Камил Икрамов - Семёнов

• Название: Семёнов
• Автор: Камил Икрамов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Виктор прокладывал лыжню, следом за ним шел жилистый фельдшер Гриша Костюченко. Он тащил на плечах полковника Ормана.

Младший лейтенант Дубровский был слегка суеверен и потому то и дело плевал через левое плечо. Когда он оборачивался, чтобы плюнуть, встречался взглядом с полковником, и это придавало ему сил.

Пока все шло прекрасно. Машину они бросили в ста метрах от места, где накануне оставили свои лыжи, а мина, заложенная под переднее сиденье "оппеля", сработала громко. Но для верности все-таки хорошо время от времени плюнуть через левое плечо...

- Давай, давай, - кричал Дубровский Грише, - у полковника небось уши мерзнут!

Грише это казалось шуткой, ему было жарко. А у полковника действительно мерзли уши, потому что в спешке партизаны потеряли его шапку.

- Нажимай, Дубровский! - сзади кричал Костюченко.

Метель, притихшая было к утру, усилилась, и Витя надеялся, что она быстро заметет их лыжню.

Это была не первая удачная операция бывшего танкиста. И всякий раз он вспоминал тот страшный вечер, когда он стоял в чужом саду и мимо него по улицам советского города шли фашистские танки. Они шли с открытыми люками, а у Виктора не было ни гранаты, ни бутылки с зажигательной смесью, и желтая кобура его была пуста...

"Все тихо в лесу. Только изредка птичка захочет воспеть прелесть дней промелькнувших", - вспомнил Виктор стихи Эльвиры Семеновой. Он рассмеялся радостно и, обернувшись, крикнул Грише:

- Давай, давай!

Партизаны шли без остановки семь часов, и когда сделали привал, оказалось, что полковник Орман все-таки отморозил себе уши.

Виктор коротко доложил Карпу Андреевичу о выполнении задания, и тот, едва дослушав его, распорядился, чтобы на Большую землю передали: "Можете присылать самолет. "Язык" есть. Радируйте, встретим".

Дубровскому хотелось подробно рассказать командиру, как они почти наугад выбрали приличный особнячок, как проникли в заснеженный фруктовый сад, как осторожно выдавили стекло венецианского окна, выходящего на веранду, и в каком смешном трикотажном колпаке с кисточкой спал полковник. Однако Карп Андреевич решительно его остановил:

- Ладно, Виктор. Пока хватит. Потом как-нибудь, под другое настроение.

Виктор встал по стойке "смирно". Он не хотел скрывать обиду. Ведь он не хвастает, не просит награды, просто рассказывает, как все было.

- Слушаюсь! - сказал он. - Попытаюсь рассказать под другое настроение. - И, повернувшись налево кругом, сделал два шага к двери.

- Не всем так везет, как тебе, - сказал Дьяченко. - Вчера вернулась с задания вторая группа. Разгромили две эсэсовские машины с конвоем, потеряли трех человек. Думали, там важная шишка едет. Оказалось, эсэсовцы сопровождали мальца лет десяти. Еле живой. Пытали его, понимаешь? Пытали, - еще раз повторил Дьяченко.

Теперь Виктор понял, почему командир так невнимательно отнесся к его и вправду чуть хвастливому рассказу.

А Дьяченко добавил:

- Между прочим, взяли его у областного города, но на Колычском тракте. Есть основания думать, что мальчик из Колыча.

- А он где, Карп Андреевич? Может быть, я его знаю?

- Стоит ли спешить, - возразил Дьяченко. - Поди поспи, а вечером заглянешь к медикам.

- Есть! - Виктор вышел из землянки командира и направился прямо к медикам. Он шел, думая, что Дьяченко удивился бы, узнав, что младший лейтенант и в самом деле пошел спать.

В землянке у медиков в отличие от остальных землянок было окно. Встроенное в слегка покатую крышу, оно походило на парниковую раму. Непосредственно под окном стоял операционный стол, а правее, на высоких полатях, лежал очень худенький мальчик. Он лежал раскинувшись, и под тонким байковым одеялом угадывался весь его скелет. Дубровский подошел поближе. Мальчик равнодушно поглядел на него и прикрыл глаза.

- Можно мне поговорить с ним? - спросил Виктор врача.

- Попробуй... - сказал тот. - Только это бесполезно.

- Здравствуй, - сказал Дубровский.

- Здравствуйте...

- Как тебя зовут? - спросил Дубровский, чувствуя, что где-то видел мальчика.

- Не знаю, - ответил мальчик.

- А фамилия?

- Не помню.

Виктор догадался, что мальчик до сих пор думает, что он у немцев.

- Ты понимаешь, где ты находишься?

- Понимаю.

- Где? - невольно повысил голос Дубровский.

- В лесу, - сказал мальчик и отвернулся.

Виктор увидел его профиль - открытый лоб, прямой нос с горбинкой, высокую верхнюю губу. Этот профиль Витя знал очень хорошо. Это был профиль Эльвиры!

