Абрахам Меррит - Живой металл

• Название: Живой металл
• Автор: Абрахам Меррит
• Издательство: Нижегородский филиал СП “ИКПА”
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1991

В неизведанных глубинах Азии, среди гор Тибета американская экспедиция встречается с нечеловеческой расой Живого металла…

Повесть известного американского писателя Абрахама Меррита (1884–1943 гг.) воспроизводится по тексту журнала «Мир приключений» 1928 № 10–1929 № 7.

---

Абрахам Меррит. Живой металл

ГЛАВА I. Я решаю снова посетить Тибет

Долина, в которой я расположился лагерем, отличалась удивительной красотой; она была так прекрасна, что при первом взгляде на нее у меня перехватило горло и до боли сжалось сердце. Потом красота эта завладела мной и укачала меня своим покоем.

В бурный вечер в конце декабря, когда дождь вперемешку со снегом бился в мои окна в Нью-Йорке, а я перелистывал страницы своей быть может самой сенсационной книги — «Маки и примулы Малого Тибета», меня охватило страстное желание снова посетить эту тихую, недоступную страну. Мне захотелось погрузиться в уединение ее высот, отрезать себя от суеты и шума западной цивилизации, как бы уйти в другой мир. Желание это возрастало не по дням, а по минутам. Оно стало неудержимым.

Но не было и причины бороться с этим желанием. Я был холостым человеком, и никто не предъявлял на меня никаких прав. К счастью, я был свободен ехать, куда и когда я желал, не оставляя никого, кто бы стал обо мне беспокоиться, а также, к счастью, обладал средствами.

С начала марта я странствовал среди гор. Теперь была половина июля.

Со мною вместе отправился в путешествие сын моего покойного друга, инженер Ричард Кин Дрэк. Молодой человек очень тосковал после смерти своего отца, одного из самых блестящих палеонтологов Америки, и мое предложение уехать из родных мест, опустевших теперь для него, пришлось ему очень по душе.

В Тегеране я нашел себе самого необычайного слугу. Он был китаец, и звали его Чиу-Минг. Ему было лет 50, и двадцать из этих лет он провел в древнем монастыре Палк хор-Чойнд в Гиангтце, к западу от Лхассы. Почему он оттуда ушел, как попал в Тегеран, я так и не узнал никогда. Мне, во всяком случае, очень посчастливилось, что он ушел оттуда, и что я заполучил его. Он отрекомендовался мне, как лучший повар на пространстве трех тысяч миль от Пекина. И он говорил правду.

Почти три месяца путешествовали мы вместе: Чиу-Минг, Ричард Дрэк, я и две лошади, которые везли мои пожитки. Мы проходили по горным дорогам, на которых когда-то раздавались шаги маршировавших полчищ Дария, множества его сатрапов.

Мы пробирались по заросшим иранским тропам, по дорогам, которыми проходили победные воины Александра Македонского. Вокруг нас поднималась пыль от костей македонцев, греков и римлян; духи пламенных честолюбий сасанидов стонали в ветре ущелий, когда мы проходили эти ущелья, мы пятеро — американский ботаник, молодой инженер, китаец и две тибетских лошадки. Мы пробирались через расселины, стены которых звучали ревом эпталитов, белых гуннов, подрывавших силы этих же сасанидов, пока, наконец, те и другие не пали перед турками.

По широким дорогам и тропам славы Персии, позора Персии, смерти Персии проходили мы. Целый месяц мы не встречали ни одной живой души, не видели никаких признаков человеческого жилья.

Долина волшебной красоты

В это утро мы вышли из извилистого ущелья в долину волшебной красоты. И тут, хотя и было еще так рано, я раскинул наши палатки и решил не двигаться дальше до завтрашнего дня. Эта долина была, как гигантская чаша, переполненная эссенцией покоя.

В восточной стороне высоко поднималась какая-то безымянная вершина. На голове ее была серебряная шапка, украшенная изумрудами — снеговые поля и ледники, венчавшие эту вершину. Далеко на западе другой серый и желтовато-коричневый гигант грузно высился, загораживая вход в долину. На севере и на юге горизонт был хаотической поднебесной страной зубчатых вершин, остроконечных, похожих то на минареты, то на башни и купола, каждая их них увенчана зеленой и серебряной диадемой вечного льда и снега.

А вся долина была устлана ковром из голубых маков. Широко раскинувшимися, ничем не прерывающимися полями, голубыми, как утренние небеса в середине июня, маки струились миля за милей вдоль тропы, по которой мы следовали, через еще непроложенную тропу, по которой лежал наш путь. Маки кивали, они склонялись друг к другу, они точно шептались, потом поднимались головки и смотрели наверх, точно томящиеся рои маленьких лазоревых фей, полудерзко, полудоверчиво заглядывающих в лица разукрашенных драгоценными камнями гигантов, сторожащих их. А когда легкий ветерок шел по макам, они точно сгибались под чьими-то мягкими шагами, точно чьи-то развевающиеся одежды мели их.

