Ян Гийу - Путь в Иерусалим

• Название: Путь в Иерусалим
• Автор: Ян Гийу
• Издательство: Текст
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2000
• ISBN: 5-7516-0200-5

Ян Гийу (Jan Guillou), один из самых популярных современных писателей Швеции, в своем увлекательном романе создает яркую фреску жизни средневековой Скандинавии. Вместе с главным героем романа, юным Арном, читатель побывает в поместье его отца Магнуса, в монастыре цистерцианцев, на деревенской свадьбе и на тинге, съезде благородных рыцарей, где решается, кто будет королем страны. Роман, переведенный на многие языки мира, в 1988 году был удостоен высшей литературной награды Швеции.

На данный момент писателем созданы четыре романа из цикла «Рыцарь Арн», но в России издан лишь первый.

Цикл «Рыцарь Арн»:

1. The Road to Jerusalem (1998), ISBN 91-1-300565-0 the first book in the series.

2. The Knight Templar (1999), ISBN 91-1-300733-5 the second book in the series.

3. The Kingdom at the End of the Road (2000), ISBN 91-89426-02-9 the third book in the series.

4. The Heritage of Arn (2001), ISBN 91-642-0003-5 a follow-up about Birger jarl, the founder of Stockholm — fictionalized to be Arn's grandson.

По мотивам первых трех книг, в Европе, сняли два полнометражных фильма:

1. Арн: рыцарь — тамплиер / Arn — Tempelriddaren (2007)

2. Арн: Объединенное королевство / Arn — Riket vid vägens slut (2008)

---

Зато, когда архиепископ и его свита въехали в ворота Варнхема, чистая вода снова струилась в лаватории и на кухне, комнаты для гостей были заново облицованы и вычищены, а в одной из кузниц уже слышались удары молота о наковальню.

После обряда посвящения архиепископ проповедовал братьям о победе добра над злом и о том, что орден цистерцианцев теперь настолько силен, что в этой части мира для него больше не существует внешней угрозы, а сохраняется лишь постоянная опасность, которая всегда есть в жизни каждого человека: грехи высокомерия, лени или безразличия могут навлечь на него кару Божью. И поэтому никто не должен успокаиваться, нужно продолжать трудиться на благо Господа столь же усердно, как и раньше.

После праздничной трапезы архиепископ Стефан и отец Генрих скрылись в галерее — в том месте, где они всегда раньше сидели вместе, рядом с садом, который находился теперь в запустении. Они долго говорили о том, что, очевидно, не предназначалось для ушей других братьев, и потому разговор велся столь тихо, что монахи, работавшие в саду, лишь изредка слышали то или иное слово, нечаянно громко вырывавшееся у кого-нибудь из досточтимых мужей, после чего собеседники снова переходили на пониженные тона.

Примерно через час они пришли к согласию и позвали к себе Арна, который работал в одной из кузниц, где вышел из строя механизм, раздувавший меха.

Арн пошел в лаваторий и вымылся, думая о том, что нужно бы выбрить макушку, чего он не делал в последние недели, так как был освобожден от всех обязанностей, кроме работ по налаживанию водостоков. Проведя рукой по голове, он почувствовал полудюймовую щетину. В таком виде, пожалуй, нельзя являться перед архиепископом. Но с другой стороны, он не мог задерживаться, ведь его уже ждали.

Слегка смущенный, Арн пришел в галерею, опустился на колени перед архиепископом, поцеловал его руку и попросил прощения за свой неряшливый вид. Отец Генрих быстро объяснил, что Арн относился к числу тех, кто в течение последних недель выполнял тяжелую и очень важную работу, но архиепископ только отмахнулся от подобной мелочи и пригласил Арна сесть, что было неслыханной милостью.

Арн опустился на скамью напротив двух досточтимых мужей, чувствуя себя не в своей тарелке. Он не мог понять, почему они хотят говорить именно с ним, молодым послушником. Не ясно было и то, что должно теперь с ним случиться. До сих пор Арну казалось, что жизнь его идет по накатанной колее и столь же определена, как движение звезд на небосклоне.

— Ты, возможно, помнишь меня, молодой человек? — дружески спросил архиепископ, но неожиданно по-французски, а не на латыни.

— Нет, Ваше Высокопреосвященство, я не могу честно сказать, что помню вас, — смущенно ответил Арн и уставился в землю.

— Когда мы встретились впервые, ты пытался побить меня, назвал старикашкой или кем-то еще и сказал, что не хочешь сидеть и читать скучные книги, но это ты, конечно, забыл? — продолжил архиепископ с притворной строгостью, которая была столь наигранна, что все другие люди на земле, кроме Арна, могли бы это заметить.

— Ваше Высокопреосвященство, я смиренно молю о прощении и могу объяснить это только тем, что был неразумным ребенком, — краснея от стыда, ответил Арн.

Но архиепископ и отец Генрих только рассмеялись.

— Ну-ну, мой юный друг, я просто пошутил, я приехал сюда вовсе не для того, чтобы отомстить за твой поступок. После всего того, что я услышал, мне остается только благодарить Бога, что тебе не пришло в голову поколотить меня сегодня. Нет, не нужно снова просить прощения! Лучше послушай. Мой дорогой старый друг Генрих и я очень долго размышляли о твоей судьбе, кстати, мы начали думать о ней еще тогда, когда тебя привезли сюда ребенком. Ты ведь знаешь, что тебя привело к нам чудо, сын мой?

