Эндрю Миллер - Оптимисты

• Название: Оптимисты
• Автор: Эндрю Миллер
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-39310-7

Впервые на русском — новый роман любимца Букеровского комитета Эндрю Миллера, автора уже знакомых русскому читателю книг «Жажда боли», «Казанова» и «Кислород».

Клем Гласс (да, параллель с рассказами Сэлинджера о семействе Глассов не случайна) — известный фотожурналист. Он возвращается из Африки в Лондон, разуверившись в своей профессии, разуверившись в самом человечестве. Когда его сестра-искусствовед после нервного срыва попадает в клинику, он увозит ее в «родовое гнездо» Глассов — деревушку Колкомб — и в заботах о ней слегка опаивает. Но недолго длится сельская идиллия, и вот Клема зовет сперва Торонто, затем Брюссель, где он попытается усмирить призраков, терзающих его со времен африканской командировки…

«Оптимисты» были названы книгой года по версии журнала «TimeOut».

---

Полуденная истома овладела им. Будь Клем один, он улегся бы в высокую траву и уснул. Улыбнувшись Кеннету, он потянулся и чокнулся с ним жестянками. За годы, что Клем не видел своего двоюродного брата, тот округлился, полысел, стал более солидным и уверенным в себе, более молчаливым. Мальчишкой, сооружая примитивные кормушки для птиц, подметая листья, робко следуя по Роновым, а потом и Лориным пятам, Кеннет пытался произносить слова, но они застревали у него в горле, вырывалась лишь какофония звуков, и это усилие, должно быть, ранило его, не позволяя выразить к тому же ничего, кроме собственного раздражения. Сейчас ему было за сорок, и он обходился языком жестов — взмахом руки, кивком, тычком пальца. Клему подумалось, что он хорошо подошел бы для жизни в «Доме Теофилуса». Этим любителям тишины понравилось бы его молчание; такой покладистый добродушный человек пришелся бы им ко двору. После смерти Лоры ему придется перебираться куда-нибудь. Может, туда? Там ему могло быть хорошо.

Высоко в небе кружил учебный самолет; в лесу кто-то включил бензопилу. Вернувшись в дом, Клем нашел средство для мойки окон и снова принялся за работу — распылять жидкость на стекла и протирать их смятыми страницами «Вестерн дейли пресс». Время от времени, остывая от работы, он читал объявления о блошином рынке, о школьной постановке «Моей прекрасной леди»[37], о штрафе за травлю барсуков. Он велел Кеннету вымыть обрамляющие камин оранжевые кафельные плитки. Потом они перешли наверх, в ванную комнату. Клем попытался открыть горячий кран над ванной. Многометровые старые трубы залихорадило, кран чихнул застоявшимся воздухом, и внезапно в потертую эмаль ударила струя воды. Он дал ей стечь несколько минут; от воды пошел пар, и когда он подставил под струю руку, то чуть не обварился. Стены были оклеены закручивающейся на стыках зеленой бумагой. Из маленького квадрата матового окна над ванной струился зеленоватый свет. Клем потянул за ручку унитаза. Слив работал, но пользоваться им ночью будет невозможно из-за рева воды, сопровождаемого финальным жалобным завыванием установленного на чердаке бачка. Такая музыка перебудит полдеревни, и уж точно того, кто в спальне. Сам он — обеспечивающее уход лицо — будет спускаться в сад и отливать при свете звезд на траву. Клэр тоже придется что-нибудь придумать (у тети Лоры на чердаке, кажется, валялся ночной горшок). Вряд ли они, будучи брезгливыми от природы, захотят с утра пораньше видеть унитаз с несмытым ночным содержимым.

Две невзрачные двери на втором этаже вели в две невзрачные спальни. Свет на лестничную площадку проходил через окно, в котором виднелись верхушки склонившихся над дорогой деревьев. Смахнув с подоконника крыло бабочки, Клем прислонился к оконной раме как раз в тот момент, когда Лора и Клэр поворачивали с дороги на ведущую к дому тропинку. Он забарабанил по стеклу, но они еще были далеко и не слышали. Как неуверенно они двигались! Лора тяжело опиралась на алюминиевую палку; Клэр в темных очках (эти очки начинали действовать ему на нервы), ухватившись за свободную руку старушки, ступала, словно ее вели по краешку пропасти.

Он встретил их у открытой двери.

— Что, работники, чаю не хотите? — спросила Лора.

В перекинутой через плечо авоське она несла термос и несколько чашек.

