Виктор Баранов - СМЕРШ. Будни фронтового контрразведчика.

• Название: СМЕРШ. Будни фронтового контрразведчика.
• Автор: Виктор Баранов
• Издательство: Эксмо, Яуза
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-25682-2

Фронтовые контрразведчики, «смершевцы»… Их деятельность окутана плотной завесой тайн, сплетен и вымыслов, приоткрыть которую постарался автор этой книги, сам два года прослуживший в «СМЕРШе» и знающий о работе «особистов» не понаслышке.

Будучи действующим офицером Комитета государственной безопасности, В.И. Баранов не имел права издать автобиографическое произведение, но, хотя данная книга и написана не от первого лица, она абсолютно документальна, основана на реальных событиях и конкретных фактах из оперативной работы военной контрразведки.

Виктор Баранов увлекательно и подробно, в мельчайших деталях рассказывает о профессиональной деятельности сотрудников Главного управления контрразведки «СМЕРШа» на переломном этапе войны, об их нелегкой фронтовой службе, о ежедневной борьбе добра и зла, совести и долга.

---

Непонятно почему, но Кузаков искал дружбы с Сазоновым. Он побаивался всеведущих органов и осторожно заискивал перед Сазоновым, а тот не обращал на него внимания и держался с ним ровно, без проявлений дружбы. С появлением Бондарева в отделе Кузаков стал частенько забегать к нему в блиндаж, и Бондарев тоже проторил к нему дорожку и бывал в политотделе чаще, чем этого требовала его служба. И Дмитрий Васильевич не обращал бы на это внимания, если бы не деликатный намек начштаба Лепина на эту странную дружбу двух старших офицеров. Ларчик просто открывался — Бондарев хотел быть начальником отдела, и как можно скорее. Он не мог согласиться с тем, что политически малограмотный капитан руководил им, майором, имевшим опыт политработы, и не где-нибудь, а в политотделе корпуса! А то, что у него не было опыта и знаний по оперативной работе армейской контрразведки, об этом он даже не думал и надеялся, что у него будет заместитель и оперативный состав, и это они должны заниматься выявлением шпионов и врагов, осведомлением, агентурой, разработками, арестами и прочими делами, возложенными на особистов во фронтовых условиях, а он — осуществлять общее руководство отделом, представлять его на совещаниях, партсобраниях, различных активах командно-политического состава, говорить там жестко, но умно, политически грамотно и по-партийному выдержанно: с критикой, указанием недостатков, постановкой общих задач с учетом сложившейся обстановки и объяснением всех недочетов боеготовности единственной причиной — недостаточным политвоспитанием, недоработкой парторганов и комсомола в ротах и батальонах с личным составом. Так, или примерно так, Бондарев представлял себя на должности главного особиста дивизии, и Кузаков ему был нужен как союзник против Сазонова. Он надеялся, что начальник политотдела в своих донесениях благодаря их дружбе сможет разок-другой указать на безукоризненное поведение коммуниста Бондарева, на политически зрелую подготовку, с учетом работы в корпусном политотделе, и вытекающий отсюда пример коммуниста-руководителя в офицерском корпусе дивизии! Кузаков знал, что кроме указанных качеств его продвиженец должен отличиться на своей службе, а об этом обычно сообщает руководству его непосредственное начальство — капитан Сазонов, и никто больше. Но Бондарев пока ничего героического и выдающегося не совершил: успехи в разоблачении шпионов и других подрывных элементов за отделом не числились, а мелочь в виде дисциплинарных проступков среди личного состава была не в счет. Кузаков откровенно объяснил сложившуюся ситуацию и порекомендовал Бондареву добиться у Сазонова такого задания, которое при его выполнении имело бы успех и значимость в оперативной работе отдела. И тогда Кузаков смог бы через свои связи в военсовете и политотделе армии способствовать Бондареву в достижении намеченной цели.

Кузаков, в свою очередь, рассчитывал на то, что «продвинутый» им Бондарев будет сохранять лояльность к нему и поможет оказать влияние на командира дивизии и оттолкнуть его от умного, но иронично настроенного к политорганам начальника штаба Лепина. О сговоре, замыслах и планах этих двух Сазонов в ту ночь еще не знал, но предубеждение против Бондарева у него уже сложилось. И только сейчас, в глухую полночь он признался себе, что «ненаглядный» — так окрестил он своего зама, вложив в это слово горькую иронию обманутых надежд, никогда не будет его близким другом. Представить себе, что он стал бы обсуждать с Бондаревым те спорные вопросы о ходе войны, излишней жестокости в тылу и на фронте, и к своим пленным, необоснованной подозрительности ко всем, кто был на оккупированной территории, он не мог ни в коем случае. Никаких откровений и рассуждений с ним и больше спроса по работе! Вот тогда у него будет меньше времени бегать в политотдел, решил Дмитрий Васильевич.

