Александр Филатов - Тайна академика Фёдорова

• Название: Тайна академика Фёдорова
• Автор: Александр Филатов
• Издательство: МО "СЕНТЕ"
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2006

---

Вскоре после избрания новым генеральным секре­тарём ЦК КПСС Романова Шебуршин оказался назначен­ным на должность председателя КГБ. В июне восемьдесят четвёртого, через неделю после того, как новый руково­дитель государственной безопасности представил на Политбюро неопровержимые, но вроде бы случайно полу­ченные данные о враждебной деятельности нескольких высокопоставленных особ, было принято решение о восстановлении права КГБ осуществлять следственные действия также и в отношении высших лиц из числа хозяйственной и партийной номенклатуры. Это являлось одной из главных задач, которые Фёдоров ставил перед Шебуршиным ещё в самом начале их работы. В результате её успешного решения прибавилось работы и у Второго главного управления (контрразведка), и у Пятого (борьба с идеологическими диверсиями). Вернее, ориентация этой работы стала теперь совершенно иной.

Наконец-то начали давать ход собранным ранее сведениям о скрытых врагах государства и об истинных хозяевах "диссидентов". Всё это делалось постепенно, поне­многу, так, чтобы не вызвать опасных ответных шагов со стороны затаившихся врагов и предателей. Однако делалось последовательно и неумолимо. В частности, со страниц широкой печати как-то незаметно и постепенно исчезли имена ориентированных на сионистов и масонов Бовинда, Арбатовича, Загладкина, Замятника. Был широко опублико­ван и откоментирован не известный широкой публике в другой реальности текст резолюции Генеральной Ассам­блеи ООН, признававшей сионизм одним из видов расизма и требовавшей всемирной борьбы с этим явлением.

Информационные удары следовали один за другим. Воспользовавшись сведениями из будущего и по настоянию Фёдорова, Леонид Иванович сумел организовать разобла­чение лунной аферы США. Правда, пока что не были обна­родованы факты, касающиеся сговора об этом руководства США с предателями из ЦК КПСС, зато соответствующие намёки дали американцам понять, что при необходимости и это будет сделано. США стало ясно, что Советский Союз, его новое руководство не побоится опубликовать никакую правду, как бы и кому неприятна она ни была. Компе­тентность, явная честность и правдивость, смелость, после­довательность и принципиальность нового руководства СССР – всё это постепенно возвращало стране роль духовного лидера, незаметно утраченную было после печально знаменитой речи Хрущёва на ХХ съезде.

Вышло второе издание книги А. Тяпкина и А. Шиба­нова "Пуанкаре", в котором уже безо всяких реверансов, спокойно и доказательно разоблачалось присвоение А. Эйн­штейном чужих идей и трудов. К концу года должна была выйти в свет книга В.В. Карпова "Генералиссимус", в которой среди прочего нашлось место для фотокопий секретных документов об истинном числе "жертв" "сталинских репрессий", об их причинах. Поместили и записку Хрущёва к Сталину с жалобой на то, что из отосланных им "расстрель– ных списков" вождь утверждает не более десяти процентов. В качестве приложения к этой книге давались фотокопии и переводы сообщений итальянской прессы о том, как после незапланированной речи Хрущёва на ХХ съезде с "разоблаче­нием культа Сталина" из итальянских церквей изымали развешенные там портреты советского вождя, очистившего мир от фашизма. Ещё одним видом приложений к книге должны были стать касающиеся И.В. Сталина высказывания иностранных деятелей. Прилагались краткие биографи­ческие справки о них. Читатель должен был понять: "Если уж так высказываются о Сталине наши враги, то."

Фёдоров знал содержание готовящейся к изданию полумиллионным тиражом книги Карпова потому, что он сам это издание организовывал, конечно, публично и явно нигде не появляясь. Но уже и до этой публикации психологическая атмосфера заметно изменилась, поздоровела. Газеты и жур­налы стали даже более интересными, чем во время горба­чёвской кампании „гласности". Только вектор был совершен­но другим, направленным не на ослабление, а на укрепление общества, его доверия и уважения к власти. В июне, под псевдонимом, вышла книга и самого Фёдорова „Основы распознания и противостояния манипуляции сознанием". Эта небольшая работа не просто стала одной из самых читаемых книг, но и сделала невозможным массовое оболванивание людей, как это произошло в иной реальности.

