Моррис Уэст - Адвокат дьявола

• Название: Адвокат дьявола
• Автор: Моррис Уэст
• Издательство: Книжное издательство
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 1991

Роман австралийского писателя Морриса Уэста «Адвокат дьявола» переведен на двадцать семь языков, принес автору несколько крупных литературных премий и всемирную славу…

…На русском языке роман Морриса Уэста «Адвокат дьявола» печатается впервые.

---

Женщина схватила его руки, начала целовать их, призывая всех святых благословить доктора. Мейер резко отстранился:

– Теперь иди домой и покорми детей. Я пошлю за тобой, если возникнет необходимость… а потом тебе помогут перенести мужа.

Нина Сандуцци взяла ее под руку и вывела за дверь. Мейер услышал, как Нина объясняет зевакам, что ждать больше нечего и они могут отправляться по своим делам.

– Почему ты обнадежил ее? – спросила Нина, вернувшись. – Он будет жить?

– Конечно, – сухо ответил Мейер, – Но пользы от этого не будет ни ему, ни ей.

– У них шестеро детей.

– Слишком много, – хмыкнул Мейер.

– Но они есть, – стояла на своем Нина. – Кто будет их кормить, раз он не сможет работать?

Мейер пожал плечами:

– Будут получать пособие. От голода не умрут.

– Пособие! – фыркнула Нина. – Дюжина допросов у чиновника и сотня бланков ради килограмма муки. Разве это выход?

– Другого теперь я не знаю, – насупился Мейер. – Раньше я предлагал их десятками, но никто не захотел слушать. Они хотели, чтобы все осталось по-старому. Ну… они получили то, что хотели.

Нина Сандуцци пристально смотрела на него. Ее черные, умные глаза светились жалостью и презрением.

– Ты знаешь, что сделал бы Джакомо, не так ли? Сам пошел бы в кузницу и принялся за работу. Стучался бы в каждый дом, умоляя о помощи или заставляя людей помогать. Поднялся бы на виллу и поговорил с графиней о денежной субсидии и работе для жены Мартино. Выцарапал бы хоть какую-то сумму у отца Ансельмо. Он понимал, что несет с собой такая трагедия. Знал, как пугаются люди. А плач ребенка рвал ему сердце…

– Он был удивительным человеком, твой Джакомо, – нервно ответил Мейер. – Поэтому его и убили. Мартино, как я помню, был среди тех, кто привел приговор в исполнение.

– А ты подписал бумагу, в которой говорилось, что он расстрелян по законному приговору, вынесенному судом, – беззлобно напомнила ему Нина. – Но никто из вас не назвал истинную причину его смерти.

– Какова же она? – Мейер даже охрип.

– Наверное, она не одна. Их было двадцать. Своя у Мартино, своя – у графини, отца Ансельмо, Баттисты, Лупо, да и тебя тоже, мой милый доктор. Но вы не решались признать их, даже друг перед другом, поэтому нашли одну, устроившую всех – Джакомо, мол, сотрудничал с фашистами и немцами! Вы же были освободителями, глашатаями свободы, несли мир и братство. А Джакомо мог принести только корку хлеба, тарелку супа да поработать за больного хозяина дома.

Ее спокойствие только распалило Мейера:

– В этом и состоит беда Италии. Поэтому мы на пятьдесят лет отстаем от всей Европы. Мы не можем организоваться, не признаем дисциплины. Мы не можем сотрудничать. Нельзя построить лучшую жизнь на горсти муки и кружке святой воды.

– На пулях ее тоже не построишь, доктор. Вы добились того, чего хотели. Вы убили Джакомо. А каков результат? Если Мартино больше не сможет работать, кто будет кормить его жену и шестерых детей?

Ответа у Мейера не нашлось, он повернулся и, пристыженный, вышел в жаркий, залитый лучами солнца сад. Минуту спустя Нина присоединилась к нему и положила руку ему на плечо:

– Ты думаешь, я ненавижу тебя, доктор? Нет. И Джакомо не испытывал к тебе ненависти. Перед смертью он пришел, чтобы повидаться со мной. Он знал, что его ждет. Знал о твоем участии. Тебя, наверное, интересует, что он мне сказал? «Он – хороший человек. Нина. Он пытался многое изменить, но он несчастен, потому что так и не понял, что значит, любить и быть любимым. Он хочет организовывать и реформировать, но не видит, что без любви все обращается в прах. Я счастлив, потому что мне удалось встретить тебя в начале пути и ты научила меня и тому, и другому. А доктор слишком долго был один. Когда я умру, иди к нему и он будет добр к тебе. Если придет время, когда ты поймешь, что тебе необходим мужчина, останови свой выбор на нем, он поможет и тебе, и мальчику». Джакомо написал тебе письмо и положил среди своих бумаг. И попросил передать после его смерти.

Мейер круто обернулся:

– Письмо! Где оно, женщина? Бога ради, дай его мне!

