Лаура Рестрепо - Леопард на солнце

• Название: Леопард на солнце
• Автор: Лаура Рестрепо
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-94278-439-6

Основой захватывающего, с неожиданными поворотами, сюжета этого романа служит борьба двух мафиозных кланов в Колумбии. Однако описываемые события дают автору (и читателю) немало поводов для философских и поэтических размышлений. Помещая в колумбийском издании благодарности друзьям за помощь, оказанную ей в работе над романом, Лаура Рестрепо благодарит среди прочих «и Габо… чей гений и подавляет нас, и озаряет». Речь идет, конечно же, о Габриэле Гарсиа Маркесе.

---

– Говорят, она сказала, что слишком много провинциалов звать не годится, это снижает уровень.

– Также она не пригласила ни военных, ни королев красоты, каковые в изобилии встречались на прежних празднествах у Мани.

– О братьях Монсальве и говорить не приходится. Она питала отвращения к этим нелюдимым, неприглядным типам, увешанным золотыми цепями и в перстнях с бриллиантами. До сих пор они не входили в новый дом Мани, и уж в торжественный день Мельба Фоукон не собиралась им это позволять, а то из-за них все старания пошли бы прахом.

Напротив, она зафрахтовала чартерный авиарейс из столицы – самолет заполняли представители столичного общества, получившие приглашения с гарантированным проживанием в отеле. Среди них числился действующий министр, глава одного из государственных ведомств, директор радиопрограммы, владелец могущественной финансовой группы, главный ведущий национального телевидения и звезда популярного телесериала.

Алина Жерико получила приглашение на карточке с гербом, но, несмотря на предупредительное «RSVP»,[61] не ответила, будет ли она – в результате Мани сгорал от ожидания, поскольку возможность оставалась открытой.

Вечер торжества – согласно понятиям и указаниям сеньориты Мельбы – хозяин встретил в белом смокинге от Сен-Лорана, держа в руках стакан виски со льдом.

– Зачем, он же не пил спиртного?

– Он и не выпил ни глотка за весь вечер, но как; только он оставлял полный стакан где-нибудь на столике, сеньорита Фоукон тут же подавала ему другой, потому что стакан в руках был составляющей достойного облика. Она не давала себе передышки в войне с причудами и скверными манерами Мани, и в большинстве случаев это принесло отличные плоды. Если, конечно, не считать некоторых с треском провалившихся затей, вроде попытки заставить его сменить «Кола Роман», плебейскую газировку кричащего цвета, на международно признанную «Кока-Колу».

Мельба Фоукон была довольна. Она оглядывала Мани Монсальве под разными углами из разных точек зала и убеждалась, что этот человек претерпел подлинное превращение с того вечера, когда она впервые увидела его в немыслимом костюме цвета тыквенного супа, в черных с серым башмаках и в галстуке с зелеными ромбами. Сейчас, при всей критичности взора, которым она его окидывала, чтобы обнаружить и исправить погрешности, и несмотря на асексуальный профессионализм, коим ока притязала подавить свою женскую чувственность, пиарщица и имиджмейкерша ощущала мужской магнетизм, исходящий от ее странного шефа, и с изумлением замечала, как отлично смотрится французский смокинг на его атлетической, безупречных пропорций, фигуре. Фоукон дошла далее до того, что потом в узком кругу высказалась в том смысле, что красивая ловкость движений Мани Монсальве, присущая ему еще в люмпенском состоянии, может сойти за пластичность спортсмена или за небрежность аристократа. «Если бы только не этот зеленоватый цвет кожи, словно его тошнит, – вздыхала Мельба, – да еще и этот шрам, прямо на лице отметина преступного мира…»

Мельба Фоукон увидела, что Мани отделился от общества и стоит в одиночестве, и направилась к нему, чтобы внушить ему две меры, способные сделать его внешность еще импозантнее.

– Советую вам, сеньор Монсальве, – она, как всегда, обратилась к нему тоном, средним между властным и исполненным ужаса, – словно не могла решить, обращается она к поденщику или к господину вселенной, – советую вам впредь уделять по утрам двадцать минут солнечному загару, и… не обижайтесь, что я говорю вам об этом, но, по-моему вам надо сделать пластическую операцию, чтобы удалить этот шрам…

Словно сеньориты и вовсе не было, Мани Монсальве перевел взгляд со своих часов на дверь зала, снова посмотрел на часы, и снова на дверь. Она поняла, что он ее не слушает, и подумала, что выбрала неудачный момент: он, должно быть, нервничает в присутствии стольких лиц высокого ранга.

– Пойдемте со мной, – сказала она, меняя тему на наиболее, по ее разумению, подходящую. – Будет уместно, если вы поговорите немного с сеньором министром, который сделал нам честь своим посещением, и кстати мы воспользуемся возможностью, чтобы вас вместе сфотографировали.

– Не сейчас. Лучше найдите мне адвоката Мендеса.

