Паскаль Брюкнер - Любовь к ближнему

• Название: Любовь к ближнему
• Автор: Паскаль Брюкнер
• Издательство: Махаон
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-18-001027-6

О чем эта книга?

Мы будем абсолютно правы, если скажем, что она о молодом человеке, имеющем все атрибуты успешной жизни – красавицу-жену, умных детей, прекрасную работу в МИДе, перспективы карьерного роста, верных друзей, но вдруг, в 30 лет, понявшем, что все не то и не так. Понявшем, что его единственное призвание – давать любовь окружающим! Казалось бы, что может быть благороднее такой жизненной цели? Однако наш герой отдает женщинам любовь плотскую, самую что ни на есть греховную, и оттого зачастую продажную, низменную и все же одновременно и возвышающую, очищающую, лишенную корысти…

Но мы будем также абсолютно правы, если скажем, что эта книга совершенно о другом о нашем одиночестве в этом мире, о невозможности понимания даже между самыми близкими людьми, о том, что каждый из нас в одиночку ищет смысл жизни, но никому еще не удавалось найти его…

И все-таки если Бог есть Любовь, то поиски смысла жизни не безнадежны.

---

Московский процесс

Оказалось, что сражение уже грянуло, я и не заметил. Их нежность была наигранной. Чувствуя себя безумцем, я твердил, как кукушка:

– Жюльен, почему ты не сказал мне, что ты здесь? Ты правильно понял все, о чем мы говорили?

Я ждал радостного смеха, восклицаний, которые подтвердили бы мое предположение. Но ответом мне была мертвая тишина. Я пролепетал, ни к кому не обращаясь:

– Что происходит, я сморозил глупость?

Я машинально опустился на подушку, недоверчиво озираясь. Атмосфера разом утратила теплоту, улыбки исчезли с лиц, словно стертые тряпкой. Никто не смотрел мне в глаза. Наконец Жюльен поднялся, лицо его было искажено. Терзаемый тиками, он издавал глухой унитазный рокот. Эти его физиологические проявления всегда указывали на сильное недомогание. У него так дрожали руки, что он был вынужден засунуть их в карманы. Я решил, что с ним стряслась беда, о которой он сейчас нам и сообщит. И вот он открыл рот и заговорил нетвердым голосом:

– Себастьян, мы вызвали тебя сегодня вечером на пленарное заседание, чтобы сделать тебе предложение.

От этих его слов у меня по коже побежали мурашки.

– Меня не вызвали, а пригласили…

Я пытался обратить все в шутку. Он смерил меня негодующим взглядом – …Я буду говорить прямо. Ты долго оставался среди нас чудо-ребенком, поэтому мы прощали тебе капризы, молчание. Но на этот раз чаша терпения переполнилась. Мы любили твою жену, твоих детей и, исходя из наших правил, были готовы помочь им в несчастье. Несчастье действительно произошло, но не то, о каком мы думали. Причины твоего развода нас огорчили, но еще больше возмутили.

– О чем ты говоришь, Жюльен?

– Ты сам отлично знаешь: ты был бы уже советником посольства, но вместо этого превратился в мелкого сексуального торгаша.

– Ну и что?

По моим товарищам пробежала дрожь. Жюльен сделался мертвенно бледен, у его уха заблестела струйка пота. Моя реплика оборвала его воинственное кудахтанье. Он снова заговорил, весь дрожа:

– Себастьян, ты занимаешься омерзительным делом, которое марает всех нас Ты избрал самую благородную стезю, дипломатию, а потом отдал предпочтение самому недостойному из всех мыслимых занятий. На случай, если ты запамятовал, напомню: наша группа следует правилам, которые ты не вправе попирать.

Я не верил своим ушам, мне стало трудно дышать. Конечно, они сейчас расхохочутся и признаются, что это розыгрыш!

– Тем не менее мы предоставляем тебе шанс.

– Шанс? Что еще за речи? – Я призвал в свидетели остальных. – Жеральд, Марио, Тео, Жан-Марк, очнитесь, скажите что-нибудь! Это ведь фарс, да? Жеральд, ты ведь не специально пришел в кафе рядом с моим домом, чтобы завлечь меня в западню? Только не это, только не ты!

Все они превратились в статуи, не сводя с меня широко раскрытых глаз. Никто не удостоил меня ответом. Было слышно, как Пракаш дает распоряжения кухарке, убиравшей со стола в гостиной, звенели тарелки и бокалы. Эти знакомые звуки приободрили меня: значит, мы не перенеслись в другой мир, вроде ночных кабаков, принадлежащих уголовному сброду, где на первом этаже беспечно танцуют, а на втором дерутся и занимаются вымогательством. Жюльен переминался с ноги на ногу, как медведь перед тем, как наброситься. Ошибки быть не могло, он смотрел на меня с ужасом. Его зрачки сузились, движения его рук, извлеченных из карманов, ускорились, словно они зажили независимо от тела. Мои же руки оледенели, а подмышки взмокли.

– Вот наше предложение, Себастьян: ты немедленно все прекращаешь, а мы предаем былое забвению. Ты снова становишься полноправным членом «Та Зоа Трекеи».

Я выпрямил спину, чтобы не казалось, что меня сломили их обвинения.

– Разве это старье еще существует? – Я снова обратился к остальным: – Сделайте что-нибудь, ребята! Жюльен обделался. Чувствуете вонь?

