Карл Иммерман - Мюнхгаузен, История в арабесках

• Название: Мюнхгаузен, История в арабесках
• Автор: Карл Иммерман
• Жанр: Прочая детская литература

---

Он бросил такой выразительный взгляд на своих подчиненных, что у меня моментально исчез внутренний импульс к продолжению речи.

- Известна ли вам, господа, какая-нибудь третья возможность? обратился он к Кернбейсеру и Эшенмихелю. - Я убежден, что для вас всего важнее истина.

- Нет! - храбро ответствовал Эшенмихель.

- Нет, - робко сказал Кернбейсер.

- Знаете ли вы какую-нибудь третью возможность, собравшиеся швабы? крикнул чиновник в публику.

- Нет! - раздался единогласный ответ толпы.

- Думаете ли вы, что я шепнул об этом господам докторам и что полиция помогает инсценировать здесь фальшивое чудо?

Снова бурный протест.

- Таким образом, с полной достоверностью устанавливается факт, что только дух магистра мог дать эти сведения обоим просветленным мужам, сказал чиновник. - При таких обстоятельствах, а также ввиду того, что о завещании шла речь в потустороннем мире, - в мире, где отсутствует обман, мы посвятим содержанию этого документа сугубое внимание. Несомненно, что тауматургия переживает сегодня великий триумф. Я искренно скорблю, что в этот торжественный день я не смог поставить почетные кресла для ее жрецов на какое-нибудь другое возвышение, а только на этот помост, на котором мы, к сожалению, показываем народу в базарные дни совсем других особ. Но господин доктор Эшенмихель познакомил нас с демонофанией слишком неожиданно, и за неимением ничего лучшего мы принуждены были в спешке прибегнуть к этому недостойному сооружению.

Он приказал писцу поискать на полке "С". Все сердца беспокойно забились. Писец подошел к полке, порылся там, выбросил сначала несколько потемневших папок, так что пыль взвилась столбом, достал, наконец, пожелтевший конверт и прочел внятным голосом надпись на нем, каковая гласила:

"Здесь хранится последняя воля Иодока Зеведея Шноттербаума, при жизни магистра свободных искусств, родом из Галле в Швабии.

Опубликование поручаю назначенному мною душеприказчику - Случаю".

Раздалось единогласное "ах!". Ожидание было удовлетворено. Эшенмихель сидел, как триумфатор, на своих подмостках. Кернбейсер все бледнел по мере того, как победа склонялась на сторону чуда.

В это мгновение приковылял в архив, а затем на стол, за которым сидел чиновник, большой черный ворон. Он доверчиво уселся против полицейского и смотрел на тауматургов, как посвященный.

- Ну, ну, старый Клаус, вестник несчастья, что тебе нужно? - сказал чиновник и погладил по спине ручную птицу, повсюду следовавшую за своим господином.

Печати завещания тоже были признаны неповрежденными. Писец сломал их по приказанию начальства и ясным, для всех внятным голосом прочел нижеследующее.

"Лирическое отступление рассказчика

- О, судьба человеческая, судьба человеческая! Над какими крутыми пропастями бродишь ты, подобно лунатику! Мнится тебе, что идешь сквозь златые врата Византии, что приближаешься к павлиньему трону Великого Могола в Дели, а тут раздается будящий крик, и ты валяешься, искалеченная, свалившись с кровли, на которую бессознательно взобралась! Увы, сколь прав был бледнеющий Кернбейсер, сколь прав был черный ворон, сколь прав был я, когда хотел говорить о возможности третьего случая!"

Завещание магистра Шноттербаума содержало следующие распоряжения и показания:

"Смерть есть явление предопределенное, но день и час ее не предопределены. Посему, ввиду растущей моей слабости, но в здравом уме, решился я составить последнюю волю. Я всегда принадлежал к людям, которые не имели своей воли, но эту мою последнюю я хочу иметь и осуществить.

Худосочным явился я на свет, худосочным бродил я по миру и худосочным, по всей вероятности, покину его. Но составить завещание имеет право даже самый убогий, и ни один тиран не может ему в этом воспрепятствовать. Я надеюсь, что буду правильно понят, если напомню, что сын человеческий, не имевший ничего, когда должен был сложить голову, составил завещание, по которому наследовали поколения двух тысячелетий. Этого сына человеческого я любил при жизни, но не как Регана и Гонерилья своего отца, а втихомолку. За это меня считали дурным христианином и атеистом, что я охотно терпел, так как познал любовь Реган, Гонерилий, Эдмундов и Корнуэльсов по ее плодам (*97).

