Алан Савадж - Последний знаменный

• Название: Последний знаменный
• Автор: Алан Савадж
• Издательство: Центрополиграф
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1995
• ISBN: 5-218-00002-7

Роман Алана Саваджа «Последний знаменный» посвящен истории Китая с середины XIX в. до начала XX в. Это время развала Китайской империи и заката маньчжурской династии. На фоне этих событий перед читателем представлена жизнь семьи Баррингтонов — европейских купцов, давно принявших китайское подданство.

---

Герои романа вымышлены, и любое сходство с людьми живущими или умершими — результат случайного совпадения.

Человеческая натура выработала средство защиты, от тирании, которое убережет нас при любой форме правления.

Самуэль Джонсон

Книга первая ВДОВСТВУЮЩАЯ ИМПЕРАТРИЦА

О, заговор!

Стыдишься ты показываться ночью,

Когда привольно злу[1].

Вильям Шекспир. Юлий Цезарь

Глава 1 РЕЗНЯ В ТЯНЬЦЗИНЕ

С колокольни французского католического собора, возвышающегося на западном берегу Великого китайского канала напротив города Тяньцзинь, донесся заунывный удар колокола. Лето 1870 года выдалось жарким и влажным, и над величайшим в мире рукотворным водным путем в течение уже нескольких дней время от времени прокатывались скорбные звуки, сопровождающие панихиду. Заслышав их, кули, налегающие на длинные весла проходящих из Нанкина в Шанхай по рекам Янцзы и Вэйхэ сампанов, с тревогой вскидывали головы. Водным путем можно было добраться и до Пекина — столицы полновластной династии Цин, правящей всем Китаем.

Незатейливый колокольный звон раздражал стражу дворца наместника императора, что располагался на том же западном берегу канала неподалеку от собора. Побеспокоенные солдаты от злости топали ногами. Они могли позволить себе подобную вольность: хозяин дворца был в отъезде.

Звуки колокола нарушали покой также и обитателей узких улочек самого Тяньцзиня. Город раскинулся вдоль восточного берега канала, защищенный двумя стенами: внешней, глинобитной, и внутренней, каменной, с зубчатым верхом, окружающей Татарский город. Колокольный звон давно вызывал недовольный ропот среди жителей: все прекрасно знали, что он означает, — на католическом кладбище за собором совершается погребение.

Французский католический собор, освященный только в июне прошлого года, для большинства китайцев был точно бельмо на глазу. Это помпезное немыслимо дорогое строение, с непривычной для китайцев архитектурой казалось неоправданно огромным для малочисленной католической общины Тяньцзиня. Но каких затрат потребовало возведение собора — это забота французов. Местное же население волновал тот факт, что иноземцы дерзнули построить свою церковь на месте храма, сожженного ими и их союзниками англичанами во время войны 1861 года. Точно так же эти варвары построили свое консульство на месте бывшего императорского дворца, уничтоженного в ходе того же скоротечного конфликта, принесшего китайцам и их маньчжурским правителям столько бед.

Подобные чужие для ландшафта Китая строения постоянно напоминали о поражении двора династии Цян. Многие китайцы ненавидели маньчжуров, два столетия назад хлынувших с севера под своими Восемью знаменами, чтобы свергнуть династию Мин. Однако заокеанских дьяволов они ненавидели пуще того. Народ ждал от императора сигнала к восстанию и готовился сбросить варваров в море. Император же пока был еще ребенком, за которого страной управляли его мать и мачеха — обе вдовствующие императрицы. Но они ничего не предпринимали, оставаясь запертыми в Запретном городе среди высоких пурпурных стен, отгородивших Пекин от внешнего мира.

По городу ползли слухи, будто варвары приносили в жертву своему дьявольскому Богу китайских младенцев. А этот звон? Уж не по похороненному ли он младенцу? В течение месяца этот колокол звонил десятки раз. В городе свирепствовала холера, но многие сомневались, что каждый удар колокола извещал о естественной смерти, и хотели бы докопаться до истины.

В женском монастыре Святого Винсента де Поля, расположенного за городской стеной, звук колокола слышался еще громче. Без видимых причин местные жители относились к его монахиням с большой подозрительностью.

Сестра Франсуаза устало вытерла пот со лба тыльной стороной ладони, с чувством отчаяния глядя на крошечное тело, распростертое на койке. Лицо ребенка исказилось от мук, он задыхался, широко открыв рот, — холера убивала его.

В дальнем конце комнаты коротко всхлипнула сестра Эме, самая молодая из десяти монахинь монастыря — ей было двадцать два года. Три года назад, сразу после завершения срока послушничества, она добровольно вызвалась отправиться в Китай.