Жан-Марк наклонился ко мне, накрыл липкой ладонью мою руку. Я и забыл, до какой степени он был подстилкой главаря, его доносчиком.

– Не оскорбляй Жюльена, не усугубляй свое положение.

– Я усугубляю свое положение? Где мы находимся? Во Дворце правосудия? У великого инквизитора? Мне не в чем себя упрекнуть, слышите, совершенно не в чем…

Я задыхался.

– …и я запрещаю вам судить меня. Вы вызвали меня на народный трибунал под прикрытием дружеского ужина! Это омерзительно, это такая низость, что и слов не подберешь…

Я оглядел их одного за другим: их скорченные от ненависти лица выражали некоторое лукавство. Дорого бы я дал, чтобы переубедить их, развеселить!

Жюльен продолжил ледяным тоном:

– Мы ждем твоего ответа, Себастьян.

– Моего ответа? Он умещается в одну фразу: как хочу, так и живу. – И я добавил, вернее, почти прошипел: – Даже родной отец не посмел бы так говорить со мной.

– Твой отец не образец, в том-то все и дело.

Я задыхался, подыскивая слова. Перед этими осуждающими физиономиями меня охватывала паника. Я почувствовал жжение в глазах, из носа потекло. Я был как маленький мальчик, пойманный на дурном поступке, или, хуже того, как припертый к стенке хулиган, заслуживший трепку. В памяти возникла сцена из нашей молодости. Двадцатилетний Жюльен кричал, стоя посреди вагона метро:

«Простите, что беспокою вас, дамы и господа, не хотелось бы нарушать ваше пищеварение. Меня зовут Анатоль Барбашук, я живу в прекрасной квартире на бульваре Ланн, жру от пуза, имею служанку и мною карманных денег. Мне ничего не нужно. Если все же вы можете что-то предложить мне, то я принимаю только крупные купюры, а от монет у меня рвутся карманы. Хотел бы добавить еще, что вы полные болваны и заслуживаете, чтобы вас пощипали».

Он не ограничивался такими провокациями. Попрошайке с протянутой ладонью он пожимал руку, говоря: «По крайней мере, ты не сталкиваешься с проблемой квартплаты». Если бедняга ворчал, Жюльен хватал его за воротник и отвешивал ему оплеуху. Он задирал парней из пригородов, шумевших в общественном транспорте, насмехался над их выговором, называл африканцами, забывшими родной французский, набрасывался на них при первом же оскорблении, не обращая внимания на кулаки, даже на избиение ногами; весь в крови, он дожидался, пока кто-нибудь из них вытащит нож, чтобы сломать дурню кисть. Эта свирепость, это сочетание отваги и низости в те времена завораживали нас. В душе он был совсем как американский поборник справедливости, бросающий вызов головорезам, чтобы удобнее было их покарать.

Я вытащил из кармана бумажный платок и шумно высморкался. Эти носовые фанфары принесли мне успокоение. Вернулась самоуверенность. Я все еще надеялся, что приятели подойдут, похлопают меня по плечу и посмеются. Вместе с тем мне хотелось разузнать, заодно ли с ними Фанни, участвовала ли и она в этом заговоре. Трудно было смириться с тем, что наше братство однокашников превратилось в Комитет общественного спасения.

– Ты еще можешь отречься, Себастьян, и тогда мы снова тебя примем.

Мне тут же представились люди в капюшонах, прижигающие ступни еретикам под разговоры о любви к Богу.

– Мне не за что просить прощения, слышите, не за что!

Послышалось враждебное перешептывание. Мне пришлось замолчать, иначе бы я задохнулся. Казалось, сердце бьется у меня во рту, я боялся, что сейчас выплюну его, как непереваренную косточку. Мне не хотелось, чтобы они знали, как сильно я потрясен.

– Я уже много лет не вхожу в вашу шайку. Вам должно быть стыдно за вашу инсценировку.

Я даже не говорил, я яростно лаял. Запрокидывая голову, я бросал всем им вызов. Не знаю, откуда взялись мои следующие слова, как я набрался храбрости их выговорить.

– Что до моего второго занятия, то знайте, что я им горжусь. Это не мелкая торговля, как вы выражаетесь, это общественные работы. Вот самое подходящее слово. Я тружусь на благо женского пола этой страны. В Национальной школе управления следовало бы создать специальное отделение для подготовки специалистов этого профиля.

Жан-Марк, казалось, был близок к апоплексическому удару, красные пятна на его лице начинались от воротника рубашки, он вцепился мне в руку, как краб клещами.

– Прекрати, Себастьян, ты зашел слишком далеко. Я высвободился, не глядя на него:

– Отстань от меня, холуй.

Мой голос едва не срывался на визг.

– Я понимаю вашу реакцию только в одном смысле: я поставил пятно на вашу доску почета. Вы все рке солидные люди, только я проститутка с яйцами. Но вы заблуждаетесь: ниша, в которой я расположился, с эмансипацией женщин будет неуклонно расширяться. Многие теперь осмеливаются на то, что раньше было под запретом: позволяют себе мужчин за деньги. Как вам такая идея рождественского подарка: если вашим женам, сестрам, дочерям скучно, отправьте их ко мне. Они у меня засветятся! К тому же тарифы у меня умеренные.

Мне казалось, что Жюльена сейчас хватит удар. Никогда не забуду безумный блеск его глаз после моего предложения. Я перечеркнул его проповедь, подорвал его прокурорскую карьеру.