Из мирских благ мне принадлежат три вещи, а именно: мой труп, внебрачная дочь и старый, совершенно истрепанный мною Ювенал, геттингенское издание Фанденгука 1742 г. В отношении моего трупа я предоставляю право наследования моим родственникам по восходящей линии, т.е. завещаю его матери-земле, и пусть он сам позаботится, как ему воскреснуть, а пока что я хочу спокойно подремать. Свою внебрачную дочь я завещаю рукоделию, которому она по моему распоряжению обучилась во всех тонкостях. Моего Ювенала пусть разыграют в кости столицы мира. Его получит и будет пользоваться им в виде вечного фидеикомисса та, которая выкинет низшие очки.

Из вечных и нетленных благ я обладаю великой истиной и доказательством ее на назидательном примере, который, в свою очередь, связан с невероятной тайной. Это соединение истины, примера и тайны я оставляю и завещаю всем здравомыслящим людям. Так как точное обозначение наследников составляет основное условие законного завещания, то я указываю здесь, что из числа возможных претендентов исключаются:

1) так называемые великие умы

2) благородные характеры

3) выдающиеся люди

4) чувствительные души

5) те, кого называют

а) высокозаслуженными

б) высокочтимыми и горячо любимыми.

Моими же наследниками должны быть здравомыслящие люди, ныне, к сожалению, весьма пришедшая в упадок и незначительная секта. Ибо здравомыслие, которое я имею в виду, не приносит своим адептам ничего, кроме бедности и неуважения, да и само не ходит ни в шелку, ни в бархате, а в скромной белой одежде. Буфы, банты и стеклярус отсутствуют в его костюме; на щеках его не горит столь любезный многим чахоточный румянец, а блистают чистые, здоровые краски, слишком грубые и свежие для испорченного вкуса. Словом, в нем нет ничего, что может прельщать и соблазнять.

Моя великая истина заключается в следующем: нет такого безумия, такого сумасшедшего чудачества и простофильства, которое бы навсегда вымерло среди людей. Наоборот, гибель самых ужасных предрассудков - пока еще только мнимая смерть. Они в свое время постоянно воскресают, и даже не в новых одеждах! Нет! На такие расходы не раскошеливается их царь и военачальник. Они возрождаются такими, какими были, в своем старом, жалком, нищенском виде. Когда глупцы и трусы низвергают какое-нибудь царство, а умники и храбрецы его спасают, то несколько дней спустя после спасения безусловно начинается вновь господство глупцов и трусов. Если случалось миллионы раз, что рабы грабили и убивали господ и только верность свободного гражданина прикрывала благочестиво-спасительной рукой добро и главу повелителя, то, несмотря на это, любовь к рабовладению постоянно возрождалась. И если человек охватил духом мир духов, то это не мешает тому, что устарелая, жалкая, захиревшая болтовня о знамениях, чудесах, привидениях, весь этот заплесневелый, мистический хлам вклинивается в мнимо освобожденный от него мир.

Приведу вам, дорогие наследники, в доказательство сих последних слов назидательный пример. У нас была Реформация и в связи с ней возникла великая философия и литература. Мы полагали, что могут считаться уничтоженными всякие фетиши, амулеты и духи. Наконец, мы думали, что как Эмпиреи, так и Гадес будут жить только в адекватной сфере просветленного человеческого сознания и в его внешней оболочке, истории. Ничего подобного. В девятнадцатом столетии опять внезапно зашевелилась эта протухлая, навранная, невидимо-видимая труха. Всякие потусторонние древоеды, мокрицы и могильные черви повылезали из своих дыр; святое имя бога и сына человеческого выкликается среди удушливой вони и испарений; мисты и эпопты (*98) по глупости или из плутовства закатывают глаза и не стыдятся пришпиливать слова Вечной Жизни к своему потрепанному вздору. Брюхо потаскухи, оказывается, знает больше, чем ум и сердце мудреца. И во всю эту дребедень, бестолочь и бабьи пересуды, образцом коих могут служить "Волшебный жезл" Претория, "Дьявольский Протей" Эразма Франциска и "Многообразный Гинцельман", верит множество людей всех сословий и благодушно распространяет их дальше.

"Ай, ай, - скажете вы, мои наследники, - какое скверное наследство ты нам оставляешь! Ведь это значит, что у нас процессы ведьм на носу!" Терпение, дорогие мои! Конечно, весьма возможно, что наши внуки снова переживут процессы ведьм, но до этого еще не так близко, и именно благодаря невероятной тайне, связанной с назидательным примером, о котором дальше будет речь. Вы знаете, дорогие наследники, что доктора Эшенмихель и Кернбейсер, которые особенно способствовали пышному расцвету этой возни с духами, считаются всем миром за ученых и достойных мужей, и вы, вероятно, тоже считаете их мужами. Но если, как я полагаю, выяснится, что это не так, то более чем вероятно, что демонические явления будут дискредитированы или, образно говоря, окажутся шутовским фарсом, и тогда наши потомки, быть может, все-таки будут спасены на ближайшие тридцать лет от процессов ведьм.