой, беспорядочным лагерем беженцев, пугающим горожан призраком холеры. Она бы, несомненно, возникла, когда бы Самозванец позволил им посидеть вот так подольше, всеми семьями на мешках со скарбом, питаясь и испражняясь практически в одном месте.

Но у него не было времени. Ни дня. Бык надобно было брать немедленно или позволить своей армии растечься и впитаться в землю, подобно воде, пролитой в песок. Будучи брошенной в зиму, любая армия, если она не имеет крыш над головой и налаженного снабжения, мигом превратится в разрозненные хищные банды мародеров и истает быстрее, чем будут приняты любые возможные меры вдогон. Мародерство своих войск Рэндалл Баккара как бы нибудь пережил, но он не мог позволить себе остаться без армии.

А посему, засев в кустах на берегу реки, Ара и Хаф издали наблюдали суету под стенами Быка, вжимаясь в землю, слушали, как ухала гулкая промороженная почва, когда ядра баллист ударялись в нее или в городские стены, напрягая зрение, смотрели, как человеческие фигурки, отсюда не больше мурашей, с тупым муравьиным упорством ползли на серые вздыбленные стены. Они слышали боевой клич тысяч глоток, переходящий в вой чудовищной боли, как будто живые люди попали под кипяток или смолу, а когда стемнело — могли любоваться движением вокруг города и на его стенах сотен огней.

Они не спали всю ночь, и не только от холода. Ару трясло лихорадочное возбуждение, охватившее ее перед лицом первой воочию увиденной битвы. Потом их было так много, что она потеряла им счет, но теперь… Несмотря на весь ужас и отвращение к тому, что одни люди делали с другими, ничем, в сущности, перед ними не виноватыми, ей мучительно, остро… необходимо было оказаться хоть чуточку ближе… Бык тянул ее необъяснимо, и пребывание вдалеке от него тяготило не меньше, чем ожидание боя в последнюю ночь перед ним. Потом она назовет это комплексом новобранца, но потом она будет умнее. Сейчас же ее чувства были чувствами животного. Зверя. Ночного хищного зверя.

День охладил ее пыл и притупил ее чувства. Хотя, может быть, это было лишь обычное влияние ударившего на рассвет те заморозка, от которого затекли и оцепенели все ее члены.

Как по-разному, оказывается, пахнет дым! Когда по осени, после того как убран урожай, на полях жгут растительные остатки, он приносит с собой запах достатка, шашлыка, октябрьского эля. Он поднимается столбом к чистому небу и тает в нем, символизируя круг жизни и непрерывность ее ритуалов и непреложность ее простых истин. Но сегодня ветер бросал им в лицо иной дым: тяжелый, липнущий к земле… А запах! С чем еще можно сравнить запах гари от человеческого жилья? Он горький, черный, он плотно застилает небо, от него першит в горле и на языке остается привкус, как от подгоревшей каши. Рэндалл Баккара, Рэндалл Блистательный входил в историю своей страны под метким прозвищем Король-Беда.

Пошатываясь от усталости и ломоты в онемевших руках и ногах, но не поддерживая друг друга и даже друг друга не касаясь. Ара и Хаф приближались к нависшим над дорогой тяжелым взлобьям городских стен. Как будто были арьергардом занявшей его армии. Оборванными тенями. Символами преступления и нищеты, входившими в город следом за прокатившейся над ним войной.

В воротах наблюдалось интенсивное хождение. Впускали и выпускали всех, но выходящих подвергали досмотру на предмет вывоза ценностей и съестных припасов, имевших стратегическое значение. Цель Самозванца была при этом вполне ясна: заняв город в преддверии зимы, он охотно избавлялся от лишних едоков, которых в случае угрозы голода пришлось бы кормить из захваченных закромов. К тому же голодные горожане представляли угрозу бунта. Позволить же себе упустить продовольствие он не мог. Оставшиеся имели право торговать зерном по твердой, хотя и слегка заниженной цене, и те, кто этим не жил, остались даже довольны. Право уйти имел любой, равно как и сопряженное с ним право сдохнуть с голоду на опустошенных войной землях.

