Алексей Рыбин - Право на рок

• Название: Право на рок
• Автор: Алексей Рыбин
• Издательство: Леан
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997

---

А то, что он говорил в интервью, что кроме рок-н-ролла у него еще есть чем заняться, и жизнь на рок-н-ролле не кончается, то, мне кажется, что это слова. Хотя Майк никогда не врал и к вранью вообще никакого отношения не имел. Зачем ему было врать - его и так никто по-настоящему не понимал. Но это - слова. Он искренне думал на самом деле так, но, насколько я знаю эту породу людей, включая отчасти и меня самого, и многих других такого же типа, без этого главного, не называемого, что в случае Майка мы условно обозначаем, как Герой рок-н-ролла, без этого все остальное очень быстро теряет смысл. Просто мгновенно. Это имеет смысл, когда ты приезжаешь домой и час, день, два, три находишься в кайфе, а еще через полтора дня начинаешь думать о том, что что-то нужно еще сделать. А поскольку у него был постоянно вынужденный застой - нет ни студии, ни пятого, ни десятого, то он впадал в клиническую дрему. И комната его была приспособлена именно для дремы, как берлога, пока что-то не начинало происходить. Я мало бывал у него там, на последней квартире, но когда бывал, ощущение было именно такое.

И забавно, что зная западный шоу-бизнес, насколько я его знаю, могу сказать, что там было именно то, что ему было нужно. Как раз та жизнь, о которой он мечтал, о которой он читал, которую хорошо знал по газетам, статьям, журналам, книгам, к которой он был стопроцентно подготовлен, забавно, что когда вышла «Красная волна», Майк туда не вошел. То есть, весь Запад прошел мимо. И когда ему пытались что-то сделать, я помню, что Лешка Наследов хотел его как-то вытянуть в Штаты, все это сталкивалось с тем, что «…А-а, уже не то.., уже лень..», то есть это был уже не тот масштаб.

Он был готов к работе - я помню, когда мы писали с ним «55», это было то настоящее, где не было никаких опозданий, ничего, потому что это настоящее, это кайф. Будучи Героем, он с самого начала дал такой угол жизни, свой, показал, как на самом деле все должно быть. Своим рассказом, в том числе, который как-то приоткрыл завесу в его внутренний мир - вот как все должно быть на самом деле. И все, что он делал, можно рассматривать только в этом контексте. Поэтому и всколыхнулась вся русская провинция - это было настоящее, это ТО… Они про это даже не знали, не знали, что существует такое отношение, такая возможность. И с этой точки зрения он выстраивал все свои отношения с жизнью, пока так называемая неумолимая действительность не заставляла его смиряться. А чтобы смириться, нужно было залить себя водкой с дикой силой, потому что он знал, что это не то. А когда сталкиваешься с не тем - что делать? Нужно анестезироваться. Вот он со свой анестезией…

А на сцене, сколько я помню, он всегда чувствовал себя очень на месте, так, как надо, на сцене он был самим собой. Дома он самим собой не был. А коллектив его, это было то, за что он прятался. Раз мир не дал ему того, что у него должно было быть, то он ушел в монастырь своей группы и целиком заслонился ими от всего. Потому что, если это и не было рок-н-роллом в его понимании, то это было самое близкое к рок-н-роллу из того, что можно здесь достичь. И если бы система была готова к тому, чтобы пластинки выпускать, чтобы нормально их записывать, по-человечески, чтобы была реклама, то он не знал бы бед.

В нем было, как Артем правильно отметил, правильное чутье рок-н-ролла. Когда мы писали «55», у него был подход стопроцентно рок-н-ролльный - как бы не было что-то грубо, или не грубо, так или не так, но если это действует, за нервы задевает, то это остается. И над какими-то вещами, вроде бы правильно сделанными, он мог долго работать, потому что они «не цепляли».

