Виктор Баранов - СМЕРШ. Будни фронтового контрразведчика.

• Название: СМЕРШ. Будни фронтового контрразведчика.
• Автор: Виктор Баранов
• Издательство: Эксмо, Яуза
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-25682-2

Фронтовые контрразведчики, «смершевцы»… Их деятельность окутана плотной завесой тайн, сплетен и вымыслов, приоткрыть которую постарался автор этой книги, сам два года прослуживший в «СМЕРШе» и знающий о работе «особистов» не понаслышке.

Будучи действующим офицером Комитета государственной безопасности, В.И. Баранов не имел права издать автобиографическое произведение, но, хотя данная книга и написана не от первого лица, она абсолютно документальна, основана на реальных событиях и конкретных фактах из оперативной работы военной контрразведки.

Виктор Баранов увлекательно и подробно, в мельчайших деталях рассказывает о профессиональной деятельности сотрудников Главного управления контрразведки «СМЕРШа» на переломном этапе войны, об их нелегкой фронтовой службе, о ежедневной борьбе добра и зла, совести и долга.

---

И сейчас, глядя на Сазонова, на его открытое лицо, светло-серые глаза, на две нашивки за легкие ранения и орден Красной Звезды, подумал: вот еще один представитель Системы и, конечно, не самый худший, и даже приятный в общении человек. Начштаба с интересом выслушал результаты осмотра ЧП на снайперской позиции и подвел его к макету местности, где был изображен десятикилометровый фронт дивизии. Сазонов сразу узнал левый фланг и стал пояснять вчерашнее происшествие.

— Вот видите, Александр Павлович, здесь, с этой высотки мы были видны, как на блюдечке, ну и конечно, вложили нам, как следует, если бы не мокрая низинка, то нас бы всех накрыло, а так только отделались одним убитым, в докладной записке — все подробности…

Лепин взял блокнот и сделал несколько заметок. Потом они долго говорили о том, что происходит в дивизии, и о нехватке младшего офицерского состава, худосочном продфуражном снабжении и вшивости личного состава. Говорил в основном Сазонов — начштаба слушал, изредка задавал вопросы и делал пометки.

— Я по дороге к вам встретил знакомого старшину из 664-го полка, так вот послушайте, что он мне поведал. — И Сазонов обстоятельно, с подробностями и в деталях пересказал услышанное. — Не поверите, Александр Павлович, сегодня наш солдат не может сидеть спокойно, заедают его проклятые насекомые. Пока солдат ходит, двигается или спит, он их не замечает, а как только сел в тепле, так они переходят в наступление и начинают шевелиться. И сейчас в землянках и блиндажах основное занятие солдат — борьба с ними, проклятыми. И чего только ни делают: и давят, и жгут на печке белье, катают его бутылками, поливают бензином, но ничего не помогает. Видно, этим кустарным рукодельем не помочь делу — здесь нужны санпропускники, чтобы все белье и одежда были пропарены. В транспортной роте у Самсонова решили сделать свою вшивобойку: то есть сшили двойную палатку, поставили печку, на жерди развесили обмундирование, белье и стали ждать, когда все пропарится. Но не повезло бедолагам! Печку раскалили, вокруг нее жара, а по углам прохладно. Тогда они еще подбросили дровец — печка аж белая стала; тут вдруг одна жердина с одеждой и упала на печку, и в один миг полыхнуло, и нет палатки, и тридцати пар обмундирования и белья как не бывало! А те, кто в прожарку сдал обмундирование, сидят в землянке голые — запасного-то ни у кого не было. Они так бы и просидели до весны, но спасибо заму по тылу Будылину, он из своих резервов отыскал одежонку кое-какую, все ругался и грозил отдать всех под трибунал за такую диверсию.

Лепин вспомнил Китай: там у чанкайшистского воинства законы были свои, китайские. За каждую обнаруженную вошь при осмотре — один удар бамбуковой палкой. Капралы свирепствовали. Они отвечали жалованьем за санитарию солдат. Но это был Китай, там было тепло, а здесь, в утонувшей в снегах дивизии, в лесу, вдали от деревень, ни обмыться, ни постираться. И санпропускники были затребованы давно, но не присылали их на Западный фронт — он в обороне. Сейчас все снабжение идет на юг: снаряды, мины, танки, машины и пополнение людьми, самыми обученными, умелыми — там наступают, а мы — сидельцы, и в генштабе считают, что мы перебьемся как-нибудь, переможемся… Было обидно, что их фронт обделяют всем — от овса до снарядов для артиллерии. Все это только мелькнуло в уме у начштаба, но сказать об этом вслух он не хотел даже Сазонову. Да и к чему травить себя и еще кого-то жалобами, этим делу не поможешь! И он находил ободряющие слова, говорил о примерах благородства при исполнении долга, иногда из военной истории разных стран. И Сазонов мог часами слушать поучительные истории из его прошлой службы, германской войны, о его сослуживцах.

