Лео Яковлев - Суфии: Восхождение к истине

• Название: Суфии: Восхождение к истине
• Автор: Лео Яковлев
• Жанр: Религия

---

Я с перлами сравню мудрейших слово, Владеют кладом истинным они. Сокровищницу жемчуга живого В глубинах сердца бережно храни.

Приближенные султанов подобны людям, взобравшимся на высокую гору, но в конце концов, в результате приступов гнева монарха и превратностей судьбы, падающих с той высокой горы. Несомненно, забравшиеся выше — падают сильнее, спуск находящихся ниже — легче.

О величествен айван шахской дружбы! О высок твой гордый сан шахской службы... Не ошибся бы, схватясь к вышке близко.— Не ушибся бы, скатясь слишком низко!

Приближенными падишаха должны быть люди честные и правдивые в делах, чтобы доносить ему о положении подданных и о тех, кто поставлен над ними. Говорят, Ардашер был всеведущим падишахом. Когда утром приходили к нему приближенные, он говорил одному, что тот ел, другому — о чем беседовал с женой или наложницей. В общем, говорил обо всем, что было сделано. И люди думали, что, возможно, к нему спускается ангел с небес и осведомляет его обо всем. И Махмуд Сабуктегин был таков.

Если данных нет у шаха о порядке в войске, — Значит, нет у войска страха перед шахским гневом. Вот и тысяча предлогов для распутной жизни, Разразится чанг бесчинства тысячным напевом.

Аристотель сказал:

— Лучшие падишахи те, кто подобен ястребу, вокруг которого валяются трупы, а не трупу, к которому слетаются ястребы. Это означает, что он должен знать все о своих окружающих, а они о нем — ничего. Не должно быть так, чтобы он ничего не знал о своих окружающих, а они о нем — все.

Падишах, как ястреб черный, должен быть осведомлен О телах на поле брани, — а не трупу быть подобным, Что лежит средь многих прочих, жертвой ястребов, один, Над которым эта стая точит клювы с криком злобным!

Щедрость — это одаривание без корысти и требования отдачи, даже если эта отдача или возмещение явились бы искренним восхвалением или великой благодарностью за благодеяние.

Кто жаждет воздаянья, тот не щедр, — За все он жаждет получить сторицей. И этот празднословья полный торг Не может с благородством совместиться. Кто проявляет щедрость ради славы, — Зачислен дом хозяина того Не в город щедрых, город благородных, А в сторону — за стенами его!..

Светоч пророчества высказывался так:

— Каждый, кто познал прелести и нежность любви и остался в ней невинным и скромным, умрет безгрешным.

Условие безгрешности и скромности для того приводится, что вожделения естества и страсть натуры, их проявления и способы осуществления этих желаний — все это есть натура животная, а не благородство человеческого духа.

Та любовь, что человеку свойственна, — строга И застенчиво скрывается в чистоте божественной. Чувство похоти животной — низменная страсть — Зверя качество природное, для скота естественно!

Говорят, что святой Пророк — да благословит и помилует его Господь — молвил:

— Правоверный должен быть остроумным и веселым, а неверному суждено быть мрачным и хмурым.

И повелитель правоверных Али — да снизойдет на лик его благодать Господа — тоже сказал:

— Нет ничего страшного в том, что человек много шутит: мусульманин этим отстраняет от себя злость и угрюмость.

Однажды Посланник Божий — да будет над ним благословение Господа — сказал некоей старухе:

— Старухи не будут допущены в рай. Старуха начала плакать.

Тогда Пророк промолвил:

— Всевышний сначала превратит их в молодых девушек, более прекрасных, чем они были при жизни, и после примет в рай.

Однажды жене одного из своих приближенных он сказал.

— Спроси у своего мужа, есть ли у него в глазу что-либо белое.

Та женщина тотчас же, в большом волнении, побежала к своему мужу. Муж спросил у нее причину ее волнения. То, что сказал ей Пророк, она пересказала мужу

— Правду изрек он, — сказал ее муж.— В каждом моем глазу есть и белое, есть и черное, но в этом нет ничего дурного.

Если кто-нибудь достойный пошутил, — не хмурься Шутку разве запретили вера и рассудок? Сердце — зеркало, и мрачность ржавчину наводит, — Что же ржавчину такую счистит, кроме шуток?

