Кайрин Дэлки - Война самураев

• Название: Война самураев
• Автор: Кайрин Дэлки
• Издательство: ООО «Изд-во АСТ»
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-050750-4, 978-5-403-00038-3

Земля Ямато стала полем битвы между кланами Тайра и Минамото, оттеснившими от управления страной семейство Фудзивара.

Когда-нибудь это время будет описано в трагической «Повести о доме Тайра».

Но пока до триумфа Минамото и падения Тайра еще очень далеко.

Война захватывает все новые области и провинции.

Слабеющий императорский двор плетет интриги.

И восходит звезда Тайра Киёмори — великого полководца, отчаянно смелого человека, который поначалу возвысил род Тайра, а потом привел его к катастрофе…

(обратная сторона)

Разнообразие исторических фактов в романе Дэлки потрясает. Ей удается удивительно точно воссоздать один из сложнейших периодов японского средневековья.

«Locus»

Дэлки не имеет себе равных в скрупулезном восстановлении мельчайших деталей далекого прошлого.

«Minneapolis Star Tribune»

---

Ёсицунэ опять поклонился:

— Вы несказанно щедры, Хидэхира-сама. Я постараюсь оправдать этот дар.

— Кстати, о дарах, — произнес Хидэхира. — Нельзя забывать и о добром Китидзи, который доставил вас сюда с угрозой для жизни и благосостояния. — Он кликнул слуг, и те принялись выволакивать на веранду сундук за сундуком — на глазах потрясенного купца. — В сундуках ты найдешь сотню выделанных оленьих шкур, столько же орлиных перьев, сотню свертков тончайшего в Осю шелка, сотню пар сапог медвежьей кожи и сотню сосудов сливового вина. Еще тебе выдадут трех наших лучших коней и, раз ты торгуешь золотом, шкатулку чистого золотого песка. Надеюсь, ты найдешь это достойным вознаграждением за свой благородный и доблестный труд.

Китидзи, раскрыв рот, смотрел на выставленное великолепие.

— Это… этого более чем достойно, Хидэхира-сама. Ёсицунэ подошел к златоторговцу и пожал ему руку.

— Ты не заслуживаешь меньшего, добрый Китидзи-сан. Я и сам одарил бы тебя по совести, если бы имел что дарить. Постой… вот мечи, которые уже побывали в твоем распоряжении…

— Нет-нет, добрый господин, оставьте их себе, — прервал его Китидзи. — Для меня было великой честью сопровождать вас сюда. Будет лучше, если вы вспомните сего купца добрым словом, когда станете править Хэйан-Кё, как сейчас правит им тиран Киёмори. Тогда и придет время отдариваться.

— Звучит как слова прощания, — встрял Хидэхира. — Едва ли это сейчас уместно. Идемте же, попируем вместе. Расстаться всегда успеете.

Лампа дхармы

Господин Киёмори снял с темно-серого рукава алый лист клена. Поглядывая то на север, то на восток, он мерил шагами веранду Нисихатидзё в ожидании новостей. «Демон побери этого Го-Сиракаву, — думал он. — Вечно тянет время».

Киёмори вернулся в столицу поздним летом, и — как оказалось — лишь затем, чтобы выяснить, что государь-инок вновь притесняет монахов. Разузнать, были ли эти нападки особой частью его планов или же ин поступил так непреднамеренно, Киёмори не сумел, однако не счел это важным. С самого случая на похоронах Нидзё святые обители точно нарывались на стычку, ища повода отплатить за обиды.

На сей раз поводом стало посвящение ина в монахи — до того он считался послушником. Первоначально церемония переноса дхармы должна была протекать в храме Миидэра, но это вызвало такое недовольство при дворе, что ину пришлось изменить задуманному.

Вместо Миидэры он отправился в Тэннодзи, старейший буддийский храм в Японии, чтобы получить там пять сосудов с водой мудрости, добытой из священного колодца Камэи.

Как оказалось, перемена ничего не дала. В среде монахов-воинов и простых иноков Энрякудзи давно зрело недовольство властью ученых старцев. Вдобавок воинствующих монахов не пригласили на обряд иноческого посвящения Го-Сиракавы, отчего все монастыри Хиэйдзана подняли бунт.

Киёмори ждал вестей о сражении, поскольку на помощь ученым монахам были высланы несколько сотен из воинства Тайра. Но вот на северо-востоке показался дымок, почти слившийся с осенним туманом, а значит, дела обстояли не лучшим образом.

Прибыл гонец, хотя и не с горы Хиэй — очередной разведчик из столицы с недельным докладом.

— Ну, что у тебя? — загремел Киёмори.

— О молодом Минамото в столице не слышно, Киёмори-сама.

— Хм-м… А в провинциях?

— Слухи приходят отовсюду, господин, но далеко не всем можно верить. На севере, сказывают, в услужение Фудзивара Хидэхиры прибыл молодой воин. Впрочем, он так ловко управляется с мечом, что вряд ли может быть тем, кого мы ищем. Где это видано, чтобы монастырский воспитанник вырастал великим бойцом, да еще втайне от нас?

— Стало быть, прошло больше двух месяцев, — размышлял вслух Киёмори, — а об Усиваке ни слуху ни духу. Пожалуй, отложим пока это дело и займем тебя более насущными хлопотами.