Память у Лепина была замечательная на даты, фамилии, должности, и язык — краткий, как боевое донесение, живой и красочный, как плакат. Ну, откуда бы узнал и кто бы рассказал ему, особисту, что у англичан и французов вообще отсутствуют Особые отделы в дивизиях. Там эту службу возглавляет офицер в чине капитана. А в полку за все отвечает его командир, а вся работа по наблюдению, изучению личного состава, расследованию проступков при нарушении устава, а также уголовных преступлений ведется сержантами, прошедшими специальную подготовку. Командир располагает денежными средствами для организации контроля за рядовыми, младшим офицерским составом и гражданским населением в гарнизоне расположения полка. А вот суд офицерской чести регулировал все, что относилось к обязанностям, правам, чести, достоинству, морали и поведению офицеров на службе и в быту. И он задумывался над тем, что рассказывал начштаба, а сравнивая — поражался! Выходило так: у них там вместо отдела — офицер и несколько сержантов. И получается, что их офицеры — вне подозрений, их не разрабатывают, не вербуют. У нас все по-другому. Доверия — никому, вплоть до комдива. Чихнул офицер, и ты должен об этом знать, записать это и положить в литерное дело, а во второй раз с ним это случится — можно завести дело и подводить под него осведомление, агентов. Вот так было и с политруком Волковым. Он же помнил: если бы его шеф поговорил душевно с политруком, разъяснил, предупредил, а то ведь разные западни устраивал из его окружения: учил их, как вызвать его на откровенный разговор и как затеять спор, чтобы он весь откровенно выложился. А тот, как наивный Школяр, был рад, что его так внимательно слушают. Эх! Если бы он знал, что на него, как на щегла, наброшена сеть и он под присмотром мастера сыскных дел! Будь Сазонов тогда начальником отдела, он бы уберег Волкова от ареста. А с другой стороны, он не представлял дивизию без его отдела. «Особняки» появились вместе с Красной Армией. И она привыкла к ним и к их архисекретной работе. Может, некоторые глухо ненавидели эту службу, но большинство боялось, и отсюда — уважение к ней. Ну как тут не вспомнить незабываемого Гуськова и его слова: «Сазонов, не будь мямлей — бей своих, чужие бояться будут».

Глава IX. СУДЬБА ВОЕННОПЛЕННЫХ

О жестокости и беспощадности органов после расстрельных тридцатых годов в народе ходили легенды. И армейский Особый отдел до войны, а в войну лично от Вождя получивший название «Смерш», унаследовал многое и, самое главное, большую прыть на расправу — чуть чего и к стенке! А уж когда летом сорок второго вышел приказ Вождя № 00227, то все аресты командиров, «самовольно» оставивших боевые позиции, возлагались на особистов, а только потом трибунал штамповал приговоры! Ну как тут не уважать особистов!

Вот такие мысли иной раз посещали Дмитрия Васильевича, и не всегда он находил ответы на многие вопросы. И только один человек в дивизии мог дать ответ, разъяснить, пояснить природу многих явлений. Александр Павлович Лепин знал очень много, системный запас знаний позволял ему проводить параллели, сравнивать и давать четкое и понятное объяснение. Он прекрасно знал военную историю старой России, победы, поражения и реформы, но никогда никто не слышал от него ни одного слова осуждения в адрес развала императорской армии после февраля семнадцатого. У него на этот счет было свое мнение, и оно сильно расходилось с нынешним официальным, единственным для всех, изложенным в кратком курсе истории ВКП(б). Лепина угнетало интеллектуальное одиночество, и, как ни странно, он нашел в Сазонове внимательного слушателя, умного, тактичного собеседника. Они доверяли друг другу не только по взаимной симпатии, но и по долгу службы. Близость фронта, грядущие бои и ответственность за судьбу дивизии сблизили их.

Вот и сейчас Александр Павлович после обсуждения насущных вопросов, как он говорил, для гимнастики ума, разбирая права и обязанности командиров частей согласно новым уставам, появившимся на свет во время воины, извлек из своей обширной памяти примеры того, в каких странах и как создавался кодекс военно-административных прав и обязанностей командира части. Из них Дмитрий Васильевич узнал, что командир батальона английской армии имел право без санкции военного министерства сделать запрос в свой парламент и получить ответ по интересующему его вопросу. Пользуясь своей властью, он мог принять решение по конфискации захваченного трофейного имущества. И самое главное, что поразило Сазонова, — на основе Гаагской конвенции 1907 года, подумать только, ему, командиру батальона, давалось право осуществлять обмен военнопленными на условиях, не унижающих честь королевских войск!

Если бы он это узнал от кого другого, не поверил бы, но это говорил Лепин! И тут же Дмитрий Васильевич, в свою очередь, рассказал, как осенью сорок первого, отступая к Калинину, на участке соседней дивизии зенитчики исхитрились и подбили «мессер». Самолет сел на брюхо в болоте, и красноармейцы прихватили целехонького, без единой царапины, уже немолодого, с седой головой летчика. А когда расстегнули комбинезон, ахнули — вся грудь в орденах и крестах! Наутро немцы через радиоустановку запросили для переговоров парламентариев, чтобы обменять этого летчика на сто наших пленных красноармейцев. Оказалось, летчик-то был их героем и асом авиации! Комдив отправил на переговоры своего адъютанта, но особисты позвонили в штаб армии, и оттуда приказ — прекратить переговоры с врагами, ну а комдива с адъютантом через пару дней увезли; и сгинули °ни. А потом был приказ по армии — полный запрет на переговоры.