Валентина Богдан - Мимикрия в СССР

• Название: Мимикрия в СССР
• Автор: Валентина Богдан
• Издательство: Издание автора (опубликовано Polyglott-Druck GmbH)
• Жанр: История
• Год: 1981

Воспоминания о жизни автора в СССР в предвоенное время и в начале войны.

---

Свою любимую оперу "Аида" я также услышала в первый раз в очень непретенциозной постановке, студенткой первого курса, на сцене летнего театра в Краснодаре. Декорации и костюмы были очень примитивны, трудно сказать: хорошо ли пели местные артисты, но впечатление на меня и подругу было потрясающим. Впечатление было усилено еще и потому, что мы не знали либретто, не знали, как драма кончится. Мы с замиранием сердца ждали ответа Радам ее а на обвинение в измене, мы так боялись, что он не выдержит, а музыка подчеркивала глубину его преступления, не выдержит и начнет оправдываться или отнекиваться. Потом я слышала "Аиду" в Мариинском театре, но такой свежести впечатления уже не было.

Я думаю, много вот таких балерин из кордебалета, старающихся претворить в жизнь свою мечту — создать собственную постановку, — разбросано по нашей родине. И сколько певцов из хоров самодеятельности, тоже выполняя свое заветное желание — спеть Радам ее а, создавали местные оперные труппки и прививали детям в провинции вкус и любовь к опере и балету.

13

Два года назад умер старший брат Сережи Лева и оставил после себя большую библиотеку. Лева был замечательный человек. До революции он учился в Лазаревском институте, готовившим главным образом студентов к дипломатической карьере. Революция не дала ему кончить института, но несколько лет, проведенных в нем, дали Леве солидные знания истории, международного права и иностранных языков. Специальный интерес и способности к языкам заставили его пойти учиться в Лазаревский институт. Еще будучи гимназистом, он без помощи учителя выучил английский язык, который не учили в гимназии.

Кроме нескольких европейских языков, он также знал арабский. Прочесть и понять прочитанное он мог на любом европейском языке. В последние годы жизни он работал библиотекарем и переводчиком в исследовательском институте и, не будучи женатым, все свои деньги тратил на книги. Его комната была буквально наполнена книгами; вдоль всех стен были сделаны книжные полки, письменный стол стоял у окна, а кровать посреди комнаты, так как у стен для нее не было места. Он никогда не готовил и не ел у себя в комнате.

Библиотеку он собрал особую. Большую часть книг он покупал у частных лиц или у букинистов, и ее можно было грубо разделить на три части: самая большая часть — это мемуары и исторические книги, главным образом о русской революции. Он собрал почти все, что было издано в России по этому вопросу, а в первые годы после революции, при Временном правительстве и год или два после октябрьского переворота, когда была объявлена и соблюдалась "свобода печати, совести и религии", было издано много книг: воспоминаний и документов, большинство которых было изъято в последующие годы. Большевики в то время еще не овладели техникой цензуры, а может быть, им было не до того. У него был, например, "Отчет комиссии Временного правительства по расследованию преступлений царского режима"; был стенографический отчет допроса большевиками известного террориста Б. Савинкова, полный отчет суда над генералом Колчаком; "Дни" Шульгина и другие книги, достать которые в библиотеках было невозможно.

Вторая часть его библиотеки состояла из книг иностранных классиков, много лет не издававшихся в России: Стендаль, Дюма, Данте, Бальзак и другие. Третью, самую любимую часть, составляли книги о Наполеоне. Наполеон был его героем. Он считал его величайшим человеком в истории, главным образом как законодателя и государственного деятеля, человеком, который остановил "кабак" французской революции, и, конечно, великим полководцем. О Наполеоне он мог говорить часами, если находились слушатели. О своем герое он начал собирать книги, когда был еще студентом, покупал, кажется, все, что мог найти напечатанного о нем, и собрал порядочное количество, многие — на иноземных языках.

Умер Лева внезапно, от разрыва сердца, в тот год, когда ему исполнилось сорок лет, за несколько месяцев до рождения Наташи. Он ожидал ее рождения и собирался быть ее крестным отцом.

Когда Лева умер, его библиотеку сложили в ящики и поставили в сарай, а когда родители Сережи купили себе дом в Ессентуках и должны были перевозить вещи, библиотеку решено было продать, но до этого всем членам семьи предложили выбрать для себя те книги, какие им хочется иметь. К великому нашему сожалению, мы не могли взять много, всего, что нам хотелось бы. Квартира у нас небольшая, и у нас уже накопилось довольно много своих собственных книг: научных, технических и беллетристики, больше классики. Мы также покупали много книг современных авторов, но очень редко какие оставляли дома, обыкновенно, просмотрев очередную книгу о подвигах героев социалистического труда, мы от нее избавлялись. Так, недавно я купила и "просмотрела" книгу под названием "Человек меняет кожу", мне она не показалась интересной и я ее отдала; а вот теперь, когда ее запретили, а автора сослали, я пожалела, что не прочла ее более внимательно.

