Леонид Жариков - Червонные сабли

• Название: Червонные сабли
• Автор: Леонид Жариков
• Жанр: Историческая проза

Повесть «Червонные сабли» - продолжение давно известной и полюбившейся «Повести о суровом друге» писателя Леонида Жарикова. Из новой повести читатель узнает, как сложилась судьба Леньки Устинова, отважного кавалериста-буденновца, как с саблей в руках он защищал Республику труда, как мстил врагам за смерть своего друга Васи Руднева, с которым плечо к плечу отважно сражался в «Повести о суровом друге».

---

Леонид Михайлович Жариков

Червонные сабли

Повесть

Художник Ю. Баранов

М.: Сов. Россия, 1984

Повесть «Червонные сабли» - продолжение давно известной и полюбившейся «Повести о суровом друге» писателя Леонида Жарикова. Из новой повести читатель узнает, как сложилась судьба Леньки Устинова, отважного кавалериста-буденновца, как с саблей в руках он защищал Республику труда, как мстил врагам за смерть своего друга Васи Руднева, с которым плечо к плечу отважно сражался в «Повести о суровом друге».

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ТРЕВОГА

Глава первая. ЛЕНЬКА С ТОГО СВЕТА

Мы раздуем пожар мировой,

Церкви и тюрьмы сровняем с землей.

Ведь от тайги до британских морей

Красная Армия всех сильней.

1

Никогда так буйно не цвели донецкие степи, как в ту весну. Обильные снега сошли дружно, солнце пригрело землю, и степи зацвела торопливо и радостно.

На сколько хватал глаз покачивались над шелковистым ковылем лиловые шалфеи, золотистый горицвет. Весело цвело девичье счастье - любистик, выглядывал из травы болиголов и щедро благоухал пьянящий аромат ладана.

Спокойно раскинулись под синим небом неоглядные степи, словно и не было никакой войны и никогда не было на земле смерти. Только если пойти напрямик через балки и курганы, можно было поднять в траве поржавевшую каску с одноглавым орлом и нерусской надписью: «Deutschland, Deutschland über alles!»[1], обломок сабли с красивой резьбой по эфесу, а где-нибудь в канаве у дороги - белый череп. Он лежит, глядя в небо пустыми глазницами, а в пробоину над бровью пророс кустик травы. Деловито ползет по темени муравей, жужжит золотой шмель, а череп лежит среди цветов, чистый, добела промытый дождями, и новая жизнь торжествует вокруг.

Сколько уже лет в этих степях горели каты, и земля оглохла от грома орудий. Сверкали на солнце скрещенные сабли, и кони метались по степи без всадников.

Украина, край полуденный, столько видела ты горя, столько впитала крови и слез!..

2

В ту весну по степной дороге ехал одинокий всадник. Неподседланная молодая лошадка шагала неторопливо, как видно, долог был путь. Всадник беззаботно насвистывал песенку и время от времени поторапливал конягу, причмокивая губами и дергая веревочными поводьями.

Вид у всадника был залихватский: на плечах генеральская шинель с медными пуговицами и выдавленными на них двуглавыми орлами. Рукава были так велики, что собирались в гармошку. На голове красовалась буденовка, сбитая на затылок так, что звезда смотрела в небо. Буденовка выглядела потрепанной и засаленной: как видно, служила хозяину и шапкой, и подушкой, а может быть, и полотенцем. На солдатских ботинках с обмотками позванивали серебряные, не иначе тоже генеральские, шпоры. Грозный маузер в деревянной кобуре был надет поверх шинели и придавал ему вид бывалого кавалериста.

Солнце вставало над степью, и первые лучи ослепительными бликами играли на медной трубе, болтавшейся за спиной всадника. Не поймешь: генерал не генерал, красноармеец, не красноармеец, а поди-ка, сунься - вон какой грозный у него вид!

Ничто не будило тишины раннего утра. Лишь звенели в небесной синеве невидимые жаворонки да всхрапывал конь, мотая на ходу головой.

Скоро на дороге показалась бричка, запряженная круторогими волами. В бричке сидел дед в соломенной шляпе, а рядом миловидная девочка, повязанная ситцевым платком.

Увидев людей, всадник пришпорил коня, натянул повод и чертом завертелся вокруг брички, заскакивая то с одной, то с другой стороны.

- Бог помощь, дедушка, откудова путь держишь?

- С села Семеновки.

- А до Юзовки далеко?

- Та ни. Вон за той могилой, прямочки.

- Ну как вы здесь живете? - весело спросил всадник.

- Слава богу...

- А я с войны еду. Лупили эксплуататоров и всякую гидру. Скинули всех в море: и Деникина и Шкуро.

- То добре... - неопределенно отозвался дед.

Всадник продолжал вертеться на коне. Чувствовалось, что ему не терпелось поговорить, да и черноокая не спускала с него зачарованных глаз.

- Теперь живи, дедусь, ничего не бойся, - говорил он весело. - Бери власть в свои руки и сей хлеб, а мы, рабочие, поможем вам, бедным селянам.