Витя вспомнил, что у Эльвиры был братишка и что он видел его в те полчаса. Правда, начисто вылетело из головы, как этого братишку звали.

Мальчик лежал к нему в профиль, и Дубровский все больше убеждался, что это не случайное сходство.

- Я сказал тебе - напрасный труд, - буркнул врач за спиной у Дубровского. - Я не специалист по нервным болезням, но это напоминает амнезию, как она описана в учебниках. Можно предположить, что она травматического характера. Его били по голове. И можно думать, что самовнушенная.

- А что такое амнезия? - обернулся Виктор к врачу.

- Паталогическая потеря памяти. Бывает - навсегда. Амнезия описана довольно подробно. Различают, например, полную амнезию, тотальную и частичную, или, как ее еще называют, частную. Частичная распространяется избирательно на события определенного характера или времени. К счастью для человечества, мало кому удается избавиться от прошлого таким именно образом. - Врач старался придать своим словам характер сухой академической справки, но голос его срывался, в горле пересохло. Он лучше других видел следы пыток на теле мальчика, лучше других знал, что это значит. Он продолжал: - В данном случае, если хочешь знать, причину амнезии установить особенно трудно. Она могла наступить сразу после травмы черепа. Потом мальчик сам гасил в себе любые проблески памяти. Сознательно он это делал или подсознательно - тут невозможно найти грань. Ведь он был в гестапо, и его пытали...

- Да, - сказал Виктор, - такое лучше не помнить... Только и нарочно не забудешь.

- Не утомляй его, - сказал врач. - Поболтали, и хватит.

- Еще несколько вопросов, - сказал Витя.

- Десять минут, - согласился врач, взглянув на часы.

Виктор подошел совсем близко. Он был уже абсолютно уверен, что перед ним брат Эльвиры и, конечно, это его он видел в тот день, когда забегал в райтоп.

- Я тебя знаю, - твердо сказал Дубровский. - Твоя фамилия Семенов.

Мальчик ответил:

- Не помню...

- Ты же Семенов, Семенов, - настаивал Виктор. - Мы в одной школе учились - ты был в третьем или в четвертом. Я тебя помню, и ты должен меня помнить. Я в "Ревизоре" Хлестакова играл.

- Не помню, - ответил мальчик, - я вас не помню...

- Ну вспомни же, вспомни! - молил Дубровский. - Я к Эльвире приходил. Эльвиру ты помнишь?

- Не помню...

- Я был в летней гимнастерке, с одним кубиком, желтая кобура...

Виктор не сомневался, что перед ним брат Эльвиры. Он мучительно пытался вспомнить, как его зовут: Женя... Вася... Игорь... Вова...

- Я тебя знаю, я только забыл, как тебя зовут, - убеждал он мальчика.

- Я тоже забыл... - тихо ответил мальчик.

- Ну вспомни, вспомни, - умолял Виктор. - Вы жили на Луговой, рядом с Салтыкова-Щедрина. У тебя сестра есть, Эльвира. Я ее друг - Дубровский, Витя. Понимаешь, Дуб-ров-ский. Эля меня Дефоржем звала. Меня в школе дразнили: "Я не француз Дефорж, я - Дубровский".

- Не помню я... - устало произнес мальчик.

Из всего "Дубровского" Виктору вспомнилась теперь почему-то всего еще одна фраза, составленная из пяти русских и одного французского слова.

- Я не могу дормир в потемках, - сказал он мальчику. - Вспомни, я Дубровский, ты Пушкина читал? Помнишь?.. Я не могу дормир в потемках... Ну, пожалуйста, вспомни! У тебя сестра есть, Эльвира... Этот помещик говорит, Пафнутьич: "Я не могу дормир в потемках". Помнишь?

- Хватит, - строго сказал врач. - Немедленно уходи. Неужели ты не видишь, что ему плохо от твоих вопросов.

Виктор схватил в охапку полушубок и выскочил на мороз. Быстро темнело, в дальней землянке кто-то играл на балалайке, со стороны кухни тянуло подгоревшей кашей.

Самолет с Большой земли прилетел звездной ночью. Летчики сразу увидели ориентиры: всего один разворот над сигнальными кострами, резкое снижение и стремительная посадка с внезапно притихшими двигателями.

Когда самолет остановился и его догнала поднявшаяся за хвостом снежная пыль, первым шагнул Карп Андреевич Дьяченко.

Три летчика в теплых шлемах, меховых куртках и унтах спрыгнули на землю. Карпу Андреевичу они показались ужасно знакомыми, похожими на известную фотографию Чкалова, Байдукова и Белякова после их знаменитого перелета Москва - Америка через Северный полюс. Летчики и сами знали про это сходство и стремились к нему еще больше.

Они были немногословны, улыбчивы, чуть-чуть снисходительны к восторгам в свой адрес. Летчики угощали партизан папиросами "Казбек" из твердых довоенных коробок, давали прикуривать от шикарных зажигалок. Партизаны, даже некурящие, закурили теперь: каждая папироса - часть Большой земли, частица невозвратно далекой довоенной жизни.