После долгих колебаний мы выбрали для себя пару десятков книг, в числе их: полное собрание сочинений Стендаля, Сережиного любимого писателя; роскошно изданные книги Рабле и некоторые политические мемуары. Библиотека была предложена сначала частным лицам, которые и раскупили ее большую часть, а остатки купил педагогический институт. Я также оставила для себя отчеты Чрезвычайной комиссии по расследованию преступлений царского режима.

Перечитывая отчеты этой комиссии, я была поражена, какой гуманной, честной и не преступной оказалась русская монархия по сравнению с нынешней властью. Даже в отчете комиссии, которая старалась найти в ней темные стороны, с предельной ясностью было доказано, что царица не замышляла сепаратного мира с немцами, что смена министров происходила не потому, что этого хотел Распутин, а потому, что царь искал верных и преданных монархии людей. (Как показали последующие события, среди тогдашней правящей верхушки и даже среди родственников царя было очень мало верных русскому монарху людей.) Государственная Дума мало занималась государственными делами, а больше всего старалась развалить правительство, иногда открыто агитируя за свержение власти. Обвинения, предъявляемые комиссией царским министрам, мне, пережившей гражданскую войну и двадцать лет советской власти с коллективизацией, казались просто наивными. Одно из тяжелых преступлений, предъявленных градоначальнику столицы было то, что он установил, во время войны пулеметы для охраны правительственных учреждений. Его обвиняли в том, что он якобы "собирался стрелять в народ!"

14

Арестовали мужа моей сестры Шуры, Васю. Этого никто никак не ожидал. До своего ареста Вася заведывал пластом на одной из очень больших шахт в Донбассе и в работе добился больших успехов. Несколько лет подряд он получал премии за отличную работу; его пласт считался стахановским и только совсем недавно мы получили от него письмо с сообщением, что его посылают на съезд стахановцев в Москву. За неделю до отъезда случилось несчастье: на его пласте произошел взрыв газа и при этом убило семь человек рабочих и тяжело ранило его помощника.

Мама немедленно поехала к Шуре и пробыла там все время до суда и осуждения Васи в ссылку. О несчастном случае и о суде не было сообщено в печати и мы узнали подробности только от мамы, когда она вернулась домой.

Шахта, на которой работал зять, была "газовая", т.е. в ней выделялся в большом количестве газ, и поэтому в ней не разрешалось делать подрывов угля динамитом, как это делается на многих шахтах. Вася же, стараясь выполнить требования треста и партийной организации о перевыполнении программы, делал нелегальные подрывы угля динамитом. Поэтому-то у него и бывала такая высокая выработка и поэтому его шахта была "стахановской". Но он всегда делал подрывы, принимая самые строгие меры предосторожности: высылал рабочих к стволу шахты далеко от места взрыва, подрывы делал очень небольшие и делал их всегда сам, когда в шахте бывало минимальное количество газа. Но случилось так, что он заболел и две недели пролежал в постели. В его отсутствие выработка на пласте упала, директор шахты вызвал его помощника к себе и сделал ему нагоняй за то, что он не умеет работать "по-стахановски". На другой день после этого выговора помощник сделал запал в шахте, не приняв мер предосторожности, а главное, не удалив забойщиков к стволу. В шахте произошел взрыв и при этом убило рабочих и сам помощник был тяжело ранен и умер через несколько дней в больнице.

Если бы помощник не был убит, то, конечно, он пошел бы под суд и Васю, возможно, не тронули бы, но так как с мертвого "взятки гладки", а кого-то нужно наказать за смерть рабочих, под суд отдали Васю. Вася немедленно признал себя виновным в нарушении техники безопасности. В свою защиту он говорил, что, делая подрывы, он рисковал только своей жизнью, и делал это для того, что "хотел дать как можно больше угля социалистической родине!" На суде он не старался переложить свою вину на другие плечи, т.е. не сказал (о чем все и так знали), что о его практике знали и директор, и парторганизация, и инженер по технике безопасности, без разрешения которого динамит не выдавался со склада. Все, кто награждал его как стахановца и передовика производства, знали, каким способом он добивался рекордных выработок угля.