Навои. 1441—1501

НИЗАМ АД-ДИН МИР АЛИ ШИР НАВОИ-ФАНИ

Великий поэт и мыслитель Низам ад-Дин Мир Али Шир, писавший под псевдонимами Навои и Фани, родился в Герате в феврале 1441 года в семье крупного чиновника одного из среднеазиатских государств, возникших после распада империи Тимура. Еще в юношеском возрасте он стал известен как поэт, слагающий стихи на тюркском и персидском языках. Когда его школьный друг принц Хусейн Байкара вступил на престол, Али Шир был им возвышен и, получив титул эмира, занимал высшие посты в его государстве, оказывая постоянную помощь литераторам, деятелям искусства. Как борец против коррупции и блюститель справедливости Али Шир заслужил стойкую ненависть чиновников и придворных, которые добились его высылки в Астрабад в качестве правителя этой бедной и удаленной провинции на восточном берегу Каспийского моря, и там пытались организовать на него покушение. Пробыв в Астрабаде около года, Али Шир оставил государственную службу и, вернувшись в 1488 г. в Герат, посвятил себя исключительно творческой работе. Умер Али Шир в Герате в январе 1501 г.

Огромное влияние на взгляды и творчество Али Шира оказала его многолетняя дружба с жившим в Герате великим персидским суфийским поэтом и философом Абдурахманом Джами. Джами обратился к суфизму в юности, когда он был учеником шейха Ахрара — главы суфийского братства Накшбандийа. Когда же Джами стал шейхом, он приобщил к суфийскому мировоззрению и своего ученика Али Шира.

Псевдонимом Навои («мелодичный») Али Шир подписывал свои стихи, написанные на тюркском языке. В персидских же стихах он называл себя Фани («отрешенный») — словом, означавшим высшую ступень суфийского самосовершенствования.

Суфийские мотивы и черты суфийского мировосприятия отразились во многих его произведениях, внешне носивших вполне светский характер, и лишь в преклонные годы, незадолго до своей смерти Али Шир счел себя достойным последовательно изложить свои суфийские взгляды как ученик Джа-ми и великого бухарского шейха Баха ад-Дина Накшбанди, чье имя было присвоено одному из старейших суфийских братств в Хоросане и Маверранахре. В числе своих предшественников, связанных с ним цепью духовной преемственности, Али Шир, наряду с Джами и Накшбанди, называет Аттара и Руми.

Суфийское миропонимание Али Шира изложено им в поэме «Язык птиц». Несмотря на то, что эта поэма написана на тюркском языке, Али Шир выступил под псевдонимом Фани, прямо объясняя в тексте поэмы этот свой выбор ее суфийским характером. Другим поздним суфийским произведением Али Шира является уникальный текст под названием «Возлюбленный сердец», где рифмованная ритмическая проза чередуется со стихотворными вставками. Именно из этих произведений взяты притчи, рассуждения, мысли и афоризмы, вошедшие в эту книгу.

Следует отметить, что из-за несоответствия суфийской сущности произведений Али Шира тому искусственному облику, который был ему навязан идеологами недавнего времени, несмотря на высокий статус классика и основателя узбекской литературы, некоторые суфийские произведения Али Шира были изданы лишь в последней трети XX века, а огромная часть его творческого наследия не опубликована до сих пор или опубликована весьма фрагментарно. К числу таких преодолевших идеологическую цензуру фрагментов относятся приводимые в этой книге «Обращения к Богу («Мунод-жат»), представляющие собой как бы стенограмму суфийской медитации.

ПРИТЧИ ИЗ ПОЭМЫ «ЯЗЫК ПТИЦ»

Четыре маленьких притчи о праведных халифах

О халифе Абу Бекре

После смерти Пророка отступники, считавшие, что Му-хаммад был единственной опорой веры и власти, затеяли козни и междоусобицы. Они поставили себе целью разрушить устои ислама, но тут возвысил свой голос праведный Абу Бекр:

— Мы в законах Пророка почитаем немыслимым делом даже самые малые изменения, и те, кто посягнет на это, будут преданы саблям и стрелам.

О халифе Омаре

Когда войско Омара заняло Маодин, названный впоследствии Багдадом, дружиной халифа были захвачены несметные сокровища, принадлежащие его прежним правителям. Все эти ценности воины сложили к ногам Омара. Драгоценностей было так много, что, казалось, их даже обозреть невозможно. Но халиф не взглянул на это богатство даже краешком ока и велел поместить его в казну и охранять его для использования на благо власти и веры.

— Если мы сейчас раздадим это все каждому воину понемногу, то от этих сокровищ не будет никакой пользы! — сказал халиф.