Нина Сандуцци в отчаянии всплеснула руками:

– Все его бумаги лежали в ящике комода. Когда Паоло был маленьким, он добрался до них и начал ими играть. Какие-то помял, другие порвал. Собрав их вновь, я уже не могла отличить, что кому адресовано… – Нина покраснела. – Я… я так и не научилась читать.

Мейер схватил ее за плечи, грубо потряс:

– Я должен увидеть эти бумаги, Нина. Должен. Ты не представляешь, как они важны.

– Важны шестеро детей, – ответила Нина. – И женщина, чей муж больше не может работать.

– Если я помогу им, ты отдашь мне бумаги?

Она покачала головой:

– Джакомо говорил и другое: «Нельзя заключать сделку на человеческие тела». Если ты хочешь им помочь, сделай это не требуя платы за свои труды. А потом мы поговорим о бумагах.

Мейер понял, что проиграл. Эта женщина обладала железной волей и мудростью, тягаться с которой он не смел. Его это удивляло, поскольку Нина не могла почерпнуть свой опыт из крестьянского прошлого, а доктор не желал признавать, что его источником был Джакомо Нероне. Однако она, как и Нероне, держала ключ от загадки, мучавшей Альдо Мейера двадцать лет: почему некоторые люди, талантливые, с открытым сердцем, способные к состраданию, не в силах добиться полного взаимопонимания и лишь сеют раздоры и становятся посмешищем среди тех, кому они пытаются помочь, в то время как другие, без видимых усилий, доходят до сердца, а после смерти их вспоминают только с любовью.

В бумагах Нероне он мог бы прочесть ответ на этот вопрос, который не решался задать Нине Сандуцци. Но без ее согласия доктору осталось лишь пожать плечами, признавая свое поражение.

– Сегодня я обедаю с графиней и обязательно расскажу ей о том, что случилось с Мартино. Попробуем ему помочь.

Улыбка осветила спокойное, доброжелательное лицо Нины. Импульсивно она поймала руку Мейера и поцеловала ее.

– Ты – добрый человек, доктор. Я скажу жене Мартино, Пусть страх покинет ее.

– Ты можешь сказать кое-что и мне, Нина.

– Что, доктор?

– Что ты ответишь, если я попрошу тебя стать моей женой?

В ее черных глазах не отразилось ни удивления, ни радости:

– Я отвечу так же, как и в первый раз, доктор. Будет лучше, если я не услышу от тебя этой просьбы.

Паоло Сандуцци стоял у кромки речушки, бросал в воду камешки и смотрел, как они прыгают по сверкающей поверхности. Речушка имела одно название и два лица. Называлась она Протока фавнов, потому что давным-давно, задолго до того, как святой Петр принес в Рим имя Христа, фавны любили резвиться на ее берегах, гоняясь за друидами. Когда построили церковь, они, естественно, ушли, а без них в долине поселилась скука. Но название осталось, а иногда юноши и девушки тайком собирались на берегу, оживляя древние языческие игры.

Ближе к осени Протока фавнов полностью пересыхала. Сейчас она спокойно текла меж каменистых берегов, и Паоло Сандуцци радовался, что убежал сюда от жуткого сухого дерева и англичанина с его дьявольским смехом.

Никогда в жизни он так не пугался, страх все еще не отпускал его. Художник словно держал ключ от жизни юноши. От прошлого, которого он стыдился, и будущего, в котором ему смутно виделся Рим, с соборами и дворцами, мостовыми, забитыми сверкающими автомобилями, и тротуарами, где толпились девушки, одетые, как принцессы.

Видение Рима оказывало на него магическое действие. Так привораживает талисман, и Паоло чувствовал, что рано или поздно ему придется вернуться к англичанину, от насмешливой улыбки которого ему иногда становилось не по себе, но бывало, что она будила в нем странную, тревожную страсть, будила сама, без слова или прикосновения.

Паоло бросил в воду последний камешек, сунул руки в карманы и зашагал вдоль берега. Пару минут спустя его остановил возглас:

– Эй, Паолуччио!

Он поднял голову и увидел Розетту, дочь Мартино – кузнеца. Она сидела на валуне, худенькая, миниатюрная, на год моложе его, с прямыми волосами и веселым личиком. Выцветшее ситцевое платье, ее единственное, обтягивало еще неразвившуюся грудь. В деревне он не замечал Розетту, но сейчас обрадовался встрече. И помахал ей рукой:

– Привет, Розетта.

Затем подошел и сел рядом.

– Мой отец заболел. С ним случился удар, и он упал на горн. Сейчас он в доме доктора.

– Он умирает?

– Нет. Доктор говорит, что будет жить. Мама плачет. Она дала нам хлеб и сыр и отправила гулять. Хочешь поесть?

Она показала краюху хлеба и кусок сыра.

– Я голоден, – признался Паоло.

Розетта разделила хлеб и сыр на равные части, протянула Паоло его долю. Какое-то время они молча ели, греясь на солнце, болтая ногами в воде.

– Где ты был, Паолуччио?

– С англичанином.

– Что делал?

Паоло пожал плечами, словно отмахиваясь от назойливых вопросов:

– Работал.

– А чем ты ему помогаешь?