Серж Голон - Триумф Анжелики

• Название: Триумф Анжелики
• Автор: Серж Голон
• Издательство: АСТ
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1999
• ISBN: 5-237-02687-7

Прекрасная и отважная, обольстительная и решительная. Знатная дама и разбойница. Мстительница и авантюристка. Возлюбленная и жена. Такова Анжелика, самая знаменитая книжная героиня нашего века. История приключений Анжелики покорила весь мир. Фильмы, снятые по романам о ней, пользовались – и продолжают пользоваться – бешеной популярностью. Миллионы женщин с замиранием сердца следят за крутыми поворотами судьбы графини де Пейрак, вместе с ней рискуют и страдают, любят и дерзают, смело бросаются навстречу опасностям и не теряют надежды на счастье…

---

Лишенные своего вождя, его люди убрались, но форт сожгли.

Он прикрыл глаза, побледневший и задыхающийся.

Его мучила боль.

– О, Клод! Клод! – закричал он. – Брат мой! Друг мой! По крайней мере, он не мучился? Вы убили его сразу? Он не испытывал мучительной агонии? Ибо гораздо милосерднее прикончить раненого, чем оставить его страдать! Ну, скажите мне!

Он схватил ее за запястье.

– Он умер сразу, не правда ли?

– Не знаю! – вскричала она, вырывая руку. – Они унесли тело и убрались.

– Если он долго страдал, я вам этого никогда не прощу.

– А что я должна простить вам? Занимались ли вы нашими ранеными, теми, кого ваши «мстители» бросили умирать в прерии или оставили в огне пожара? Я не знаю, что случилось с моими друзьями, с женщинами и детьми, которых увели в плен вонючие дикари! И все это из-за вас!

Они глядели друг на друга, задыхающиеся, измотанные, словно два борца, потерявшие силы в бою.

– Вонючие дикари? Что это вы так отзываетесь об индейцах? Если не ошибаюсь, именно они спасли и приютили вашу Онорину.

– Да, действительно. Уж лучше медвежий жир и копоть индейских вигвамов, чем лапы Амбруазины, оплота Сатаны, Люцифера, Велиала, и двадцати четырех легионов Ада!.. Но это не значит, что попасть в плен к индейцам – такое уж большое удовольствие.

И они прекратили спор, потому что ни один, ни другой не были в состоянии продолжать его.

Потом он принялся рассказывать, как он подготовил появление мадам де Модрибур в Америке…

– Амбруазина встретилась со мною в Париже, когда я туда вернулся. Она не простила мне того, что я бежал от нее. Она знала, что ее страсть пугала меня. Мой страх перед женщинами воздвиг барьер между моим желанием и ей.

Найдя ее разбогатевшей, влиятельной, я решил, что ее можно использовать для выполнения моих планов. Она должна была возглавить экспедицию в Новую Францию, чтобы вырвать в конечном счете Голдсборо из рук еретиков.

В Париже она творила чудеса, проникая в самые запретные двери, обольщая самых неподкупных, и они «брали корм из ее рук».

И вот в качестве Благодетельницы она отправилась к берегам Америки. Я видел, как засверкали ее глаза, когда я упомянул о вашем супруге. В тот момент вы еще не прибыли к нему. У нее хватило времени собрать все необходимые сведения о вас. Она действовала очень ловко и делала даже больше, чем я требовал.

– Я знаю, что к моменту отправления «Ликорны» полиция гналась за ней по пятам. Ее лучшая подруга, мадам де Бронвиль, была арестована полицейским Дегрэ. И был раскрыт заговор величайших отравительниц Истории, монстров, испорченных с самого раннего детства.

– Амбруазина не было ребенком. Она – дитя мрака.

– Каждый раз, когда я ее упоминаю, меня охватывает дрожь.

– Имя ей – легион.

– Отец де Вернон тоже догадался об этом. Он разоблачил ее в своем письме, предназначенном для вас, которое она скрыла, замыслив его смерть. Я видела это письмо и помню, что в нем говорилось: «О, отец мой, Демон находится в Голдсборо, но это не та женщина, которую вы мне указали, это не графиня де Пейрак!..» Неужели вы решили, что потеряли друга – отца Вернона – из-за того, что он разоблачил ее? Он ведь всегда был вам предан. Вы не можете упрекать его в небрежности по отношению к вашим поручениям. Будь то – шпионить в Новой Англии или подтвердить мое присутствие на корабле Колена Патюреля.

– Он тоже не устоял перед вами?

– Он? Отец Вернон? Он – настоящий иезуит, сеньор! И какой иезуит! Он напомнил мне моего брата Раймона. Он холоден, словно лед. Я чуть было не приняла его за англичанина.

– Он влюбился в вас… И держал вас в объятиях.

– Чтобы вытащить меня из воды!.. Но как вы узнали?

– Я получил от него письмо из крепости Пентагоэ. Он еще находился у барона де Сен-Кастина, после того, как отправил вас в Голдсборо. Ион решил, так же, как и Ломенье-Шамбор, противостоять моим планам. В этой почте находилось его письмо, адресованное вам, которое нужно было отдать по назначению, если с ним что-нибудь случится.

