Кристин Орбэн - Шмотки

• Название: Шмотки
• Автор: Кристин Орбэн
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-352-02081-4

Дьявол носит не только Prada!

Мэрилин Монро, как известно, утверждала, что бриллианты – лучшие друзья девушек. Красотка Дарлинг, героиня нашумевшего романа знаменитой французской писательницы Кристин Орбэн, уверена, что ее лучшие друзья – это ШМОТКИ. В ее коллекции Шанель соседствует с Кристианом Диором, Прада с Сальваторе Феррагамо, и имя им легион. Дарлинг ищет у них утешения, беседует с ними, советуется. Порой она способна познакомиться в клубе с мужчиной лишь потому, что ей кажется, что рядом с ним ее платье будет лучше смотреться. Дарлинг вовсе не жертва моды. Просто она живет в мире высокой моды, и шмотки для нее так же наделены душой, как и окружающие ее люди: эксцентричная графиня Лавиль, сосед-философ, страдающий от несчастной любви, знаменитый хирург, гоняющий по Парижу на мотоцикле.

Но стоят ли все бутики Парижа одного поцелуя, можно ли отдать блистательный мир моды и всех кутюрье в придачу за утро с любимым?..

---

«Истинный цветок – это ты»

Я ждала его, приклеившись к телефону.

Он дал о себе знать букетом, доставленным посыльным фирмы «Интерфлора».

Никогда бы не поверила, что четыре слова, написанные черными чернилами на картонном прямоугольнике, взбудоражат меня до такой степени: «Истинный цветок – это ты». Только любовь ведает, что тот, кто причиняет боль, может нести благо.

Шмотки всегда несли мне благо, за исключением тех случаев, когда в магазине не оказывалось моего размера.

В шкафу меня дожидались купальник из гофрированного полиэстера «Антифлирт» и повязка на голову от «Repetto», купленная в «Галери Лафайет». Нет, я не собиралась отправляться на острова Карибского моря, но купальник и парео могли привести меня туда. Необходимо было срочно их примерить еще раз: это могло отвлечь меня от Бога с его запиской.

Цветы не носят платьев

На роду написано». Как часто в детстве я слышала этот рефрен. Люди говорили: «На роду написано», когда речь шла о смерти и о любви, как если бы и то и другое таило в себе частицу судьбы. По-арабски – мектуб.

Мектуб – это слово мне подходит. Быть может, существует любовь, которая на роду написана. Так говорят, не веря в это, никому неохота снова вмешиваться в дела судьбы со связанными руками и ногами. Каждый хранит в себе искорку воли, отличающую его от инфузории. А меж тем... Мектуб? Что, если это правда? На моем пути встречалось немало мужчин, так почему оказалось, что мне необходим именно он?

Мы оба уже однажды были связаны клятвой, быть может связаны и до сих пор, мы верили, что любим, и были разочарованы, испив чашу до дна, когда желание умерло.

Расхаживая по комнате, я обмахивалась согнутым, помятым картонным прямоугольником – в надежде уловить запах черных чернил, быть может слабый отзвук его собственного запаха, ведь несколько часов назад он держал его в руках.

Истинный цветок – это ты, сказал он.

Я была розой, розовой, на длинном стебле, розой без шипов, розой, раскрывшей тяжелые шелковистые благоуханные лепестки, впитавшие воду, слезы, жизнь и желание, а он пришел сорвать меня, цвет моей зрелости, чтобы я раскрылась, развернулась, чтобы оросить меня, пока я не поблекла и не увяла вскоре, как звезда на утреннем небе. Потому что маятник времени врезан в плоть, в кору деревьев, в твердь планет, в мое собственное сознание с той самой ночи, когда умерла моя мать, это была ночь скорби, распахнувшая передо мной врата свободы. А меж тем светало, на тротуарах появились прохожие, собираясь группами; до меня доносился лишь их смех, я видела их улыбки, их форму и цвет. Мне хотелось бы, чтобы Бог, говоря со мной, обращался ко мне на «ты» в разговоре и на «вы» на бумаге. Мне нравится отстраненность письма. Нерешительность письменного обращения на «ты» напоминает неуместное или чересчур вольное прикосновение. Меня приводит в замешательство малейший его знак: слово из округленных губ или буква, слащавая, как ласка, – все, что он говорит и чего не говорит, его уверенность и очевидные колебания. Я не страшусь обмануться, поверить в то, чего не существует, не боюсь повторять сказанное им, представлять то, о чем он думает, длить наше первое свидание до бесконечности – забывая о наделанных мною ошибках. Я более не способна сдерживать сердечные порывы. Я уже не подчиняюсь ни собственным желаниям, ни диктату шмоток – с тех самых пор, как впервые увидела его и он угнездился в моем теле.

Любовь – это пиратское нападение, захват чужих земель, это военная стратегия, дополнение, приращение, примыкание к местам, площадям, моментам времени, совпадениям, тайне; а затем – увы! – следует незаконное лишение всего завоеванного.

Передо мной простирается время любезностей, кокетства, немых желаний, разговоров на улице и в кафе, время трепета, первого смятения, уклончивых решений, ухаживания, непреодолимого влечения.

Жизни следовало бы остановиться здесь, на этой записке, на приоткрытой двери, на мечте.