Как огромный сапфировый и шелковый ковер, тянулись маки к серому подножью неведомых гор.

Закат солнца в Тибете

Все вокруг нас погрузились в тишину. Солнце ушло за каменного гиганта, охранявшего западные ворота долины. Вся долина быстро темнела. В нее вливался поток кристально прозрачных теней. Это было прелюдией к тому чуду необычайной красоты, которого не увидишь больше нигде в мире — прелюдией к солнечному закату в Тибете.

Мы обратили ожидающий взгляд на запад. Легкий, прохладный ветерок мчался с гор, точно вестник, шепнул что-то клонящимся макам, вздохнул и скрылся. Маки стояли неподвижно. Высоко над головами просвистел коршун.

Точно это было сигналом. В бледной лазури западной части неба стали появляться ряды за рядами облачка, окруженные сиянием. Они будто ныряли головами в путь, которым проходило заходящее солнце, и из серебряных превращались в нежно-розовые и темнели потом до багрянца.

— Небесные драконы пьют кровь солнца, — сказал Чиу-Минг.

Точно огромный хрустальный шар опрокинулся на небеса, и их голубой цвет сразу перешел в прозрачный и яркий янтарь. Потом так же неожиданно янтарь превратился в светящийся лиловый цвет. Мягкий зеленый свет затрепетал в долине. Под этим светом скалистые стены гор точно стали расплющиваться. Они запылали и вдруг надвинулись вперед, похожие на гигантские куски самого бледного изумрудного нефрита, прозрачные, точно просвеченные маленькими солнцами, сверкающими позади них.

Свет померк, одеяния самого темного аметиста окутали могучие плечи гор. Потом с каждой увенчанной ледником вершины, с минаретов и зубцов, с высящихся башен брызнули лучи разноцветного пламени, целая сверкающая призматическая рать. Большие и малые, перевивающиеся и расходящиеся в разные стороны, они охватывали долину кольцом необычайного великолепия.

Чудо небес

По темнеющему небу пробежала розовая полоска живого цвета, это совершенно чудесное, чистое сияние, луч, который тибетцы называют Тингпу. Мгновение этот розоватый палец указывал на восток, потом выгнулся дугой и разделился на шесть сверкающих розовых полос; полосы эти стали ползти к восточному горизонту, где навстречу им поднялось туманное, трепещущее великолепие света.

Шесть лучей начали раскачиваться. Они все быстрее и быстрее двигались, и размах их увеличивался, точно невидимое небесное тело, от которого они исходили, раскачивалось, как маятник, точно им водили из стороны в сторону, как огнем прожектора. Все быстрее и быстрее раскачивались пять лучей и распались на части. Оборванные концы бесцельно колыхались, согнулись, наклонились книзу и устремились к земле, в хаос толпящихся на севере вершин, и быстро скрылись.

— Видели вы это? — было ясно, что Дрэк не верит своим глазам.

— Видел, — я боролся с собственной растерянностью. — Конечно видел! Но я до сих пор никогда не видел ничего подобного.

— Кажется, что это все было сделано нарочно, — сказал он. — Это было сделано намеренно. Точно что-то достало до лучей и разломало их. И потащило их вниз, как ивовые веточки.

— Там дьяволы живут! — раздался дрожащий голос Чиу-Минга.

— Вернее всего, что это какое-то магнитное явление, — я был сердит на охвативший меня страх. — Свет может отклоняться при проходе через магнитное поле. Конечно, это именно так и было, несомненно так!

— Не знаю. Для этого потребовалось бы магнитное поле величиной с кита, профессор. Это непонятно. Это все происходило с такой проклятой преднамеренностью.

— Дьяволы… — бормотал китаец.

— Смотрите!

Дрэк указал на север. Пока мы разговаривали, там сгустился мрак. Из этого черного мрака вырвалось гигантское копье туманного зеленого пламени и вонзилось своим трепещущим острием в самое сердце зенита. Вслед за ним в небо извергнулось целое полчище сверкающих стрел.

Потом зеленые стрелы исчезли. Мрак сгустился. Потом его снова прорвали лучистые волны, пронизанные точно пляшущими светляками. Все больше становились волны — фосфоресцирующие зеленые и радужно фиолетовые, зловещего медно-желтого оттенка, с отблесками пепла. Они заколебались, раскололись, образовали точно гигантские движущиеся занавеси ослепительного сверкания.

На складках трепещущего занавеса вдруг показался круг света. Сначала туманные очертания его быстро сделались резко отчетливыми, и он стоял на фоне сверкающей красоты северного неба, как кольцо холодного белого пламени. И вокруг кольца утренняя заря стала собираться, вертеться, как в водовороте. К кольцу со всех сторон мчались сверкающие завесы утренней зари. Они соединялись, колыхались и волновались вокруг кольца, потом залили его и пролились через него.