– Это письмо? Вы прочитали его?

– Да! Ведь я был его исповедником.

– Хорошенькое дельце!

– Будучи исповедником, я имел на это право.

– Очень хорошо!

– Это было любовное письмо, оно начиналось так:

«Мое дорогое дитя, моя маленькая подруга с „Белой птицы“…»

Внезапно настроение Анжелики изменилось, и она расхохоталась так сильно, что дети проснулись и забеспокоились.

– Простите меня, – сказала она, – но жизнь полна чудес! Одна пророчица сказала мне однажды: «Любовь тебя хранит!..» Любовь меня хранила. Отец де Вернон не смог выполнить распоряжения. Он не смог позволить мне утонуть. Он спас меня!.. О! Мой дорогой Мервин! Как я счастлива!..

Позже он вернулся к образу Ломенье-Шамбора. И больше всего его ранила бесчувственность Анжелики. Его шокировала жестокость, с которой она описывала сцену: «Он появился безоружный, говоря о мире. Я его убила». Это было немыслимо!

– Но еще более немыслимо для меня было сдаться, последовать за ним, предоставить ему на разграбление Вапассу, моих друзей, моих детей, потом дать ему возможность захватить Голдсборо, где с помощью Сен-Кастина или без нее он стал бы хозяином. И без единого выстрела?.. Это невозможно. Было бы столько жертв. Слабость хоть иногда и откладывает бойню, но увеличивает количество убитых.

Вы обвинили меня в жестокости, отец мой. Но ведь вы и понятия не имеете о том, что я пережила в эти моменты, какие страдания и муки. Я кричала ему: «Не подходите! Не подходите!»

Но он приближался. Он тоже сделал свой выбор. Он отказался быть нашим союзником. Он рассчитывал, что я не устою перед ним… Что он испытывал? Вероятно, он думал угодить вам, угодить вашей памяти. Или он хотел избавиться от нас, ускользнуть от нас, потому что больше не был нашим другом… Я убила его, – повторила она.

На этот раз Себастьян д'Оржеваль стал пристально вглядываться в лицо этой женщины, в ее профиль, стал следить за движением ее губ.

– Теперь я понимаю, почему вы победили Амбруазину. И этого она вам не простит. Все считают вас нежной и чувствительной. А вы вдруг проявляете жестокость и крепость души.

– Если я правильно понимаю, вы хотите сказать, что я притворялась? Уже не в первый раз меня упрекают в этом. Притворяться? Вести игру? Какую игру?.. Игра слабости, преклонения перед силой?.. Изображать вечно подчиненную мужчине, воину?..

Очень легко обвинять в отсутствии доброты и порыва достойные сердца, чтобы послужить на их гибель. Я – Стрелец. И я никогда не давала моим врагам возможности радоваться моему поражению безнаказанно, тем или иным образом они расплачивались. В этом вопрос справедливости. Установить равновесие между Добром и Злом. Между законами Неба и Земли. Но есть и еще кое-что. Человеческое существо в середине. Выбора нет.

И это не мы – «нежные», проявляем себя суровыми и невыносимыми. Это сама жизнь, это посредственность, которые лишают нас выбора.

И какими бы мы ни были слабыми, нежными, добрыми, заботливыми, наступает такой момент, когда мы берем в руки оружие. Чтобы защитить или спасти невинность. Я ненавижу эту противоречивость, я поняла, как она неблаготворна. Мало кто может избежать ее, и хоть раз в жизни сталкивается с ней.

Клод де Ломенье мертв, потому что он сделал свой выбор, решил служить вам. Знайте, господин д'Оржеваль, что вы обвинили меня в действии, из-за которого я никогда не утешусь. Ибо я тоже любила его.

Эти две сцены их совсем измотали.

Набираясь сил, они лежали рядом, скользя по водам спокойствия, и вдруг поняли, как бессмысленны были их споры. Над ними бесновался ветер, и пел хор ангелов.

61

Они думали, что теперь ссоры прекратились, но при малейшем намеке или воспоминании, споры, обиды и разочарования начинались заново. Они испытывали горечь от того, что пожертвовали очень многим, отчаяние из-за того, что многое не удастся исправить, сожаление оттого, что они проявляли трусость, что служили причиной для чужих слез и смертей.

Новая ссора разразилась еще пуще, и случилось это из-за события, которое могло бы явиться радостным предзнаменованием: их первого выхода из форта после долгого периода ночи и бурь. Долгое время они оставались узниками черной дыры, и, выйдя из дома, они насладились бы солнечными лучами.

Перво-наперво она постаралась разработать его суставы, сгибая и разгибая его ноги в коленях. Он кричал от боли. Она заметила, что его конечности не гнулись.

– Сегодня вы постараетесь сесть, – сказала она, протягивая ему руки, чтобы он смог опереться на них.

Пришел момент, чтобы его воодушевить и заставить двигаться больше.

Он выздоравливал, но медленно. Однажды он поднялся, исхудавший, изнуренный, похожий на сломанную куклу, но теперь ему удавалось переставлять ноги, а она поддерживала его, обняв одной рукой за плечи. С другой стороны ему помогал Шарль-Анри.