Генрих Метельман - Сквозь ад за Гитлера

• Название: Сквозь ад за Гитлера
• Автор: Генрих Метельман
• Издательство: Яуза-пресс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-9955-0015-5

В конце 1941 года, когда канонир противотанкового артиллерийского дивизиона 22-й танковой дивизии Генрих Метельман прибыл на Восточный фронт, этот воспитанник Гитлерюгенда и убежденный нацист испытывал эйфорию от триумфальных побед вермахта и верил в военный гений Гитлера. Однако вскоре восторг уступил место недоумению, а потом и разочарованию. Война в России слишком сильно отличалась от ярких пропагандистских картинок. И Метельман увидел ее с самой мрачной стороны.

Победы сменились катастрофическими поражениями. 22-я танковая дивизия была разбита под Сталинградом. Самому Метельману чудом удалось вырваться из котла. К этому времени он разуверился в нацистском режиме и искренне полюбил русский народ. Несмотря на строжайший запрет, всю войну Генрих Метельман тайно вел дневник — и в окопах Сталинграда, и во время кровопролитной битвы за Крым, и в хаосе отступления через всю Польшу и Германию. Несколько потертых записных книжек стали основой этих уникальных мемуаров. Они позволили автору уже в преклонном возрасте восстановить картины ожесточенных боев и сурового солдатского быта и искренне, в мельчайших подробностях рассказать о том, какими на самом деле были жизнь и смерть на Восточном фронте.

---

Таня продолжала учительствовать, собрав небольшую группу из еще остававшихся в деревне детей. Я даже не знаю, обращалась ли она к германским оккупационным властям за соответствующим разрешением. Мы часто говорили о том, какой красивый город Киев, который мы оба знали. Когда я сказал ей о том, что город сильно разрушен, Таня едва не расплакалась.

— И после этого немцы еще называют русских варварами! — в сердцах бросила Таня.

Но даже тогда я еще готов был верить в то, что славяне и другие восточные народы менее цивилизованны, чем немцы, и по интеллекту уступают им. За эти долгие зимние вечера Таня преподала мне не один урок, ее разносторонние интересы и умение истолковывать учение Маркса просто поражали меня.

Главным из этих уроков, вероятно, было то, что разные люди рассматривают те или иные явления под разным углом зрения, поэтому и приходят к совершенно разным умозаключениям. Стоило мне попытаться направить беседу с ней на такие темы, как политика, идеология или философия — я предпринял не одну такую попытку, — она неизменно отказывалась. То, что у нее имелось свое собственное мнение на этот счет, я не сомневался, а иногда, выслушав мое мнение по какому-либо вопросу, по лицу Тани было видно, что утверждаемое мною коробит ее.

Два или три дня спустя создалась угроза нашего окружения с флангов танковыми колоннами русских, так что нам предстояло убираться из этого села и поскорее. Я основательно прогрел двигатель и наблюдал за стоявшими кружком офицерами — шла обычная пятиминутка. Мой танк и бронетранспортер с десятью бойцами должен был продвигаться на север километров на тридцать-тридцать пять, затем подорвать мост через реку, после чего вновь повернуть на запад и соединиться с нашей ударной группой. Командовал всем один молоденький лейтенант. Мы без происшествий добрались до моста, привязали по два заряда снизу с каждой стороны и стали ждать. В воздухе прогремели два взрыва, вся средняя секция, проламывая лед, рухнула. А мост был возведен не так давно, по нему проходила однопутная железная дорога и рядом автомобильная.

Направляясь на запад, мы миновали небольшой рабочий поселок, застроенный трехэтажными домами. К нашему удивлению, в одном из пустовавших заводских цехов расположились небольшое подразделение СС и люфтваффе. Заметив нас, они сначала подумали, что это русские, и готовы были угостить нас свинцом. Они входили в состав крупной ударной группы, направлявшейся на север в сторону Польши, а мы обеспечивали ей фланговую оборону. Погревшись за кружками кофе и обменявшись сведениями об обстановке, мы двинулись дальше. Мороз стоял страшный, было холодно даже в танке с работающим двигателем, было слышно, как потрескивал морозный воздух. Белое солнце с трудом пробивалось через морозную дымку, ослепляя нас. Поскольку солнечными очками мы не располагали, пришлось завязать глаза шарфами и надвинуть на лоб каски — только так можно было спастись от слепящего света.

На горизонте возникло нечто, напоминавшее раскиданные детские кубики. Подъехав ближе, мы распознали в них современные здания агропункта — навесы для тракторов, мастерские, амбары, другие постройки. Часть территории была окружена проволочным ограждением, довольно высоким. Сами того не зная, мы оказались на армейских продскладах. Доступ на их территорию осуществлялся через широкие двойные ворота, за ними располагалась будка охранника, из которой вышел охранник, одетый по полной форме. Мы едва не расхохотались — уж очень нереальной и даже сказочной представилась нам эта картина. Вокруг на десятки километров ничего, ни кустика, ни деревца, ни домика — сплошной снег, и тут вдруг вполне приличный часовой, да еще в будке. Заглянув через ограждение, мы увидели, что склады забиты до самой крыши. Что нас удивило еще больше, так это полная безмятежность — никто не готовил хранимое к отправке, да и взрывать не собирался. Мы-то знали, что части Красной Армии будут здесь от силы через пару дней, а может, и часов. Собравшись у своих машин, мы глазели на ряды ящиков с консервами и всякой другой едой и уже предвкушали, как мы станем расправляться с этими сокровищами.

