Лев Гумилев - Из истории Евразии

• Название: Из истории Евразии
• Автор: Лев Гумилев
• Издательство: Изд-во "Искусство"
• Жанр: История
• Год: 1993
• ISBN: 5-210-02258-7

---

Не следует осуждать людей эпохи надлома за то, что они не оставили нам, потомкам, дворцов и картин, поэм и философских систем. И в это время были таланты, но их силы уходили на защиту себя и своих близких от таких же несчастных соседей, задвинутых вековой засухой в Китай, как в коммунальную квартиру, где все ненавидят друг друга, хотя каждый по-своему неплох. Ведь если бы тогдашний Китай не впал в старческий склероз, а сохранил эластичность минувших фаз этногенеза, ассимиляция кочевников обогатила бы его культуру, а терпимость, не будь она утрачена, сохранила бы жизнь многим хуннам, тангутам, табгачам и дала бы им возможность принять участие в создании если не общей культуры, то целого букета этнических культур.

Итак, не следует осуждать эпоху за то, что она была трагичной, и людей, которые сражались, не имея возможности помириться. Лучше посмотрим на то, как воскресла кочевая культура без дополнительных импульсов, за счет остатков нерастраченных сил.

Как ни странно, решающую роль в спасении народов от гибели сыграло искусство. Казалось бы, этногенез должен более взаимодействовать с техникой, изготовляющей предметы необходимости, но ведь, когда эти предметы ломаются, их просто выбрасывают, потому что их можно использовать, но не за что любить.

В отличие от других предметов техносферы памятники искусства, тоже сделанные руками человека, способны сильно влиять на психику созерцающих их людей. Но это влияние, а точнее, влечение бескорыстно, непредвзято и разнообразно, ибо одни и те же шедевры на разных людей влияют по-разному, а это уже выход в этнические процессы. Предметы искусства формируют вкусы, а следовательно, и симпатии членов этноса при постоянно возникающих контактах. Отсюда идут разнообразные заимствования, что либо усиливает межэтнические связи, либо, при отрицательной комплементарности, ослабляет их. То же самое с памятниками собственной древности и старины. Их либо любят и берегут, либо, считая старомодными, выбрасывают и губят. А это значит, что этнос может сделать выбор и тем проявить свою волю к восстановлению системных связей, что задерживает энтропию, или распад системы. Это сделали древние тюрки, о которых пойдет речь.

11. Инерционная фаза. «Тюркский Вечный эль»

Если этнос во время катаклизма не распался и сохранил здоровое ядро, оно продолжает жить и развиваться более удачно, чем во время пассионарного «перегрева». Тогда все мешали друг другу, а теперь выполняют свой долг перед родиной и властью. Трудолюбивые-ремесленники, бережливые хозяева, исполнительные чиновники, храбрые «мушкетеры», имея твердую власть, составляют устойчивую систему, осуществляющую такие дела, какие в эпоху «расцвета» казались мечтами. В инерционной фазе не мечтают, а приводят в исполнение планы, продуманные и взвешенные. Поэтому эта фаза кажется прогрессивной и вечной.

Именно в этой фазе римляне назвали свою столицу «Вечный город», тюрки свою державу – «Вечный эль», а французы, немцы, англичане были уверены, что вступили на путь бесконечного прогресса, ведущего в вечность. А куда же еще?

Но социальное развитие идет по спирали, а этническое -дискретно, то есть имеет начала и концы. Инерционная фаза в Великой степи продолжалась 200 лет (546-747) и закончилась трагически – этнос-создатель исчез, оставив потомкам только статуи, надписи и имя. А может быть, это не так уж мало?

Вихрь времени ломал дубы– империи и клены – царства, но степную траву он только пригибал к земле, и она вставала, не поврежденная. Жужань, разросшаяся банда степных разбойников, с 360 г. терроризировала всех соседей и после удачных внезапных набегов укрывалась на склонах Хэнтэя, или Монгольского Алтая. Захваченные в плен, они находили способ убежать. В 411 г. жужани покорили саянских динлинов, вернее остатки их, и Баргу; в 424 г. разгромили столицу империи Тоба-Вэй; в 460 г. взяли крепость Гаочан (в Турфанской впадине), а в 470 г. разграбили Хотан. Жужани были проклятием кочевой Азии и всех соседних государств. Но и этому осколку эпохи надлома должен был наступить конец.

Во время жестокой эпохи перелома, перемоловшей все племена в муку, воинские части часто комплектовались из представителей разных этносов: хуннов, сяньбийцев, тангутов и прочих. Во главе такого небольшого отряда (500 семейств) стоял некий сяньбиец Ашина, служивший хуннам Хэси в 439 г. После поражения и завоевания страны табгача-ми Ашина увел свой отряд, вместе с женами и детьми воинов, через пустыню Гоби на север, поселился на склонах Алтая и «стал добывать железо для жужаней». Это были предки этноса «тюрк». Этноним не следует путать с современным значением этого слова – лингвистическим. В XIX в. их называли по-китайски «ту-кю» – «тюркют» по-монгольски. Так и мы будем их называть[64].