Да, мечта – это жизнь, что отчасти соприкасается с реальностью. И вот, в то время как я наслаждалась, что мне удалось избежать отчуждения от этого бытия, к которому меня, казалось бы, приговорили, передо мной вновь появилась девчушка с моей улицы, и жизнь внезапно приняла облик волшебной сказки.

– Что это у тебя в руках? – спросила она меня. – Отчего ты одета не как принцесса?

– Потому что я влюбилась, – ответила я ей, обмахиваясь картонной карточкой.

– Я думала, что те, кто влюблен, должны одеваться как принцессы.

– Ну это как посмотреть...

Девчушка одернула слишком длинный свитер. Мы были одеты почти одинаково: короткая курточка-дубленка поверх слишком длинного свитера, брюки с заниженной талией, открывающие пупок, и кроссовки «Адидас» с болтающимися шнурками.

– Жалко. Когда ты была одета как принцесса, мне так нравилось.

– Я подарю тебе кучу платьев, которые могла бы надеть принцесса, – пообещала я.

– Когда? – спросила она, удивленно округлив свои огромные, как в мультиках, глазищи.

– Скоро.

– Ты что, превратилась в цветок и перестала быть принцессой, да?

– Да, именно так. Но откуда ты узнала, что я превратилась в цветок?

– Я прочитала слова на карточке, которую ты держишь в руке. Здорово... Тебе повезло, что тебе написали такие прекрасные слова.

Его голос

Он позвонил через несколько минут после того, как я вернулась с прогулки. Из телефонной трубки доносился голос влюбленного мужчины, который звонит женщине.

Принятое решение откликнулось особой интонацией.

Любовное свидание кратко, желание говорит помимо слов. Словарь желания – это вздох, дыхание, неизбежность, очевидность, капитуляция, отречение, отрицание всего несущественного.

Мы отдаем себя другому, потому что побеждены. В мечтах мое тело осознало власть над шмотками. Импульс восторжествовал. На его предложение я ответила:

– Вы считаете, стоит?

– Да, я так считаю, – подтвердил Бог.

Это его роль. Он подбодрил меня словом, прежде чем согреть в объятиях.

– Когда?

– Через шесть дней.

Молчание, тем временем каждый из нас оценивает эти шесть дней. Для меня столько длится неделя Высокой Моды. Теперь эти шесть дней вдруг показались мне вечностью.

Не люблю ждать. Но чувства не столь послушны, как шмотки. Они не должны быть поспешными, мы ведь не выставлены на продажу, мы ждем завоевателя. Почему бы влечению к мужчине не сделаться настоятельной необходимостью? Почему бы мне не сказать Богу, как любому из незнакомцев: «Я хочу тебя, здесь и сейчас»?

Я стиснула рубашку, прижавшись к телефонной трубке приоткрытыми губами. Ожидание и молчание суровы.

Я предпочла бы говорить, неважно что, только бы выиграть для себя несколько секунд, мне хочется отринуть эту вновь заполонившую меня пустоту, в то время как монотонная, как ровная энцефалограмма, тональность уступает теплоте его голоса.

Свидание назначено, я положила трубку, и немедленно меня и все, что меня окружало, заполонила пустота.

Отчего причиняемая ею боль заставила меня вспомнить о трауре? Он произнес: «До свидания», а на меня обрушился нож гильотины... Будто в холле возле операционной показался врач, и я услышала: «Все кончено, мужайтесь». Я была совсем юной, а мамы не стало.

Никого нельзя заставить любить, вернуть к жизни покойную мать невозможно. Я стыдилась возникшего смятения, стыдилась того, что столь различные события повлекли за собой эту бурю чувств. Неужто я в своем сумасшествии перепутала ожидание и смерть? Почему нечто окончательное может примешиваться к временному, переходному? Потому что ни в чем нет уверенности. Бог может переменить мнение, меня парализует страх, Бог воспримет это негативно, все как в романе, я могу попасть под машину или на меня рухнет шкаф. Смерть поражает не сразу, вначале она бродит кругами. Итак, одно ожидание не отличается от другого, в любом из них есть привкус неизбежности, вечности.

Ненавижу эти шесть дней. Если расстаешься с кем-то живым, то это его выбор, его воля, иногда это отказ, зачастую жестокость, легковерность. Отсутствие живого человека ранит меня, унижает, свидетельствует о моем поражении – о поражении, которое потерпели мои платья.

Мамино отсутствие не было ее выбором, ей бы хотелось остаться со мной, беспокоиться, когда я перехожу улицу, когда у меня насморк. Ей не оставили выбора; там, наверху, кто-то сделал знак, и ее не стало.

Не хочу, чтобы кто-либо уходил, пусть даже мужчина, пусть по телефону. Я боюсь слышать слова «до свидания»; «до свидания» — это «прощай».

Он сказал: «До субботы». Я повесила труб ку, не сказав ни слова в ответ.

Платья остаются на своих местах, пока и не продадут или не отдадут. Их не укладывают в чемодан, их туда бросают.

Я вошла в свой магазин, зарылась в складки юбок, я сжала их в объятиях, как мать многочисленного семейства, желающая прижать к себе сразу всех своих детей. Я плакала, просила их помочь мне, и мне показалось, что они отдали мне все без остатка, все, что было связано с истинной любовью, они предназначили мне одной. Никто больше не мог прийти ко мне на помощь; была ли я себе врагом или другом, это уж от них не зависело.