Лидия Чарская - Газават

• Название: Газават
• Автор: Лидия Чарская
• Жанр: Русская классическая проза

Персонажи повести Л. Чарской «Газават» — молодой русский офицер, его друг — сын вождя восставших горцев, привязавшийся к России и полюбивший русских, юная страдалица, попавшая в плен к горцам, свирепый и жестокий воин-мюрид, добрая сострадательная чеченка и многие другие — это большей частью лица исторические. Все они группируются вокруг знаменитого вождя кавказских мюридов Шамиля — предводителя в многолетней борьбе горцев за веру и свободу.

---

— А что, ежели, примерно, к слову сказать, дяденька… — слышится подле Миши глухой, хриплый голос, и он с трудом узнает в нем голос востроносенького солдатика, жадно расспрашивавшего фельдфебеля о бое в Михайловском укреплении, — а что, ежели, дяденька, подобно Архипу Осипову погребок взорвать…

— Не время… Молчи! — так же хрипло отзывается фельдфебель. — Еще поку… — Он не успевает докончить фразы, и голова его, отделенная от туловища, летит в крепостной ров.

И много уже там таких голов… Много исковерканных, изодранных чеченскими кинжалами тел защитников похоронено в мутной воде канавы.

Мише некогда хорошенько вникнуть в это… Над его головой слышится снова «Алла! Алла!». Он быстро оглядывается.

Красноголовый наиб и черноокий юноша бьются в двух шагах от него.

Наиб ни на минуту не оставляет юношу одного. Зоркими глазами следит он за ним. Вот пробирается к нему с поднятой саблей солдатик, заносит руку над головой юноши… Но красноголовый разом отсекает руку, и рука, не выпуская сабли, падает в ров…

«Что он ему? Сын? Брат? Товарищ?» — мысленно спрашивает себя Миша и, затаив дыхание, расчищая саблей себе путь, пробирается к этой группе…

Вот уже он подле юноши. Вот уже в двух шагах от него. Красноголовый схватился в это время с самим Поляновым…

С быстротою молнии кидается Миша к черноокому красавцу… Тот увлекся битвой, не видит… О, как широко раздвигаются его ноздри… Как ярко пылают огненные глаза… Что-то хищное в нем, несмотря на крайнюю молодость, что-то неумолимое и жестокое, как смерть… И при этом ярко-трогательная, почти девичья красота словно из мрамора изваянного лица…

— Эй, ты! Бритоголовая девчонка, я хочу сразиться с тобою! — вне себя кричит, закипая непреодолимым бешенством, Миша.

Черноокий красавец быстро обертывается к нему…

Они мерят друг друга глазами, оба юные, оба всеми своими фибрами жаждущие боя…

И вот слились и столкнулись не на жизнь, а на смерть… Кинжал юного горца уже занесен над Мишей…

«Это смерть! — вихрем проносится в разгоряченном мозгу Зарубина. — Это смерть!» Погибнуть здесь, на стенах бруствера, от шашки юного горца кажется ему верхом несправедливости судьбы! Перед его глазами проносятся лица отца… матери… Лены…

И быстрым движением руки он поднимает саблю и изо всей силы втыкает ее в грудь юного горца.

Бешеный, почти нечеловеческий крик заставляет вздрогнуть с головы до ног Мишу. Это не человеческий крик, нет! Так может только кричать чекалка, у которой выкрали из норы детеныша.

В один миг красноголовый наиб хватает убитого и с диким криком кидается с бруствера… За ним следуют остальные… И через минуту крепостной вал очищен от врагов.

Точно пьяный шатается Миша… Перед глазами его красные круги… В сердце жгучая жажда настичь, отомстить за смерть товарищей.

— Братцы! Кто за мною? — кричит он неестественно напряженным звонким голосом. — Догоним разбойников, доканаем их! — И во весь опор несется за ворота крепости… За ним его команда, человек десять самых отчаянных удальцов, сорвиголовы гарнизона…

Напрасно кричит им во весь голос Полянов:

— Остановитесь, безумцы, остановитесь, вы идете на верную гибель!

Миша глух ко всему окружающему. Вот он настигает врага… Вот словно обезумевший врезывается в его ряды… Вот красноголовый уже близко, подле него… К нему стремится во весь опор Миша, конвульсивно сжав бока своего коня… Вот он уже выхватывает револьвер… взводит курок, целя прямо в лоб красноголового.

И вдруг что-то тесно охватывает его шею… Ловко кинутый аркан сжимает ее. Он отделяется от седла, конь исчезает под ним, и в одну минуту он падает к ногам красноголового наиба…

Глава 10 Страшная действительность

— Есырь![96] Гяур! Мастагата керестень! Убей его скорее! Убей есыря, храбрейший наиб…

И целая толпа грязных, чумазых, почти нагих ребятишек с громким криком и визгом кинулась под самые ноги наибова коня.

— Эй, вы, тише, шайтаново племя! — грозно прикрикнул на них тот с высоты седла и красноречиво взмахнул своей нагайкой.