Но часовой не вымолвил и слова. Всем своим видом он демонстрировал нам, что наш визит сюда — жуткая докука. Ему было на вид лет тридцать, может, даже ближе к сорока, и кто-то из нас полушутя попытался уговорить его:

— Эй ты, хозяин, отворяй врата рая и пропусти нас.

Часовой, и правда, приоткрыл ворота, но только для того, чтобы впустить нашего лейтенанта, и тут же захлопнул их за ним. Мы буквально онемели и не могли уразуметь ситуации, она казалась нам до дичи противоестественной. И в довершение всего лейтенант торжественно объявил нам, что сюда допускаются исключительно грузовики для перевозки продуктов, да и то при наличии соответствующих накладных на получение продовольствия. Пока суд да дело, из-за ящиков показался майор в новенькой зеленой форме «Wirtschaftsgruppe»[24]. Этот тоже смотрел на нас набычившись, а потом хамовато обратился к лейтенанту с вопросом, мол, зачем вы сюда приперлись.

— Нагрузиться доверху, разумеется, зачем же еще? — хором ответили мы за нашего лейтенанта.

Майор осведомился о наличии у нас накладных. Бог ты мой!

— Ну, какие там накладные, — ляпнул наш лейтенантик, — мы еще пять минут назад и не предполагали о существовании вашего склада.

Ко всем нашим невзгодам поспешного отступления следовало добавить и то, что за последние пару недель мы толком и не ели. А тут перед нашими глазами такие богатства! А этот Санта-Клаус в зеленой форме отчего-то не хочет делиться с нами. Ему, видите ли, какие-то там накладные подавай.

В этот момент позади нас послышался гул моторов, и мы подумали, что это уже русские явились. Оставив лейтенанта стоять на территории склада, мы разбежались по машинам и стали готовиться к отражению атаки неприятеля. Но, к нашему великому облегчению, мы увидели, что это два грузовика с эсэсовскими эмблемами, напряженно гудя, выбираются из ложбины. Из подъехавшего грузовика выбрался какой-то обершарфюрер, мы посмеялись и обменялись рукопожатиями. Эсэсовцы рассказали нам, что прознали про эти склады и приехали сюда загрузиться, пока не поздно.

— Так что сейчас поделимся с вами по-братски, — заверил нас обершарфюрер. — Чего ждать?

Стали подгонять грузовики к воротам.

— У вас и накладные есть? — робко осведомились мы.

— Чего? — переспросили эсэсовцы и загоготали.

— Да-да, конечно, вон у нашего водилы накладная на куске картона, ее аж сам Генрих Гиммлер подписал.

— Нет-нет, кроме шуток, этот вон зелененький Санта-Клаус, этот майоришка, утверждает, что отпустит провиант только согласно надлежащим образом оформленным накладным!

Но эсэсовцы продолжали хохотать, будучи уверены, что мы их дурачим. Но пока мы болтали, охранник запер ворота, а ключ положил в карман.

— Эй! — окликнул его обершарфюрер. — Хватит играть, пора и честь знать. Давай-ка, открывай ворота, а мы сейчас займемся погрузкой. В конце концов, этот провиант принадлежит рейху, а не тебе лично. Русские могут быть здесь каждую минуту, так пусть им хотя бы меньше достанется — нам ведь всего все равно не увезти. А русские тебя уговаривать не станут — возьмут, да отхватят тебе яйца!

Кое-кто еще продолжал воспринимать эту сцену не всерьез. На сцене появились еще двое пожилых охранников, а майор заорал на лейтенанта, что у него, дескать, категорический приказ из штаба армии ни одной банки сардин не отпускать без соответствующим образом оформленных документов, и что это его последнее слово, и что ему уже надоело объяснять нам, что если нельзя, значит, нельзя. Тем временем мы, человек, наверное, с десяток, выстроились вдоль ограждения и до сих пор не могли поверить, что этот майор-интендант говорит всерьез. Мы все разом заговорили, принялись трясти проволоку. И вдруг обершарфюрер прикрикнул на нас:

— Тише вы!

После этого, повернувшись к майору, вкрадчиво произнес:

— Послушай, ты, недогадливый, хватит дурака валять, если не хочешь неприятностей на свою голову. Нам нужен провиант, причем сию минуту. Ни о каких накладных и речи быть не может. А если ты не отпустишь его нам, нам тогда насрать на твои запреты, и мы сами заберем все, что надо. Открывай, я тебе говорю, и это приказ СС!

Ну, подумал я про себя, это должно подействовать. Но я заблуждался. Я глазам своим поверить не мог, когда увидел, как этот зелененький Санта-Клаус шагнул к проволоке и встал почти вплотную к обершарфюреру.

— Говорите, это приказ СС, обершарфюрер. А кто вы, позвольте спросить? И кто вас уполномочил? Что вы вообще здесь себе позволяете?

После этого выхватил из кобуры пистолет и навел на эсэсовца.

— Нет, обершарфюрер, — прошипел он. — В последний раз говорю вам — не отпущу! Я здесь ответственное лицо, представляющее штаб армии! И подчиняюсь только штабу армии! Не СС, никому больше! Я сейчас прошу убраться отсюда подобру-поздорову.