Джо Хилл - Призраки двадцатого века

• Название: Призраки двадцатого века
• Автор: Джо Хилл
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-36964-5

Перед вами дебютный сборник рассказов Джо Хилла, который сразу поставил автора в один ряд с такими корифеями жанра мистики, как Говард Лавкрафт, Рэй Брэдбери, Стивен Кинг. Четырнадцать историй, каждая из которых будет держать вас в напряжении вместе с их героями. Ведь как сказал сам Джо Хилл в интервью журналу Locus: «Многие люди в моих историях несчастны. Мне нравится писать о людях, которые в каком-то роде плохие, — они принимают неправильные моральные решения, плохо обращаются со своими друзьями и лгут самим себе. Многие рассказы — о плохих людях, пытающихся пробить себе путь назад к добру…»

Сборник был награжден «Bram Stoker Award» и «British Fantasy Award», а его автор в 2006 году получил «William L. Crawford Award» как лучший автор-дебютант. Новелла «Добровольное заключение» была награждена «World Fantasy Award». «Лучше, чем дома» принес автору «А. Е. Coppard Long Fiction Prize». Рассказы «Черный телефон» и «Услышать, как поет саранча» были номинированы на «British Fantasy Award»-2005.

---

Темой лабораторных занятий была дистилляция древесины, что связано с открытым пламенем. Работу делал Кассиус, а Арт наблюдал и подбадривал напарника записками: «Неужели в прошлом году тебе за этот эксперимент поставили «Д»? Не могу поверить. У тебя здорово получается!» и «Родители купили мне набор химика на день рождения. Хочешь, заходи, поиграем в сумасшедших ученых или во что-нибудь еще?»

Три-четыре подобные записки навели Кассиуса на мысль, что Арт, по-видимому, гомик… особенно приглашение зайти в гости и поиграть в доктора или что-то в этом роде. Когда учитель отвлекся, помогая другим ребятам, Кассиус засунул Арта под стол и обмотал его вокруг ножки стола, завязав в один скрипучий узел голову, руки, ноги и все тело. Когда мистер Мильтон спросил, куда подевался Арт, Кассиус сказал: кажется, пошел в туалет.

— В туалет? — переспросил мистер Мильтон. — Какая радость. Я даже не знал, что бедняга может ходить в туалет.

В другой раз Джон Эриксон во время перемены прижал Арта к полу и несмываемым фломастером написал на его животе «КАЛАПРЕЕМНИК». Надпись стерлась только к весне.

«Хуже всего, что эту надпись увидела моя мама. Она узнала, что в школе надо мной каждый день издеваются. Но больше всего ее расстраивают ошибки».

Он добавил:

«Не знаю, чего она ожидала — это же шестой класс. Разве она не помнит своего шестого класса? И если быть реалистом — много ли шансов, что тебя побьет школьный чемпион по правописанию?»

— Если судить по тому, как идут дела, — ответил я, — то шансов немало.

Вот как мы с Артом подружились.

На переменах я всегда в одиночестве сидел на турнике в конце игровой площадки за школой и читал спортивные журналы. В те годы я старательно создавал себе репутацию нарушителя дисциплины и, возможно, продавца наркотиков. Чтобы поддерживать этот имидж, я носил черную джинсовую куртку, ни с кем не разговаривал и ни с кем не дружил.

Сидя на верхней перекладине (турник имел форму полусферы), я возвышался над асфальтом на добрые девять футов и хорошо видел весь школьный двор. Однажды я следил за тем, как Билли Спирс вместе с Кассиусом Деламитри и Джоном Эриксоном валяют дурака. У Билли был пластиковый мяч и бита, и они пытались попасть мячиком в открытое окно на втором этаже. Через пятнадцать минут безнадежных промахов Джону Эриксону наконец повезло, и мячик залетел в пустой класс.

Кассиус сказал:

— Черт, что же делать? Нам нужен другой мяч.

— Эй, — заорал Билли, — смотрите! Арт!

Они поймали Арта, обычно державшегося в сторонке, и Билли начал подбрасывать его в воздух и ударять по нему битой, чтобы понять, как далеко он полетит. При каждом ударе биты тело Арта издавало глухой звук: «Бум!» Он взлетал в воздух и некоторое время парил, плавно опускаясь вниз. Как только его ноги касались земли, он бросался наутек, но бег никогда не был сильной стороной Арта. Джон и Кассиус присоединились к веселью: они стали поддавать надувное тело ногами, как футбольный мяч, соревнуясь, кто забросит его выше.

Подбрасывая Арта, они постепенно переместились в конец площадки, к турникам. Арт на какой-то миг вырвался из их рук и втиснулся между перекладинами внутрь того самого турника, где сидел я. Билли догнал его и наподдал ему под зад битой.

Арт поднялся в воздух и долетел до вершины полусферы. Когда его пластиковое тело коснулось стальных перекладин, оно пристало к ним, лицом кверху. Статическое электричество.

— Эй! — крикнул Билли. — Столкни-ка его!

До этого момента я никогда не оказывался лицом к лицу с Артом. Хотя мы были в одном классе и на уроках миссис Гэммон даже сидели за одной партой, мы еще не обменялись и парой фраз. Он смотрел на меня большими глазами на печальном гладком лице, а я смотрел на него. Он нащупал блокнотик, висящий на шнурке, нацарапал светло-зеленым мелком записку, вырвал лист и протянул мне:

«Мне все равно, что они делают, но не мог бы ты уйти? Мне неприятно, когда меня бьют на виду у других».