Дети врассыпную кинулись в разные стороны…

Но вместо них теперь выдвинулись вперед старухи. Черные, костлявые, с искаженными от злобы лицами, они цеплялись за стремена и поводья наиба и кричали ему дикими, исступленными голосами:

— Уруса, гяура привез! Отдай нам его, господин, на потеху… Мы сумеем расправиться с ним… Отдай старой Илите… У нее гяур убил сына… Она сумеет выместить его смерть на этом есыре! Отдай его Илите, Гассан!

— Молчите вы, старые вороны! — прикрикнул на них ехавший впереди своего отряда бек-Джанаида. — Урус — мой пленник. Я не отдам его никому, чтобы самому выпить до дна кубок мести… Русский есырь убил моего брата Али…

— Убил Али! Убил Али! Черноокого Али, юного джигита! — завопили старухи. — О горе тебе, несчастная Селтанет. Не на радость вскормила ты твоего питомца… Горе, Селтанет, горе! — И они, потрясая костлявыми кулаками, расступились перед всадниками и пропустили перед собой весь отряд.

Молча ехал Гассан по улицам аула. За ним четыре нукера на сплетенных из ветвей чинары носилках несли тело убитого Али. Через седло Гассана был перекинут связанный по рукам и ногам и с головой укутанный в бурку пленник.

Мало ли много ли времени прошло с тех пор, как Миша Зарубин слетел с седла, полузадушенный чеченским арканом, вряд ли мог отдать себе отчет юноша. С той минуты, как горцы окружили его с дикими, торжествующими криками, он точно перестал сознавать действительность. Оглушенный падением, молодой офицер очнулся только тогда, когда его враги были уже далеко от стен маленькой крепости, но где именно, он не понимал: плотно обматывающая его голову бурка мешала ему узнать это. Зато он чувствовал по быстро двигающемуся крупу коня, что его похититель несется во всю прыть, спеша куда-то. Отекшая голова, свешанная с седла, туго перетянутые веревками руки и ноги, какой-то смутный туман в мозгу — все это мешало молодому Зарубину ясно сознавать действительность. Миша очнулся вполне только тогда, когда чьи-то сильные руки подхватили его с седла и опустили на землю… И вмиг наброшенная на голову бурка была сорвана… Ослепительно яркий луч солнца разом ожег его глаза и невольно заставил зажмуриться. Когда он открыл их снова, то увидел, что находится во внутреннем дворе большой сакли. Перед ним стоял Гассан-бек-Джанаида, окруженный своими нукерами. В стороне от них лежали на земле носилки с телом Али. Миша невольно вздрогнул при виде мертвеца и поспешил отвести от него глаза. В эту минуту из толпы выдвинулся тот самый горец, который еще так недавно предлагал да-а-ват маленькой крепости.

— Знаешь ли ты, — начал он, подходя к Мише, коверканным русским языком, — знаешь ли ты, что ожидает тебя, саиб?

Зарубин, едва державшийся на ногах от слабости, собрал все свои силы и смело ответил:

— Знаю… Я убил родственника Гассана, и за это ждет меня смерть.

— Ты убил его брата, саиб, брата, которого он любил больше собственной жизни!.. Не выдумано для тебя еще тех мучений, которые бы могли вознаградить наиба в его потере.

— Я не боюсь ничего, — ответил Зарубин, — потому что не чувствую вины за собою… Не предательски, не из-за угла убил я юного бека, а в равном честном бою. Если Гассан считает, что я заслужил смерть, пусть убивает меня…

— Ответ достойный смелого, — произнес горец, успевший перевести наибу слова Зарубина, — урусы храбры и презирают смерть; в этом им отказать нельзя… Мой господин приказал передать тебе, что ты умрешь с зарею.

— Я готов к смерти! — спокойно отвечал Миша.

В то время как переводчик передавал его слова наибу, из внутренности сакли выбежала старая женщина-горянка. Седые косы ее растрепались, бешмет был разорван в клочья, чадра сброшена с головы, лицо искажено от гнева. Она со всех ног кинулась к носилкам, на которых лежало распростертое тело Али, и через минуту вопль ее наполнил двор сакли…

— О мой юный сокол! О золотое солнце моей родины! О серебряный месяц мой! Радость и жизнь нашей мирной сакли… Где ты? Какие райские сны витают над твоими смежившимися очами?.. Какой сладкий сон навеял тебе своими темными крыльями могучий из ангелов — Азраил? Али мой! Горькая утрата моего бедного сердца! Соленая слеза моих очей!

Она приникла к телу юноши головой и на мгновение замерла на нем, исполненная невыразимого порыва тоски. Потом быстро вскочила на ноги и с легкостью молоденькой девушки подбежала к связанному Мише.

— Проклятый убийца, гяур… собака… шакал, пьющий чистую кровь нашего племени… О, отдай мне его, этого убийцу, Гассан! Отдай на потеху, храбрый наиб… Я вырву его лукавые очи своими пальцами… Я упьюсь его кровью… Я вымещу на нем все предсмертные страдания Али, моего вскормленника!.. Он проклянет месяц и день, когда появился на свет… Я покажу ему, что значит месть женщины, кормилицы, потерявшей своего дорогого питомца!..