Рачительность нового хозяина оказала Быку добрую услугу. Поскольку Рэндалл нуждался в продовольствии и эта нужда сохранялась по крайней мере до весны, до тех пор, пока не просохнут дороги, он не позволил своим солдатам разграбить город, и даже более того, позаботился пресечь мародерство местных, жаждавших, как это водится, поживиться под шумок на общей беде. Становясь здесь лагерем, он нуждался в а порядке. Никаких грабежей, никакого насилия, способного — спровоцировать организованное сопротивление, никаких болезней. Путники застали регулярные части проверяющими колодцы на предмет отравы. Всюду возле продовольственных складов была выставлена охрана, и она отнюдь не выглядела праздной. Ожидалось, что патриоты могут попытаться поджечь хранилища и спровоцировать репрессии. Гражданскую администрацию умело разбавили в нужной пропорции своими людьми, привели к присяге и оставили работать. Военную верхушку, сменив, естественно, коменданта, перевербовали в один вечер.

Справедливости ради следует заметить, что подобное великодушие победителя Король-Беда проявлял далеко не всегда. Не тогда, когда оно могло вызвать недовольство его собственных подчиненных. Чаще всего, и особенно в тех городах, которые упорствовали, а пуще — дорого обходились, он позволял своим эти почти возведенные в закон три дня повального насилия и грабежа, заставляя их насытиться и пресытиться, и каким-то образом никто никогда не настаивал на продолжении банкета. В конце концов, это были его собственные города, и то, что в них бралось, естественным образом уделялось им от его щедрот. В правомочности этой софистики никто не сомневался.

Город, содержащийся в строгом военном порядке, — это было совсем не то, на что рассчитывал Хаф. Напряженный, тихий, образцовый. Горожане словно затаили дыхание. В таком состоянии чрезвычайно трудно кого-либо разжалобить или обмануть. А воровать вообще практически невозможно: убьют на месте, невзирая на масштаб провинности. Потом, конечно, все устроится, обыватель расслабится и жизнь закрутится своим чередом. Но жить и есть им надо было сейчас, когда голод сводил внутренности в один тугой липкий и ошеломляюще маленький комочек, а холод даже и думать на улице не позволял.

Они все же нашли какую-то ночлежку, омерзительный темный и тесный вонючий клоповник, каким Ара, будучи маминой дочкой, побрезговала бы еще пару месяцев назад. Хозяин с сальной рожей, сразу пробудившей ее полузамерзшую ненависть, долго упирался и пропустил их внутрь, лишь когда серебряная бона перекочевала из руки Ары в его жирную пятерню. Почему-то подумалось, что с ним будут проблемы.

Будущее, по крайней мере ближайшее, предстало их глазам в виде широких лавок, тесно составленных друг к дружке и заваленных тряпьем вместо тюфяков. Это называлось «спальными местами с постельными принадлежностями», и цену он за это хотел соответствующую названию. Сейчас, днем, здесь было почти пусто. Обитатели шныряли по городу, правдами и неправдами добывая себе средства на проживание и пропитание. Хотя, впрочем, зачем себя обманывать? Те, кто докатился до этого жилья, праведными трудами уже не промышляли.

Войдя вслед за ними, хозяин без лишних слов ухватил за шиворот какое-то неопределенное существо и вышвырнул его на мороз, невзирая на нечленораздельные мольбы и клятвы обмануть, убить, ограбить — но заплатить. Потом жестом предложил им занять освободившееся место. Одно на двоих. Ара села, чопорно сложив узелок на колени. Местные нравы стоило намотать на ус. Никто не стал бы с ними тут церемониться. Бона шла в зачет недели проживания. Недели тепла и права на крышу над головой, и теперь следовало побеспокоиться о более близком будущем, потому что в животе весьма недвусмысленно урчало. Ара вопросительно поглядела на Хафа. Тот ответил ей недоуменным взглядом. Нет, он, разумеется, не отрекался от принятых обязательств, но что он, в самом деле, смог бы сделать, когда действительность оказалась не такова, как бы ему хотелось?