— Я читал об этом, — тихо ответил Арн. — Но сам я ничего не помню о том, что случилось со мной в действительности.

— Но если Господь и святой Бернард подняли тебя из царства мертвых и привели к нам, какие нужно из этого сделать выводы? — спросил архиепископ с новой, менее шутливой интонацией, словно начиная теперь серьезный разговор.

— Когда я был ребенком и упал с высокой башни, Господь явил свою милость ко мне и, может быть, к моим отцу и матери за их горячие молитвы, — ответил Арн, по-прежнему не смея поднять глаз.

— Конечно, конечно, но это еще не все, — продолжал архиепископ Стефан с едва заметной ноткой нетерпения в голосе. — Но сразу же возникает вопрос — почему?

— Да, — сказал Арн, — но я никогда не мог найти на него ответ. Милость Божья простирается далеко за пределы человеческого разумения. Наверное, не только я не понимаю всего, что связано с Его милостью.

— Ах, теперь-то я узнаю маленького проказника, который пытался меня побить и назвал старикашкой. Прекрасно, молодой человек! Противоречь! Нет, я не иронизирую, мне нравится, что ты противоречишь. Это значит, что мы не превратили тебя в тепличное растение, у тебя сохранились воля и разум, и нам обоим кажется, что это чудесно, Генрих особенно расписывал мне это твое качество. Кстати, я давно не говорил по-французски, не будешь ли ты возражать, если мы перейдем на латынь?

— Нет, Ваше Высокопреосвященство.

— Хорошо. На самом деле я просто хотел отплатить тебе за нашу первую встречу, когда ты сер— дился на меня за то, что я не слишком хорошо говорю на языке скандинавов. Но моя шутка не удалась, поскольку твой французский великолепен. Кстати, как это получилось, ведь почти все тексты написаны на латыни?

— У нас было заведено так, что я должен говорить на латыни, когда дело касается духовных тем и чтения, на французском — во время примерно половины работ в монастыре и на языке скандинавов с теми послушниками, которые не владеют французским, — ответил Арн, в первый раз подняв глаза и прямо посмотрев на архиепископа. Он уже почти преодолел смущение.

— Прекрасный порядок, хорошо, что ты сохранил северный язык, тем лучше, если все закончится так, как я думаю, — задумчиво пробормотал архиепископ. — Но позволь теперь задать тебе конкретный вопрос, и я ожидаю искреннего ответа на него. Говорил ли с тобой Господь Бог? Прояснил ли Он тебе свои замыслы?

— Нет, Ваше Высокопреосвященство, Бог никогда не обращался ко мне, и я ничего не знаю о Его намерениях, — ответил Арн, снова погрузившись в смущение и уныние. Он словно стыдился того, что не получил наставлений от Бога, который сотворил чудо и вернул ему жизнь. Ему казалось, что из-за своей греховности он стал недостойным первоначального Божьего замысла, в чем бы он ни заключался.

Двое старших в молчании размышляли над ответом Арна. В течение долгого времени они ничего не говорили, но в конце концов обменялись выразительными взглядами и кивнули друг другу, а отец Генрих стал откашливаться, как обычно, прежде чем пуститься в долгое объяснение.

— Мой возлюбленный сын, выслушай меня и не пугайся, — начал он с заметным волнением. — Стефан, добрый друг мой, и я приняли решение, которое кажется нам единственно правильным. Мы столь же мало, как и ты, знаем о замыслах Господа в отношении тебя; единственное, что нам известно, — у тебя должно быть особое предназначение. Но может оказаться так, что Его призыв прозвучит еще не скоро. В таком случае наша задача заключается только в том, чтобы как можно лучше подготовить тебя к этому моменту, не правда ли?

— Да, разумеется, святой отец, — тихо ответил Арн. У него вдруг пересохло в горле.

— У тебя хорошее образование, а дела рук твоих радуют нас здесь, в стенах монастыря, — продолжал отец Генрих. — Но ты ничего не знаешь о жизни там, снаружи. Поэтому ты отправишься в мир, вернешься в усадьбу своего отца, в Арнес, который находится на расстоянии одного дня пути отсюда. Да, один день пути на скандинавской лошади, ты понимаешь, что я имею в виду, — на коне из Святой Земли это всего лишь полдня пути. В общем, это тебе мое повеление. Ты вернешься к тому, что когда-то было твоей жизнью.

— Я… я, конечно, подчиняюсь вашему повелению, — сказал Арн, хотя слова застревали у него в горле. Ему показалось, что на него обрушился страшный удар, словно его отлучают от церкви, изгоняют из высшего мира.

— Я вижу, ты не очень рад нашему повелению, — заметил архиепископ.

— Нет, Ваше Высокопреосвященство. Я пытался жить здесь, среди братьев и могу честно сказать, что я делал все, что мог, — ответил уничтоженный Арн.

— Ты цистерцианец, мой юный друг, — сказал архиепископ Стефан. — Помни об этом, ты всегда останешься одним из нас, ибо то, что сделано, уже нельзя изменить. Может быть, ты вернешься в монастырь, обнаружив, что жизнь в миру тебе не под— ходит, и станешь монахом, одним из нас, мы ведь ничего об этом не знаем. Но ты должен узнать, как живут люди за пределами монастыря, — и для этого ты должен оставить нас. Никакие книги, сколько бы ты их ни прочел, не дадут тебе это знание. Мы желаем тебе добра, Арн, и помни, что и Генрих, и я действительно любим тебя и будем за тебя молиться. Но ты должен узнать хоть что-то о другом мире, в этом все дело.