Анна Аршинова - Девочка по имени Аме

• Название: Девочка по имени Аме
• Автор: Анна Аршинова
• Жанр: Фэнтези

Он смотрит в небо с тоской, ощущая непреодолимое желание летать, но крыльев за спиной нет. Есть странный незнакомец с желтыми глазами и золотыми волосами, который обещает эти самые вожделенные крылья. Но это — начало, впереди еще долгий-долгий путь и мучительное обретение самого себя.

---

Сидящий в кустах Футодама выругался. Он то думал, что никем не замечен, а оказалось, что нет. Его навыки на проверку оказались не так идеальны, как казались на первый взгляд. Ебрахий вышел и направился к родителю и куратору.

— А мы тут о тебе, прекрасном, говорим, — ухмыльнулся Хорхе. — Но ты ведь это уже прекрасно знаешь! Как тебе наш разговор?

Ебрахий нерешительно посмотрел на Цукиеми, ища ободрения. Тот царственно повернулся и спросил, совершенно не в тему разговора:

— Ты в порядке?

— В полном, — ответил он, ощущая, как напряжение уходит.

— Как прошел день?

Хорхе фыркнул, обиженный тем, что его начали игнорировать, и не ответили на его вопрос, но отошел в сторону и даже отвернулся, делая вид, что любуется лилиями в пруду под мостом. Наверное, понимал, что родитель и отпрыск нуждаются в некотором общении и даже уединении, когда встречаются после долгой разлуки.

— Методика взаимодействия… не эффективна, — ответил Ебрахий, переводя взгляд от обиженно сгорбленной спины Хорхе на Цукиеми. С их последней встречи родитель нисколько не изменился. Ебрахий знал, что он останется таким же и через тысячу лет.

— Снова спешишь. Все же ты слишком долго был человеком.

Ему двадцать восемь. Старше только Александр. И с ним свои сложности.

— Но это неплохо, — добавил Цукиеми.

Ебрахий кивнул. Родитель не раз говорил ему об этом. Ками присуща некоторая медлительность. Они медленно учатся, медленно набираются опыта, потому даже выпущенные из Академии ками считаются созданиями юными и очень ненадежными. Зрелость наступает годам к семидесяти-восьмидесяти. Но те ками, которых превратили поздно — после пятнадцати лет, сохраняли многие "человеческие" черты.

Ходит теория, что люди спешат жить. Из-за того, что их срок жизни ограничен, они быстро учатся и быстро набираются опыта. И для людей такое положение дел хорошо, но для ками имеет существенные недостатки — весь потенциал просто не раскрывается из-за поспешности и "хватания по верхам". В итоге вначале идет опережение в развитии, а потом начинается отставание. Такие ками в свою полную силу входят не в восемьдесят, а в сто тридцать лет.

— Наверное, темп обучения не особо мне подходит.

— Мы как раз с твоим куратором разговаривали на эту тему. И решили, что ты нуждаешься в дополнительных занятиях. Я согласен тебе помочь…

— Да, понятно.

Ебрахий ощутил огорчение. Его волновало то, какой он. Что снова понятие "норма" к нему неприменимо. Если подумать, в этом были свои достоинства и недостатки, но все же ему просто хотелось бы побыть "таким, как все". Он притворялся, но некоторые особенности его психики не так-то легко скрыть. А теперь эти дополнительные занятия.

— Ты не хочешь? — Цукиеми был внимательным родителем. И что очень важно, когда он смотрел на тебя, казалось, что вот в этот момент времени все его внимание принадлежит лишь тебе, и нет ничего важнее всех твоих проблем и всех твоих страхов. Ощущать это было безумно приятно и хорошо.

— Не в этом дело… — Ебрахий отвернулся. Ему казалось, что он подводит своего родителя, который пытался сделать все возможное для решения проблем. — Я согласен.

— Ты не понимаешь, насколько тебе повезло, — Хорхе решил, что дал достаточно времени для общения этим двоим, и теперь можно вмешиваться без зазрения совести. На его губах играла ехидная, но немного напряженная улыбка, будто сейчас он ощущал себя лишним. Ебрахий знал это чувство, ведь испытывал его довольно часто, когда Данте и куратор общались, и теперь испытывал какое-то непонятное и мрачное удовлетворение от той мысли, что они поменялись местами. — Чтобы удостоиться этой чести, мне пришлось изрядно потрудиться, а тебе… тебе это досталось просто так. Я надеюсь, ты оценишь этот подарок судьбы…

Ебрахий в ответ только хмыкнул. Он не станет отвечать Хорхе — это бесполезно и даже вредно, ведь тогда куратор распушится, точно петух, от осознания собственной важности.

— Вы говорили про Хатимана. Что он присматривается ко мне…

— Это не твое дело, милый, — сладко и немного мстительно улыбнулся куратор, становясь справа от Цукиеми.

— Да, будь осторожен, — отозвался родитель, противореча Хорхе. Похоже, эти двое несколько расходились во мнении. Такое положение дел заставляло куратора поджимать губы и зло сверкать глазами в монолитно-неподвижную фигуру Бога Счета Лун. — Если вдруг он обратится к тебе с просьбой или предложением, я хочу, чтобы ты немедленно сообщил мне или своему куратору об этом.