Нам всем очень повезло, что в конце семидесятых создалось какое-то поле рок-н-ролльное в Петербурге - то, о чем говорят, но толком никто не помнит, потому что большинство из тех, кто там были, либо умерли, либо спились. Все это было - все эти концерты по всяким НИИ, и все эти фестивали на открытом воздухе. Это как раз было то, что надо. Я помню какое-то утро, когда мы с восьми часов утра какие-то колонки перевозили с Майком, какие-то ящики таскали. Темно было, едем мы вдвоем и обсуждаем ситуацию, и соглашаемся на том, что вот это и есть настоящая жизнь. Мы ухитрились создать себе здесь все - Вуд-сток, Нью-Йорк, Лондон, все, что угодно. Года два-три в Ленинграде это держалось. Все было в полный рост. И мы могли получать двадцать рублей за концерт, но какие это были двадцать рублей! И какой это был концерт!.. Все было стопроцентно настоящее. Создали себе воображаемый Лондон, и он в полный рост окупался, потому что все, что с этим сопряжено, все было. А самое главное, что ощущения внутренние, они не очень существенны для всех окружающих людей - мало ли, кто как себя чувствует, но когда есть ощущение, то возникает и его плод - возникают песни, возникает поведение, что-то, что выше человека, что красиво само по себе.

И Майк как раз был в полный рост ребенком этого времени, и когда дальше действительность стала более уродливой, то это стало уже тяжело. А в промежутке, когда КГБ еще не начало все это давить, года до восьмидесятого - восемьдесят второго, когда еще никто из правоохранительных органов не понимал, что вообще это такое, было время чистого, неразбавленного рок-н-ролла со всеми его кайфами. Ни шоу-бизнес его не давил, ни менты, никто не давил, и песни шли сами по себе, и поэтому он тогда написал большую часть своих песен. У нас тоже - практически пять альбомов за два года - это много. Я вспоминаю вечер, когда мы сидим у Майка на кухне, и он поет «Дрянь», только что написанную, и нет ощущения, что мы находимся в какой-то рок-н-ролльной провинции, что ТАМ они умеют, а мы не умеем - ни фига! Тот комплекс, которым страдало большинство наших советских рок-музыкантов, так называемых - они-то мол умеют, у них там фуз и квак, и обработка, и все… - нам это было не нужно. Это были какие-то прилагающиеся детали, и только это и было правильное ощущение, что если написал правильную песню, правильно ее спел один раз - все! Остальное уже должно прикладываться. Один музыкант сказал: «Рок-н-ролл - это отношение. Совсем не обязательно быть лучшим в мире гитаристом». У Майка, как раз, именно это и было - какое имеет значение, кто как играет на гитаре, главное - отношение. И отношение из воображаемой звезды сделало его настоящей звездой. Отношение с самого начала было правильное, а это то, чего нет у 99 процентов людей, с которыми мне приходится сталкиваться. Все интересуются, как пробиться на телевидение, как заработать деньги, как найти студию или что-то еще, а это рок-н-роллера не может интересовать, потому что все это прилагается. А как прилагается - это уж, простите, вопрос каждого человека.

ПРОЩАЙ, ДЕТКА (ДЕТКА, ПРОЩАЙ)

Прощай, детка, детка, прощай,
И на прощанье я налью тебе чай,
И позвоню по телефону, закажу тебе авто,
И провожу до двери, и подам тебе пальто,
И поцелую невзначай, и прошепчу: «Прощай, детка, прощай».

Ты так очаровательна и не скучна ничуть,
Но мы устали друг от друга, нам нужно отдохнуть,
Накрась поярче губки и подведи глаза,
Надень мой старый макинтош, возможно будет гроза.
Живи же хорошо, не скучай.
Ну, а пока - прощай, детка, прощай!

Мы докурили сигареты и допили все вино, И
поняли, что наше время кончилось давно. Но нам
же было так чудесно, нам было хорошо. Кто знает,
может быть, нам захочется еще. Так вот мой номер
телефона. Звони, не забывай. Ну, а пока - прощай,
детка, прощай.

Я спел тебе все песни, которые я знал,
И вот пою последнюю, про то, что кончен бал,
Про то, что одному быть плохо, что лучше быть вдвоем,
Но я разбит и слаб, и я мечтаю об одном.
О чем? Попробуй, угадай…
О, ты права. Чтоб ты сказала мне: «Прощай, детка, прощай!»

СЕДЬМАЯ ГЛАВА

Ты придешь ко мне ровно в полночь,
разбудишь мой спящий звонок.
Ты скажешь мне: «Какая чудесная ночь»,
и я отвечу: «Да, но я одинок». И я
заварю тебе свежий чай,
и достану из бара вино.
И выключу свой телевизор,
не успев досмотреть кино.

Мы будем говорить о прекрасных вещах,
играть словами, как в биллиард. И ты
построишь мне сотню воздушных замков
и один небольшой зоопарк.
Но, увы, я знаю, мне нельзя верить всем твоим словам.
Слова для тебя значат больше, чем дело,
но это ничего, я грешил этим сам.