В конце IV в., когда повышенное увлажнение снова покрыло землю травой, на северо-запад Великой степи перекочевали теле, ранее жившие на окраине державы Хунну. Теле изобрели телеги на высоких колесах, что весьма облегчило им кочевание по степи. Они были храбры, вольнолюбивы и не склонны к организованности. Социальной формой их существования была конфедерация двенадцати племен, из которых ныне известны якуты, теленгиты и уйгуры. Этноним их сохранился на Алтае в форме «телеут». Так мы и будем их называть.

В 488 г. телеуты уничтожили хуннское царство в Семиречье – Юебань, которое распалось на четыре племени. С ними нам придется еще встретиться. Телеуты воевали в Средней Азии против эфталитов, а в Восточной – против жужаней... и крайне неудачно. Наконец, в 545 г. телеутов покорил глава тюркютов Бумын-каган, и с тех пор «тюркюты геройствовали их силами в пустынях севера». К тюркютам примкнули и остатки хуннов, хазары, болгары – утургуры (на Северном Кавказе), кидани (в Маньчжурии) и согдийцы, а жужани, эфталиты, огоры были побеждены. Так создался Великий Тюркютский каганат, простиравшийся от Желтого моря до Черного.

Чтобы держать в покорности такую огромную страну, надо было создать жесткую социальную систему. Тюркюты ее создали и назвали «эль».

В центре этой социально-политической системы была «орда» – ставка хана, с воинами, их женами, детьми и слугами. Вельможи имели каждый свою орду, с офицерами и солдатами. Все вместе они составляли этнос «кара-будун» или «тюрк-беглер-будун» – тюркские беги и народ; почти как в Риме – «сенат и народ римский».

Термин «орда» по смыслу и звучанию совпадает с латинским «ordo» – «орден», то есть упорядоченное войско с правым (восточным) и левым (западным) крылами. Восточные назывались «толос», а западные – «тардуш». Вместе они составляли ядро державы, заставлявшее «головы склониться и колени согнуться». А кормили этот народ-войско огузы – покоренные племена, служившие орде и хану из страха, а отнюдь не из искренней симпатии. Восстания племен то и дело возникали в тюркском зле, но жестоко подавлялись, пока одно из них не оказалось удачным. Тогда тюркютов не стало.

И вот что интересно. Вместе с усложнением социальной структуры снижается эстетический уровень. Искусство тюркютов – надгробные статуи хотя и эффектны, но и по выдумке и по выполнению несравнимы с хуннскими предметами звериного стиля. Тюркютское искусство уступает даже куманскому, то есть половецкому, сохранившемуся в европейской части Великой степи. Но это не вызывает удивления: тюркюты все время воевали, а это не способствует совершенствованию культуры. Зато оружие, конская сбруя и юрты – все то, что практически необходимо в быту, – выполнялись на исключительно высоком уровне. Но ведь такое соотношение характерно для инерционной фазы любого этногенеза.

По сути дела, каганат стал колониальной империей, как Рим в эпоху принципата, когда были завоеваны Прирейнская Германия, Норик, Британия, Иллирия, Дакия, Каппадокия и Мавритания, или Англия и Франция в XVIII– XIX вв. Каганат был не только обширнее, но и экономически мощнее Хунну, так как он взял контроль над «дорогой шелка» – караванным путем, по которому китайский шелк тек в Европу в обмен на европейское золото, прилипавшее к цепким рукам согдийских купцов-посредников.

Шелк тюркюты получали из раздробленного Китая, где два царства, Бэй-Чжоу и Бэй-Ци, охотно платили за военную помощь и даже за нейтралитет. Тюркютский хан говорил: «Только бы на юге два мальчика (Чжоу и Ци) были покорны нам; тогда не нужно бояться бедности».

В VI в. шелк был валютой и ценился в Византии наряду с золотом и драгоценными камнями. За шелк Византия получала и союзников, пусть подкупленных, и наемников, и рабов, и любые товары. Она соглашалась оплатить любое количество шелка, но торговый путь шел через Иран, который тоже жил за счет таможенных пошлин с караванов и потому вынужден был их пропускать, строго ограничивая, ибо при получении лишнего шелка Византия наращивала военный потенциал, направленный против Ирана.

Эта экономическая коллизия повела к войнам каганата с Ираном, но тюркюты, в отличие от хуннов, использовали изобилие железа, чтобы создать латную конницу, не уступавшую персидской. Эти войны повели к истощению сил каганата, ибо от торговли шелком выигрывали и богатели согдийские купцы и ханы, а не народ. Но пока не сказал своего слова обновленный Китай, положение и расстановка сил были стабильны. Они изменились в начале VII в., когда снова в историю вмешалась природа и произошел раскол каганата на Восточный и Западный – два разных государства и этноса, у которых общей была только династия – Ашина.