И с чувством облегчения он настрочил длинную резолюцию, где возлагал на Бондарева исполнение приказа Главного управления «Смерш» по подбору и использованию зафронтовой агентуры на территории противника. В этом приказе была изложена главная задача — получение разведывательной информации о системе обороны вермахта, но для этого нужны были хорошо продуманная система и способы проникновения на прифронтовую территорию противника, легализация исполнителей, а затем сбор разведданных и передача их в Центр. Но главное — были нужны исполнители. А где их взять, таких, каких требовал Приказ: проверенных, умелых, морально устойчивых, преданных партии и правительству?! И опять, вспомнив своего «ненаглядного», он представил себе, как тот приступит к выполнению приказа, не имея опыта в этом деле. «Пусть побеспокоится, побегает, посидит. Подумает, займется делом, может, и встанет на путь истинный, — думал Сазонов. — И сам себе отвечал: — Может и исправится, но шансов очень мало — испортила его служба в облисполкоме и в политотделе!» Потом Дмитрий Васильевич достал еще приказ своего фронтового управления, где указывается на необходимость выявления агентуры противника, внедренной в отряды партизан, перешедших линию фронта из оккупированных районов в связи с активизацией карательных действий гитлеровцев на территории Белоруссии. Он устал читать о том, как и где нужно вести опрос партизан, что нужно было заполнить в опросном листе на подозреваемых лиц с последующей отправкой этих листков в полевые фильтр-лагеря вместе с подозреваемыми. Все было расписано четко и гладко, но не было указано, где капитан Сазонов возьмет столько единиц оперативного состава, чтобы выполнить этот приказ, а ведь сколько времени потребуется на эту писанину!

Но вот папка приказов опустела, и Дмитрий Васильевич начал читать последний, где на его отдел возлагалась тяжелая и кропотливая работа: «…учитывая положительный опыт в отдельных эпизодах по использованию маршрутной агентуры для выявления среди пополнения, которое направляемая в действующую армию, лиц, вынашивающих изменнические настроения по переходу на сторону врага, а также с преступным прошлым, склонных к неподчинению командирам, азартным играм, разбою, мародерству, кражам и т. д., как показала практика, предварительное изучение контингента пополнения в запасных полках, маршевых ротах способствует выявлению и предупреждению преступлений в Действующей армии, ее тыловых частях и усилению их боеспособности!..» И он с интересом прочитал главную часть приказа — приказную, где предписывалось составить план подготовительных мероприятий, заполнить от руки карточки на завербованных агентов-маршрутников и направить их в учетные подразделения фронтовых управлений Особых отделов, а самих «маршрутников» в зависимости от обстоятельств под соответствующими легендами внедрять в пересыльные пункты, полевые военкоматы, резервные подразделения, учебные полки и батальоны. А дальше шел абзац о том, с кем из армейских начальников нужно было согласовывать командирование «маршрутников». И в конце приказа очень строго: «…докладывать по результатам мероприятий ежемесячно во Фронтовые Управления особистов».

Сазонов мысленно одобрил авторов приказа. Уж ему-то не знать армейских уголовников! Они прошли перед ним как задержанные, арестованные, подследственные, и ни один из них не вызывал у него симпатий и сожаления. Внешне, а больше внутренне, они походили друг на друга: жестокие, злобные, жадные. Многие из них — бывшие деревенские, испорченные тяжелым, неквалифицированным и непривычным для них трудом на многочисленных стройках, неустроенностью, беспризорностью, жуткими барачными нравами, воровскими компаниями, искалечившими их тела, нрав и души. Как и их предки, они не любили любую власть и ее законы и относились к ним без уважения, но и власть отвечала взаимностью, а ее законы с излишней жестокостью гнули и ломали, не оставляя им надежды на прощение или смягчение их вины. Только страх перед неотвратимостью наказания заставлял многих из них подавить в себе вольницу, подчиняться командирам и безропотно нести тяжкий крест солдата войны.

Была уже полночь. Закончив просмотр бумаг, довольный, что ему никто не помешал — телефон молчал, никто не приходил, не отрывал его от этого нудного, но необходимого занятия, — он вышел из блиндажа. Небо наполовину очистилось от косматых туч и поблескивало далекими звездами. Где-то далеко, на левом фланге, катились отблески осветительных ракет, стояла тишина, но она была тревожной и пугающей из-за близости фронта.

Мысленно он был благодарен тем, кто сейчас, в эту февральскую ночь, мерзнет в боевом охранении на переднем крае, в холодном окопе, ожидая очередную смену, вглядываясь в темноте зимней ночи в ту сторону, где тоже солдаты, только в другой форме, томились ожиданием смены, мерзли и так же напряженно вслушивались в окружающее их безмолвие лесов, болот и белого снега чужой страны. Вернувшись в блиндаж и уже засыпая, он вспомнил, что уже давно не получал писем от матери и своей сестры Вари; пытался представить их лица, но сон внезапно одолел его сладостью мягкой тьмы, и он ушел в него мгновенно и без остатка.