Эта красивая девушка, не очень высокая, но стройная и выглядевшая элегантной даже в простой белой рясе, воспитывалась в хорошей семье и поехала на Восток, движимая романтическими порывами. Теперь ее иллюзии развеялись в атмосфере зловония и скорби.

Сестра Франсуаза пересекла комнату и встала рядом с девушкой. Самой Франсуазе только исполнилось тридцать лет, но в Китае она провела восемь из них. В отличие от Эме, она была высокой и статной женщиной. Мсье Фонтанье, консул Франции, который часто посещал монастырь, не уставал повторять, что преступно обрекать Франсуазу на вечную девственность — без сомнения, ее полногрудое тело Богом создано для материнства.

Визиты мсье Фонтанье немного развлекали монахинь: он был земным напоминанием о мире, который они отвергли. Но в последние несколько недель ничто не могло заставить их улыбнуться.

Дверь отворилась, и в комнату торопливо вошла сестра Адель, самая старшая из монахинь, маленькая и смуглая. Ее энергия, казалось, передается окружающим.

— Поторопитесь, мать игуменья хочет поговорить с вами.

Франсуаза и Эме сполоснули руки, спустились по лестнице к кабинету матери игуменьи и остались ждать у двери. Тем временем мать игуменья пыталась втолковать жене вновь прибывшего французского чиновника основы китайского языка.

— Понимаете, мадам, — объясняла она, — когда над буквой «ч» стоит апостроф, она произносится как «ц». Когда его нет — как мягкое «ш» или, точнее, «сь». Так, «ч'инг» произносится «цин», а «чинг» звучит как «син».

— Я никогда не пойму этих премудростей, — жаловалась мадам Дёнэ. — А что касается вдовствующих императриц, как их правильно называть?

— Их титулы соответственно: «Тз'уан» произносится «Цыань», то есть старшая императрица, и «Тз'уси» произносится «Цыси» — что означает младшая.

— А их настоящие имена?

— Их настоящие имена больше не используются, императриц называют по титулу.

Мадам Дёнэ выглядела крайне озадаченной.

— Никогда не слышала о двух вдовствующих императрицах одновременно.

— Эта Китай, мадам. Цыань была старшей, женой императора Сяньфэна, а Цыси — его младшая жена — является матерью нынешнего императора.

— Чье имя «Т'унгчи» произносится «Тунчжи», — гордо сказала мадам Дёнэ, видимо решив, что усвоила урок.

— Нет-нет, мадам. Это не его имя. Он — император Тунчжи.

— Как же тогда его имя?

— До вступления на престол его звали Цзайцюнь. Но это имя также больше не может использоваться.

— И он сын последнего императора Вэнь Цзунсянь хуанди. Но вы сказали, что его отца звали Сяньфэн.

Мать Станислава удрученно вздохнула:

— Его отец император Сяньфэн под этим титулом был известен только при жизни. После смерти ему присвоили другое имя, как вы сказали, Вэнь Цзунсянь хуанди. Понимаете, мадам, китайцы не имеют универсальной системы летосчисления, и все события, происшедшие в период правления императора, исчисляются относительно года его вступления на престол.

— Нет, я никогда этого не пойму, — огорчилась мадам Дёнэ.

— Хорошо. Попробую объяснить вам на конкретном примере. Наш император Наполеон III, так?

— Да.

— До того как стать императором, он звался Наполеоном Бонапартом. Но теперь он император, и никто не обратится к нему «мсье Бонапарт», ведь правда?

— Полагаю, что да.

— Это вы поняли. Но китайцы в своей системе идут дальше. Когда император умирает, ему присваивается посмертный титул, ну, скажем, Воссоздатель империй. Это будет его историческое имя. Так доходчивее?

— Пожалуй, да, — сказала мадам Дёнэ, — но хочется еще кое-что уяснить. Почему у китайцев два имени, а у маньчжуров только одно?

— Просто потому, что у маньчжуров нет фамилий, мадам. — Мать игуменья заметила наконец двух монахинь, ждущих у двери. — А, сестры! У меня для вас есть работа. Предстоит крещение: Лин привел двух сирот.

Она вернулась к своей ученице, а Франсуаза и Эме переглянулись. Обе они не одобряли политики матери игуменьи в отношении китайских детей, тем не менее признавали, что все помыслы этой доброй женщины направлены на спасение как можно большего числа местных язычников. Но она предлагала деньги за больных сирот только для того, чтобы окрестить их перед смертью, и это выглядело... не по-христиански.

Однако послушание было для них правилом, и молодые женщины поспешили вниз по лестнице на центральный двор, где привратник Лин Сучан ожидал их с двумя девочками примерно трех лет.