Вообще, к середине 1984 года Алексея Витальевича стало очень тяготить это его нелегальное, конспиративное положение, необходимость постоянно быть начеку, скры­ваться, менять квартиры. Шебуршин всё это видел и пони­мал, исподволь готовя почву для легализации "Десятого". Поскольку одно из изобретений, признанное ещё в 1981 году, было засекречено в НИИ государственной патентной экспер­тизы, то защита диссертации прошла в закрытом учёном совете. Это, как и утверждение степени Высшей Аттестаци­онной Комиссией, послужило достаточным поводом к лега­лизации Фёдорова. По инициативе нового начальника Пятого управления (следовательно, в действительности, с подачи Шебуршина) создали "Специальную исследовательскую лабораторию" при Пятом управлении, формально подчиняв­шуюся НИИ медико-биологических проблем Минздрава СССР, который, в свою очередь, фактически был учрежде­нием, имеющим прямое отношение к обороне.

Новая лаборатория находилась в прямом подчинении начальника "Пятки", а о содержании деятельности Фёдорова никто ничего не знал и не имел права знать. Поэтому для работы Алексею Витальевичу оформили допуск "0" – самой высокой степени. Это облегчало возможность сношений с высшим начальством "Конторы" и фактическое ничегоне­делание в научном смысле. Одновременно Фёдоров получил отдельную квартиру с двумя телефонами, железной дверью и охранной сигнализацией. А присвоение звания полковника вместе с должностью завлаба прекрасно обеспечивало в материальном отношении. Впрочем, последнее обстоя­тельство его совершенно не интересовало, произошло против его воли, исключительно по инициативе председателя КГБ.

Сам Фёдоров без тени неудовольствия работал бы и совершенно бесплатно – лишь бы где-то что-то во время поесть. Однако легализация требовала от Фёдорова определённых внешних проявлений, соответствующих его официальному положению. Сюда относились и его внешний вид, и видимость служебной дисциплины, и усвоение необходимого стиля поведения и речи. Именно эти побочные эффекты легализации доставляли Фёдорову наибольшие трудности, причиняли серьёзные неудобства. Один раз он не выдержал и счёл возможным пожаловаться Шебуршину, сказав в заключение:

-           Прошу понять, Леонид Иванович, что не о собственном удобстве беспокоюсь! Боюсь, что, поскольку я не профессионал-разведчик и не артист, то сорвусь, ляпну что-нибудь не то, не там и не так, а в результате завалю всё дело!

Генерал помолчал, видимо что-то вспоминая, и, непроизвольно поморщившись при этом, ответил:

-           Да вижу я! Больше того, понимаю и сочувствую: пове­ришь ли – сам через такое прошёл! Давненько, правда… Ну, потерпи ещё около месяца: ведь вызовет подозрения, если я прямо сейчас переведу твою, так сказать, лабораторию в своё прямое подчинение. А через тридцать – тридцать пять дней, обещаю, совершенно официально и, надеюсь, без излишнего внимания посторонних переведу на особое положение.

Фёдоров невольно улыбнулся, услышав, что его соратник и официальный шеф назвал высших чинов КГБ посторонними. При этом он счёл необходимым сказать:

-           Извините, товарищ генерал! Всё понял! Постараюсь не подвести!

-           Да брось ты, Алексей! Какой я тебе здесь и сейчас ге­нерал? В конце-то концов, давно пора признать, что ты здесь – резидент оттуда, из будущего, а я твой помощ­ник, завербованный тобою агент! А вот на людях – там да, там подыгрывай!

-           Само собой! Обещаю! – твёрдо ответил Фёдоров. – Извини, просто устал немного за последнее время.

-           Ну да, немного! Всего каких-то там двенадцать – шест­надцать часов ежедневной работы! – с едким юмором, хохотнув, произнёс Шебуршин и закончил: – Вроде всё. Разрешите идти, товарищ резидент?

– Разрешаю! – с широкой улыбкой и чувствуя огромное облегчение (ощущение усталости почему-то бесследно испарилась), ответил Фёдоров.

Алексея Витальевича к этому времени уже давно не посещало неприятное чувство раздвоенности сознания. Он полагал, что это означало необратимость, успешность прохождения Главной бифуркации. Кроме того, он расценивал это и в качестве признака принципиальной правильности уже предпринятых шагов (мелких-то ошибок, наверное, не уда­лось избежать!), всей этой более чем напряжённой умствен­ной деятельности. Память его за истекшие 19 месяцев необыкновенно обострилась. Он теперь мог вспомнить любой прочитанный им в прошлой жизни будущего текст, казалось бы прочно забытый. С точностью удавалось вспоминать хронологию тех или иных событий будущего, давать не только точную привязку ко времени, но и к именам действующих лиц. Но вот сегодня, седьмого июля 1984 года, раздвоенность сознания с прежней силой завладела им. Долго раздумывать над этим Фёдорову было ни к чему. Он мгновенно понял, что стоит на пороге новой бифуркации.