— Чего он там пишет? — крикнул снизу Билли.

Я перевел взгляд с записки мимо Арта на собравшихся внизу мальчишек. И вдруг я ощутил их запах — влажный, человеческий запах, кислую вонь пота. Меня чуть не стошнило прямо на них.

— Чего пристали к человеку? — спросил я.

Билли ответил:

— Да так, мозги ему вправляем.

— Хотим посмотреть, высоко ли он может летать, — сказал Кассиус. — Давай слезай. Можешь тоже попробовать. Мы его сейчас на самую крышу зафигачим!

— Я придумал кое-что покрутее, — сказал я. «Покрутее» — отличное слово, если хочешь внушить другим ребятам, что ты умственно отсталый психопат. — Давай посмотрим, высоко ли ты полетишь, если пнуть твою жирную задницу!

— Ты че? — спросил Билли. — Обкурился, что ли?

Я схватил Арта и спрыгнул вниз. Кассиус побледнел. Джон Эриксон попятился. Я держал Арта под мышкой, ногами вперед, головой назад.

— Вы полные придурки, — сказал я.

Бывают моменты, когда не до острот.

И я отвернулся от них. У меня на шее волоски встали дыбом при мысли о том, что бита Билли вот-вот впечатается мне в затылок. Но он ничего не сделал, позволив мне уйти.

Мы вышли на бейсбольное поле, уселись на горку питчера. Арт написал мне одну записку «Спасибо». И вторую, где говорил, что я не должен был делать того, что сделал, но он рад, что я сделал это. В третьей он сообщил, что с него причитается. Прочитав, я сунул все записки в карман, не знаю зачем. В тот вечер, один в своей комнате, я вытащил из кармана комок мятой бумаги размером с лимон, осторожно развернул записки, расправил их и положил на кровать, чтобы перечитать. У меня не было никаких причин хранить их, но я так и не выбросил эти листки. Так началась моя коллекция. Словно в глубине души я уже знал, что мне захочется иметь какую-то память об Арте, когда его не станет. За год я собрал сотни его записок, некоторые — в несколько слов, но было и несколько манифестов по пять-шесть страниц. Они все до сих пор целы: от той первой, начинавшейся словами: «Мне все равно, что они делают», — и до самой последней. Она заканчивается вот так: «Я хочу узнать, правда ли это. Правда ли, что небо на самом верху открывается».

Отцу Арт сначала не понравился. Потом, узнав его получше, отец возненавидел моего нового друга.

— И чего он все время так семенит? — спрашивал отец. — Он голубой, что ли?

— Нет, пап. Он надувной.

— А ведет себя как гомик, — сказал он. — Ты поосторожнее, лучше не тереться об него в твоей комнате.

Арт пытался понравиться, он старался установить дружеские отношения с моим отцом. Но все, что он делал, воспринималось искаженно; все, что он говорил, толковалось превратно. Как-то раз отец сказал, что ему нравится какой-то фильм. Арт написал ему записку о том, что книга, по которой этот фильм поставлен, еще лучше.

— Он считает меня неграмотным, — заявил отец, как только Арт ушел.

В другой раз Арт заметил кучу старых шин за нашим гаражом и сообщил моему отцу о том, что в местном гипермаркете сейчас идет акция: принимают старые шины и дают за них двадцатипроцентную скидку на новые.

— Он думает, будто мы нищие побирушки, — пожаловался отец, даже не дождавшись, когда Арт выйдет из комнаты.

Однажды мы с Артом после уроков пришли ко мне и увидели: отец, как всегда, сидел перед телевизором, а у его ног расположился питбуль. Пес взвился с места, зашелся истеричным лаем и бросился на Арта. Собачьи когти с противным скрипом скользнули по пластиковой груди. Арт оперся о мое плечо и оказался в воздухе. Он умел прыгать — если было нужно. Он схватился за вентилятор под потолком — выключенный — и так и висел на одной из лопастей, а под ним скакал и лаял обезумевший питбуль.

— Что это, черт возьми? — спросил я.

— Наша новая собака, — ответил отец. — Ты же всегда хотел завести собаку.

— Но не такую, которая ест моих друзей.

— Слезь с вентилятора, Арти. Он не приспособлен для того, чтобы на нем висели.

— Это не собака, — сказал я. — Это блендер с зубами.

— Слушай, придумаешь ему имя? — предложил отец. — Или я сам?

Мы с Артом спрятались в моей комнате и стали придумывать клички.

— Снежинка, — говорил я. — Пирожок. Солнышко.

«А как тебе Счастливчик? В этом что-то есть, а?»

Мы шутили, но Счастливчик был настроен весьма серьезно. Всего за одну неделю у Арта случились три смертельно опасных столкновения с кошмарной отцовской собакой.

«Если он доберется до меня, мне конец. Он продырявит меня, как сито».

Но оказалось, что Счастливчика невозможно приучить ходить в туалет в положенном месте. Он предпочитал гадить в гостиной, где его дерьмо было трудно заметить на зеленовато-коричневом ковре. Однажды отец вляпался босой ногой в свежую кучку, и у него слегка поехала крыша. С молотком для крокета он по всему дому гонялся за Счастливчиком, пробил в стене дыру и разбил пару тарелок на кухне.