- Спасибо на добром слове.

- Ну, пока всего хорошего, бывайте здоровы!

- С богом, сынку...

Дед, обернувшись, долго с удивлением смотрел вслед верховому, потом ударил палкой вола, и бричка тронулась дальше.

Всадник влетел на вершину степного кургана. В синей дали, точно видение, возникла островерхая черная гора - террикон угольной шахты. Волнуясь, кавалерист встал ногами на спину лошади, чтобы дальше видеть, снял с головы буденовку и замахал ею над головой.

- Э-гей!.. - закричал он так громко, что птицы испуганно вспорхнули.

Радость всадника словно передалась коню, и он призывно заржал, ударил копытом землю.

Справа от дороги в неглубокой балке поблескивала на солнце степная криница. Всадник повернул коня и рысью поскакал с косогора.

Возле ручейка, где цвело множество красных и желтых тюльпанов, он спешился, сбросил шинель и, пока лошадка пила воду, умылся, вытер лицо подкладкой буденовки и пригладил белесый чуб. Потом он украсил тюльпанами буденовку, гриву коня. И лишь тогда снова сел верхом и двинулся дальше.

Террикон приближался. Показались заводские трубы, заблестел купол городской церкви с крестом. Шахтерский городок манил к себе, как мираж, и всадник смотрел и смотрел вперед, точно боялся, что мираж исчезнет. Он нетерпеливо дергал поводья, но буланый устал или капризничал: скакать не захотел.

Скоро потянулись белые мазанки с земляными крышами, густо заросшими травой, низкие заборы, сложенные из обломков степного камня. Улочки были узенькие - три шага от забора к забору. На одной из них женщина в платочке белила хату.

Поравнявшись, всадник приподнял украшенную цветами буденовку.

- Бог помощь, тетенька. Попить водички не найдется?

Женщина зачерпнула в сенцах кружку воды и поднесла. Руки у нее по локоть были в засохших белых крапинках глины. Ласково глядя на веселого вояку, она спросила:

- Откуда едешь, такой красивый? Жениться, что ли, собрался?

- Из лазарета, мамаша, домой еду на побывку.

Женщина с сочувствием спросила:

- Сколько же тебе лет, если уже на войне добывал?

- Эге, мамаша. Я три раза раненный: два навылет, а третий вот саблей.

Женщина горестно поджала губы и закачала головой:

- Сыночек, да ты совсем дитё, а уже порубанный.

- До свадьбы заживет. Зато теперь наша власть, и, как в песне говорится: воспрянет род людской.

- Милый мой, да ты отца с матерью напугаешь ранами.

Кружка стукнулась о зубы, рука опустилась.

- Отца-мать на базаре не купишь, тетенька... Благодарствую за водичку... Ты, я вижу, сама немало горя видела. Только не горюй, мамаша. Теперь новая жизнь начнется.

- Дай бог... - печально отозвалась женщина.

- Хорошая жизнь придет. И ты, может быть, последний раз свою хату белишь.

- Почему так, сыночек?

- В правительство тебя пошлем. Товарищ Ленин сказал, чтобы каждый умел управлять государством. Будешь законы писать. Так и говори людям. А если спросят, откуда узнала, скажи - буденновец объявил. Поняла? Ну, всего тебе хорошего, мамаша.

- В час добрый, детка, - проговорила женщина, и глаза ее заблестели от слез.

Чем ближе было к центру города, тем заметнее менялся его облик. Уже попадались каменные двухэтажные дома с черепичными крышами. Потянулась булыжная мостовая, ухабистая, поросшая травой.

Прежде чем выехать на главную улицу, которая по-юзовски называлась Первой линией, всадник придержал коня, поправил увядающие тюльпаны на шапке и, приняв важную осанку, поехал дальше.

На Первой линии тротуары были выстланы квадратными каменными плитами, которые лопнули и горбатились. Улица лежала седловиной и дальним концом упиралась в завод. Но не дымили закопченные трубы. Завод не работал, и все вокруг было запущено, грязно. Только белые акации в весеннем цвету украшали городок. От пряного аромата сладко кружилась голова.

Лошадь цокала копытами по булыжной мостовой, а буденновец пытливо вглядывался в лица прохожих, останавливал коня и спрашивал:

- А как тут, будьте добры, проехать на улицу Нахаловку?

Ему объясняли. С серьезным видом он кивал головой:

- Благодарствую.

И ехал дальше, усмехаясь про себя: уж кто-кто, а он с завязанными глазами найдет родную Нахаловку, только завернуть за угол и ехать вниз, к речке Кальмиус. Но всадник не спешил, наслаждался видом города своего детства...

Против Сенного базара, вдоль тротуара, расселись торговки семечками. Под развесистой акацией сидела девочка в длинном, до пят, цветастом платье. Перед ней на табуретке были разложены самодельные сладости - петушки на палочках. Мухи осаждали товар и саму торговку, донимали лохматую собаку, дремавшую тут же. Собака клацала зубами, ловя мух, а девочка о чем-то задумалась, глядя на свои дешевые угощения.