Ты скажешь мне, что жизнь - это великая вещь,
и выдашь семерку за туз. И я
тебе сыграю свой рок-н-ролл,
и я тебе спою новый блюз. И
ты, конечно, похвалишь меня,
и я тебе в ответ улыбнусь. Я знаю,
нам трудно понять друг друга,
но ты вежлив, и я не сержусь.

И когда за окном забрезжит рассвет,
я скажу: «Не пора ли нам спать?» И я постелю
себе на полу, а тебя уложу на кровать. И вот когда,
наконец, я засну,
уняв предрассветную дрожь. Ты
встанешь и улыбнешься, как ангел,
и вонзишь мне в спину свой нож. И
смоешь с лезвия кровь, и ляжешь спать,
и во сне ты увидишь себя.

И утром я встану первым, приготовлю кофе и торт.
Поставлю Т.Rex, и тебя разбудит
бодрый мажорный аккорд. И
выпив свой кофе, ты куда-то уйдешь,
махнув мне на прощанье рукой. А я
отмою с паркета кровь
и обрету свой душевный покой.

ОДА ВАННОЙ КОМНАТЕ

Ванная - это место, где можно остаться совсем одному,
Сбросить груз забот, растворить их в воде. Дверь заперта,
и сюда не войти уже никому, Ты, наконец, один в этой
белой пустоте.

Ванная - место, где можно раздеться совсем донага,
Вместе с одеждой сбросить улыбку, страх и лесть. И
зеркало, твой лучший друг плюнет тебе в глаза, Но вода
все простит и примет тебя таким, как ты есть.

О, Боже, как хочется быть кем-то - миллионером, рок-звездой,
Святым, пророком, сумасшедшим или, хотя бы, самим собой.
Самим собой. Это сложно. Это возможно только здесь.

Ванная - место, где так легко проникнуть в суть вещей,
Поверить, что ты знаешь, где правда, а где ложь. А
главное - никто не видит, чем ты занят здесь -То ли
режешь вены, то ли просто блюешь.

О, ванная комната! Пою тебе хвалу За
чистоту, за простоту, за мыло и за душ. За
всепрощенье, за воскрешенье, За очищенье
наших душ.

ЖЕНЩИНА (ЛИЦО В ГОРОДСКИХ ВОРОТАХ)

Твоя кровь, как хлеб, твоя плоть, как вино,
И листки твоих писем, как жесть. Твои сны,
как молитвы, лицо, как стекло, И твои
оскорбленья, как лесть.

Но кто здесь есть, кто сможет изменить тебя? Кто
здесь есть, кто сможет подчинить тебя?
Но я бы не стал завидовать им,
Хоть на их месте мог быть и я, прости, но мне жаль тебя.

И ты умеешь быть слабой, и ты умеешь быть злой. И
ты умеешь не верить словам. Но ты не умеешь брать
сразу все, Зато ты берешь по частям.

Но кто здесь есть, кто сможет отказать тебе?
Кто здесь есть, кто сможет наказать тебя?
Но я бы не стал завидовать им,
Хоть на их месте мог быть и я, прости, но мне жаль тебя.

И в твоей колоде не хватает туза, А
джокером служит валет, И имя
знакомцам твоим - легион, Но
друзей, пожалуй что, нет.

Но кто здесь есть, кто сможет избежать тебя?
Кто здесь есть, кто сможет удержать тебя?
Но я бы не стал завидовать им,
Хоть на их месте мог быть и я, прости, но мне жаль тебя.

И ты всегда найдешь тех, кто накормит тебя, И
взамен ты кинешь им кость, Тем, чей ветер
наполнит твои глаза, Тем, чей крест примет твой
гвоздь.

Ты всегда найдешь тех, кто поможет тебе, Кто
возьмет на себя твою боль, Тех, кто будет ранен в
твоей войне, ты насыплешь Им в раны соль.

Но кто здесь есть, кто сможет полюбить тебя? Не за
то, чего в тебе нет, а за то, что ты есть? Кто здесь
есть, кто сможет убедить тебя, Что в общем, ты
такая же, как все?

Но я бы не стал завидовать им,
Хоть на их месте мог быть и я, прости, но мне жаль тебя.

МАЙК «Pокси»N3, 1978.