— Хорошо. Что-то еще?

— Пока все.

Не то, чтобы Ебрахий так уж верил ректору. В конце концов, у него были причины испытывать недовольство, ведь то, что произошло в Имубэ этим летом нельзя назвать справедливым. За отцом теперь пристально следят, а маму и сестру отправили в монастырь. Конечно, Кунимити их предупреждал о том, что будет плохо, если их дела с йокаями всплывут, но это слишком суровое наказание. Роду Имубэ грозит конец, Каору принудительно выдадут замуж за Сарумэ Макетаро. Наследники будут уже не Имубэ, а Сарумэ. И древнейший клан превратится в побочную ветвь другого древнейшего клана. А ведь все можно было сделать по-другому.

Хотел ли Хатиман мира во всем мире, процветания и благополучия, Ебрахий не знал. Он был далек от политики, проводимой Богом Войны, и, положа руку на сердце, сейчас не хотел в нее вникать. У него появился шанс просто пожить, не думая о том, что ты что-то должен своему роду, что не можешь спасти своих родственников, как бы ни пытался. Он мог спокойно жить с мыслью, что его цель благородна, а сейчас его учат правильно и эффективно пользоваться своими силами, чтобы потом сражаться с йокаями. Ему нравилось такое положение вещей, но все же, все же… Наверное, во всем виновато воспитание. Когда тебе с малых лет твердят о чести рода, о пользе рода, об ответственности и других высших материях, сознание вольно и невольно принимает эти ценности. И теперь у Ебрахия болело сердце за Имубэ, он бы хотел что-то изменить, но просто не знал как.

Но то, что рядом был Данте — это здорово. Данте — частичка прошлого, которая осталась с ним, и это очень важно. С пробуждением мир изменился, перевернулся, вывернулся, нагнулся и распрямился (и все это одновременно), он заиграл другими, незнакомыми красками, но опора была выбита из-под ног. Ебрахий отчаянно искал, за что бы зацепиться, но Цукиеми хоть и был достаточно родным и близким, но его мышление и его ценности несколько отличались от привычных. Появление Данте решило эту проблему, быстро и почти полностью. Другие ками бы сказали, что это в природе Бизена — быть преданным кому-то так или иначе. Сам же Ебрахий немало времени потратил на раздумья об этом и пришел к выводу, что его Школа здесь не при чем.

Кем был для него Данте? Ебрахий испытывал к нему множество противоречивых и ярких чувств: от сильного раздражения до братской заботы. Раньше, когда он считался девушкой и принцессой рода Сарумэ, Кунимити позволял себе помечтать о нем, как о будущей жене и матери его детей. Он даже думал, что влюблен в нее, ведь когда он видел ту изящную куклу, разряженную в яркие шелка, как она улыбалась, что говорила, как смотрела — его дыхание перехватывало, а сердце начинало биться чаще. Наверное, это была влюбленность. Такая странная и сладко-тягучая, потому что ей никогда не стать счастливой. Кунимити, тогда еще, нравилось ей наслаждаться, смаковать ее, упиваться ею, споря с Акито за "принцессу". Но ее отрезало в тот момент, когда он, влекомый подозрениями, позволил себе неслыханную вольность с благородной принцессой: прижал ее к стене, а плотный шелк кимоно сполз с белых плеч. Взору открылась перебинтованная и совершенно мальчишеская грудь, в ноздри ударил металлический запах нечеловеческой крови. Тогда сердце Кунимити остановилось, замолчало и, пораженное, отказывалось даже трепыхаться. Первые мысли были: "Что это?" и "Не может быть", а последующие — "Он" и "такой же". Последние быстро пересилили и удивление, и обиду, и даже разочарование, и все, что всплыло тогда — это странное чувство, кричащее: "Ты не один такой".

Кунимити не сообщили, что с ним происходит. Ему не сказали, что придет время, и он станет ками. Поэтому принц Имубэ считал, что это какая-то напасть, которая досталась ему потому, что мать якшалась с йокаями. Он сам себе казался уродом, опасным для общества, бесплодным и бесполезным, которому только и оставалось, как прожигать жизнь в борделях, пытаться упиться и делать вид, что интересуешься женщинами. Хотя, женщинами Кунимити очень даже интересовался, только вот нельзя было их трогать. Это только усугубляло чувство ничтожности и никчемности.

Одиночество не просто ушло. Одиночество схлынуло, оставив после себя облегчение и совершенно нелогичное чувство родства и разделенности. То, что тебя могут понять, не на словах покивав, а по-настоящему, ведь у самого такие же проблемы, оказалось настолько важным и до одури приятным, что Кунимити просто не сразу это осознал. Но все стало неважно: и недавняя влюбленность, и пол "принцессы", и еще множество других вещей. Осталось лишь "он есть". За это чувство и за это облегчение теперь уже Ебрахий был бесконечно благодарен Данте и считал своим долгом заботиться о нем и оберегать его, как мог и как умел.