— Если позволите, господин, я выведал, где сейчас обретается мать мальчика, Токива. Ваша супруга, Нии-но-Ама, имеет догадку на этот счет. Быть может, если мы схватим Токиву, как однажды схватили ее мать, когда искали отпрысков Минамото, и пригрозим ей пытками, Усивака точно так же выдаст себя.

«Ах ты, старая гадина! — тихо ярился Киёмори. — Или задумала поквитаться с соперницей после стольких лет? А может, решила ткнуть меня носом — мол, права я была: мальчишку следовало извести давным-давно?»

— Нет! — вскричал он вслух. Чуть погодя добавил: — Как часто напоминает мне сын, Сигэмори, каждый мой шаг сказывается на славе Тайра. Любая жестокость может лишь укрепить людей во мнении, будто я тиран. Нет, уж лучше считать, что Усивака нарвался на неприятности и более не представляет угрозы. Теперь касательно Сигэмори…

— Прошу прощения, повелитель, но он по-прежнему не хочет принимать от вас писем и отправлять дополнительные войска на гору Хиэй вам в содействие.

— Хм-м…

Сигэмори сторонился отца с той минуты, как пришла весть о смерти ссыльного Наритики. По словам его стражей, старший советник каким-то образом упал с отвесной скалы на бамбуковые колья, выставленные для просушки. Сколько бы Киёмори не уверял сына в том, что в смерти советника повинен случай, Сигэмори на диво упорно отказывался это принять.

— Что ж, раз мой сын решил от меня отстраниться, я… Во дворе застучали копыта.

— Разведчики с горы Хиэй прибыли! — донеслось от ворот.

— Ступай, — сказал Киёмори шпиону, после чего тот беззвучно исчез.

Сам же прошел на двор, где у подножия лестницы согнулись в поклоне двое мужчин в измазанных грязью и кровью доспехах. На их лицах читалось отчаяние.

— Ну?

— Киёмори-сама, мы опоздали. Ваши люди старались как могли, однако командующий Мунэмори, видимо… не был готов встретить такой отпор.

— Зря я его послал, — проворчал Киёмори себе под нос. — Воевода из него никудышный, хотя дело не предвещало сложностей. Но Мунэмори так просил о возможности показать себя победителем…

— Не вините командующего, Киёмори-сама, — произнес второй разведчик. — Монахи-воины сманили на свою сторону всех бродяг, разбойников, воров и прочее отребье, так что ученые иноки оказались повержены даже раньше, чем мы успели приблизиться к Энрякудзи.

— Мунэмори-сама немного замешкался, решая, куда повести войска, — подытожил первый гонец, — но, видя, что святилища охватил огонь, он бросился вперед и бился без устали, пока не оттеснил лиходеев в горы.

Спустя миг Киёмори принял решение.

— Подать мне коня. Я отправлюсь туда и поговорю с Мунэмори сам.

Надев только панцирь и шлем, собрав сотню воинов из своего окружения, он выехал из столицы.

Остаток дня прошел в пути по тропе, вьющейся по склону горы Хиэй. Ее обочины были усеяны телами монахов — и воинов, и ученых, что свидетельствовало о яростной сече, бушевавшей в этих священных местах. Кода солнце тронуло верхушки холмов на западе, Киёмори с дружиной достиг дымящихся развалин — останков того, что некогда слыло самым величественным храмовым сооружением на земле.

Ворота Энрякудзи были проломлены. Здесь сердце тяготило не столько обилие тел, сколько разбросанные повсюду остатки священной утвари. Расколотые на куски изваяния Будд, босаду, демонов-хранителей валялись, втоптанные в грязь. Хранилища с драгоценными рукописями прошлых веков превратились в груды пепла и обугленных бревен, а в стенах и крышах сокровищниц зияли громадные дыры.

Киёмори смятенно озирал пепелище. Даже он, не будучи глубоко верующим человеком, несмотря на постриг и монашеские обеты, чувствовал великий разлад от потери столь древнего, прославленного творения. То, что ками и босацу попустили этому произойти, не предвещало добра.

Но вот из руин выбрались трое конников Тайра. Они подъехали к Киёмори, и средний снял с головы шлем с забралом. Им оказался Мунэмори.

— Отец, вам не стоило приезжать.

— Я должен был сам убедиться. Каково наше положение?

— Мунэсигэ и его люди изгнали негодяев в горы. Теперь служки едва ли вернутся сюда. Пусть они одолели многих ученых монахов, не по вкусу им будет такая победа.

— Что за безумие породило этот бунт, Мунэмори? Тот растерянно заерзал в седле.

— Единственно жадность людей, позабывших свое место в мире, отец, и возжелавших почестей не по заслугам.

Киёмори, прищурившись, взглянул на сына — не такими ли словами часто поминали Тайра?

— Мои наблюдатели доложили, что ты медлил перед атакой.

— Помилуйте, отец, но их со мной не было, а посему они не могли знать, какое замешательство здесь творилось. Кое-кто из служек сражался на стороне ученых монахов, и я не мог начинать атаку, не зная наверняка, где неприятель.

Киёмори кивнул — не затем, чтобы ободрить Мунэмори, а лишь утверждаясь во мнении, что его средний сын все такой же никчемный воитель. «Никогда больше не поставлю Мунэмори во главе дружины».