Клем провел их по дому. Принеся из столовой стулья, он расставил их полукругом у куста жимолости. От прогулки Лору бросило в пот. Она обмахивалась рукой и отлепляла, ухватив пальцами, прилипшее к телу желтое ситцевое платье. На ногах у нее были плетеные кожаные сандалии, из тех, какие носят в детских книжках хорошие мальчики; щиколотки опухли, и на них появились ямки. На секунду Клему представилось, как трудится ее старое сердце, затем он вытащил из авоськи термос и разлил чай. Еще там было печенье — упаковка шоколадного, «Бурбон» и «Гарибальди». Клэр прихлебывала чай, обняв кружку так, словно они сидели где-нибудь в Норфолке на осеннем пляже. Она вымыла волосы, и по дороге они почти высохли. Нужно было их только причесать и, наверное, подпитать чем-нибудь — ополаскивателем каким-нибудь, кремом, питательным маслом. Интересно, согласится она пойти в парикмахерскую, если он ей предложит? Как она может поправиться, если каждый раз, взглянув в зеркало, будет видеть запущенную женщину с неухоженной кожей и волосами? Лучше сделать короткую стрижку, чем ходить с такой прической. Лора наверняка знает какое-либо место поблизости, какую-нибудь женщину поприветливей. И ногти — то, что от них осталось, — они ей могут привести в порядок. Клема беспокоило, что вдали от «Итаки», от больничной обстановки и компании сходным образом страдающих пациентов она выглядела в большей, а не в меньшей степени больной.

— Помните, — сказала Лора, поправляя широкую лямку розового бюстгальтера, — как вы детьми ночевали в саду? Рон приносил вам по утрам лимонный чай и бананы.

— Мы в саду ночевали?

— Все четверо, на лужайке, у корта. Клэр, конечно, была за старшую. У всех остальных умишка еще немного было. Могли бы и палатку спалить ненароком.

— Я очень смутно помню, — сказал Клем.

Он пытался представить, как дядя Рон идет по лужайке с подносом бананов и чайником — уж это-то он должен был запомнить? — но в его памяти на лужайке никого не было.

— Вы курили сигарету дяди Рона, — прошептала Клэр, — ты с Фрэнки.

— Я об этом и не знала — удивилась Лора, — Надеюсь, ты, голубушка, их остановила.

— А Фрэнки все еще курит? — спросил Клем.

— Мне кажется, она только за этим и из кровати утром вылезает, — сказала Лора.

— Жить не может без сигарет, значит?

— Единственное, чем она упорно занимается.

— А теперь еще и Рэй.

— Я стараюсь найти в нем хорошие качества, в этом Рэе, — сказала Лора. — В воскресенье вы их обоих увидите.

— А свадьба?

— Двадцать четвертого сентября. Хотя не представляю, как это удастся, — приглашения до сих пор еще не разослали. В церкви пусто будет.

— Мы-то уж точно будем, — взглянув на Клэр, сказал Клем.

— И отец ваш, надеюсь, — кивнула Лора. — Может, позвонишь ему сегодня вечером?

— Позвоню.

— Телефоны-то у них там есть, я надеюсь?

— Есть один.

— А на выходные их отпускают?

— Не уверен.

— Но на свадьбу-то должны?

— Наверное.

— Надеюсь, что на свадьбу можно, — с гримасой сказала Лора. — Свадьбы не каждый день бывают.

Они допили чай и выплеснули остатки заварки в траву. Опираясь на палку и раскачавшись, Лора поднялась на ноги. Договорились встретиться за ужином. В семь часов годится? Хорошо поужинаем, пообещала она Клему и Клэр, выпьем бутылочку, поболтаем. Кеннет подхватил авоську с термосом и чашками. Пожав двоюродному брату руку, Клем поблагодарил его за помощь. Проводив их до двери, он смотрел, как они уходят по тропинке, потом, глубоко вздохнув, вернулся в сад.

— Хочешь экскурсию? — спросил он.

Последовала пауза секунды на три, потом она пошла за ним в дом.

— Гостиная, — сказал он, неожиданно замечая убогий вид комнаты.

Она смотрела на ковер, на черный проем камина. Он показал ей кухню — маленькую продолговатую пристройку в задней части дома.

— Конфорки точно работают, — сказал он, — Духовку я бы не стал пока пробовать.

На втором этаже они прошли из маленькой спальни в большую, потом опять в маленькую, где стены были оклеены выцветшими обоями с белокурыми мальчиками, направляющими сквозь голубые облака маленькие аэропланы. Кроме кроватей в спальнях стояли выкрашенные белой краской сосновые тумбочки.

— Тебе эта больше нравится? — спросил он.

Клэр подошла к широко открытому окну. Из него открывался вид на сад, дальше — на поля, полоску леса, бурые после продолжительной засухи холмы Мендип-хилл.

— В «Итаке» была одна женщина, — сказала она, — Мэри Рэнделл.

Клем ждал продолжения рассказа. Когда его не последовало, он спросил, дружили ли они с этой женщиной.

— Она сбежала, — сказала Клэр. — Пыталась уплыть в Данию.

— Что?

— Я слышала, как толстая повариха об этом говорила. Это у них было такое специальное выражение.

— Про тех, кто сбежал?

— Про тех, кто утопился.

— Ох, Клэр…

— Когда я открывала окно ветреной ночью, слышно было, как шумит море.

— Ну, здесь-то ты его не услышишь.

— Трава похожа на море.

— Но это не море.

— Ты не понимаешь, — поворачиваясь к нему, сказала она.

— Не понимаю?

— Я люблю море. И Мэри тоже любила.

— Клэр?

— Что?

— Ты комнату выбрала?

— Пусть свет остается гореть на ночь. И на лестнице тоже. И в ванной.

— Хорошо, везде останется.

— Какой кошмар.

— Мы можем уехать, если хочешь, — сказал он.

Она покачала головой и опять отвернулась к окну.