Мани был поглощен одной заботой: уже полдесятого вечера, все приглашенные приехали, а Алины, однако, нет. Все прочие – знаменитости, министры, дамы и господа – могли хоть тут же, в этом зале, прямо у него в доме, свалиться на пол замертво, он бы оставил это без внимания. Пусть донья Фоукон занимает их разговорами и швыряет им деньги, сколько ни потребуют, у него голова болела об одном – как сделать, чтобы явилась Алина. Он подумал, было, сказать пиаршице, чтобы она позвонила ей по телефону, но отверг эту мысль как неэффективную и нелепую. Тогда он решил идти ва-банк. Скрепя сердце, он проглотил ревность и недоверие, и попросил адвоката Мендеса, бывшего в числе гостей, поехать к ней и уговорить ее.

– Как в эти дни развивались отношения между Мани и адвокатом?

– Непросто. Мендес часто виделся с Алиной, и Мани, установивший за ними слежку во все двадцать четыре часа в сутки, знал обо всем, что они делали, а то и о чем говорили.

– Поэтому он знал, что романа у них нет…

– Да, и поэтому не отдавал приказа убить адвоката. К тому же Мендес был для него ключевой фигурой не только в делах легализации и продвижении по социальной лестнице, но и потому, что он оставался его единственной связью с Алиной. Он должен был доверять Мендесу. Но в то же чутье говорило ему, что полностью доверять нельзя.

Адвокат тотчас согласился и отправился к жилищу Алины в личном «Мерседесе» Мани, с Тином Пуйуа за рулем. Адвокат понимал, что в затее нет ни логики, ни толку, и был уверен, что Алина откажется. Было глупо предстать перед ней в такой час, когда она наверняка уже легла, с предложением явиться на ужин к Maни, после того как она на сто ладов показала, что не желает ничего знать о муже.

Но он согласился поехать за ней, потому что тем самым ему был подарен повод видеть ее, хотя бы в течение получаса, и кроме того, потому что его интриговала сама ситуация, в которой он оказался: отправиться к жене Мани по приказу Мани, в его машине, с его шофером. Это напоминало шутку из дешевой комедии и, пожалуй, вызвало бы у него смех, не знай он, что снова переступает черту и опять играет в русскую рулетку. Никто не смеялся над Мани Монсальве, а кто смеялся – встречал рассвет в канаве с дырой в голове. «Но он не может приказать, чтобы я ехал, а потом пристрелить меня за выполнение приказания», – думал, забавляясь, адвокат, когда позвонил в дверь Алининой квартиры. Он намеревался позвонить еще раз, огорчаясь, что разбудил ее и поднял с постели, когда она открыла – причесанная, надушенная, с макияжем и нарядно одетая.

– Вот так сюрприз, адвокат! Я уже выходила на ужин к Мани…

– Что ж, дело в том, что я здесь, и приехал за тобой, чтобы отвезти тебя, – смущенно сказал адвокат, понимая, что попал впросак.

– Отлично. Поехали! На моей машине?

Адвокат Мендес почувствовал себя нехорошо, ответив, что в этом нет необходимости, что он приехал в «Мерседесе» Мани, и не отважившись признаться, что приехал с Тином Пуйуа. Тогда она спросила – в ее голосе зазвенело удивление, принятое им за презрение – так что же, Мани послал его за ней, – и в этот момент его мужская гордость разлетелась вдребезги: он превратился в своих глазах в кретина, в сводника, в марионетку, увидев себя отраженным в серых глазах Алины и не найдя в этом образе отличий от множества других бедолаг, чья жизнь, честь и смерть были отданы на усмотрение и волю Мани Монсальве.

– Алина, в свободном наряде из черного атласа, подчеркивающем беременность, выглядела внушительной, но в тоже время и сексапильной, открыв для обозрения чистую кожу плеч и спины.

– О чем они говорили в машине?

– Ни о чем. Тин Пуйуа вел машину с самоубийственной скоростью. Алина была в страшном беспокойстве; видно было, что она взволнована предстоящей встречей с Мани после разлуки. Адвокат был неуверен в себе, зол на себя, и в то же время удручен и уныл: он уже привык думать, что Мани значит для Алины с каждым днем все меньше, а теперь убеждался, что это не так.

– У него были причины ошибаться, ведь она все время уверяла его, что не желает видеть Мани, на дух не выносит…

– Она не хотела его видеть, и в то же время смерть как хотела. Так оно всегда с любовью, чудная это штука.

– И верно, чудная. Не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Вот, гляди, и адвокат: туда ехал, спесью надутый, он, мол, смеется над Мани, а обратно – горем убитый, потому что сам шутом и вышел…

– Мани чуть инфаркт не хватил, когда он увидел, что Алина появилась в его доме, такая красавица, и уже беременность так заметна. Он месяцами только и мечтал, что об этой минуте. Тут же он потащил ее на балкон, потолковать наедине, но их то и дело прерывали, кто с тостом, кто с благодарностями, кто с торговыми предложениями. Да еще сеньорита Фоукон им докучала, хотелось ей, чтобы Мани гостей занимал.