Николай Ярославцев - Меч Шеола

• Название: Меч Шеола
• Автор: Николай Ярославцев
• Жанр: Фэнтези

Введите сюда краткую аннотацию

---

— Не платил, не сулил, а за добром явился.

Как раз в руку сказала Копытиха.

— Откушать со мной не желаешь ли, тетушка? — С хлебосольной улыбкой спросил он. А что еще ему было делать?

Кикимора фыркнула.

— Нашлась родня, когда не ждали. И как же зовут тебя, племянничек?

-Отец с матерью Ольхом назвали, дедко Вран Радогором….

Кикимора задумалась, мучительно морща лоб.

— Радогор, Радогор… Не помню, не слыхивала.

— Все равно не вспомнишь, как бы не старалась. Лучше присаживайся, откушай со мной. Одному кусок в горло не лезет, а вдвоем так и сухарь проскочит, не заметишь. У меня и мясцо припасено.

Кикимора смотрит с подозрением, подвоха ждет.

— Мясцо у меня, милок, уже зубы не берут, сносились все от старости. Вот сальца бы, так нет его у тебя. А за хлеб спасибо. — иссохшая ветка протянулась к нему длинные пальцы приняли краюху. Долго обнюхивала ее, разглядывала и, не спеша. По старушечьи мелко, принялась ее жевать.

— А где сам то жиешь, молодец? — Утолив первый голод, наконец, спросила она, с любопытством разглядывая его.

— В гости приехал. — Радогор махнул рукой, с зажатым ломтем хлеба, себе за спину. — тут, не далеко. У матушки Копытихи. Может, слышала про такую.

— Как не слышать? Слышала. Обходительная женщина. И приветить, и поговорить умеет. Бывало часто к ней захаживала, а теперь вот не могу. — С сожалением вздохнула кикимора. — Ноги болят. Не доплетусь. Иссохла вся. Сам видишь, где живу.

Голос кикиморы стал жалостливым, на глазах выступили слезы.

— Так и поискала бы для себя место посуше. От воды самая хворь в таком возрасте.

— Перебралась бы, а как? — Мотнула головой на сторону. — А это на кого оставлю? На соседа.

В ее глазах зажегся огонек, а голос скрипел, так, что у Радогора зубы заныли.

— Столько времени оберегала, хранила для людей, а сейчас все бросом брошу? На соседа оставлю? Не доедала, не досыпала и на те вам, дорогой соседушка?

— Плох сосед?

— У — у — у! Не то слово! Норовистый да буянистый, сил нет. Чуть что не по ему, такими не хорошими словами начинает браниться, что хоть уши затыкай. А я хоть и не молода годами, а все девица и мне ли слушать такое? Вступиться за же за меня, сироту, не кому. Как есть одна на всем белом свете осталась. — И снова прослезилась. — Сватался тут один ко мне. Совсем не давно было. И ста лет еще не прошло. Да я отказала. Сучок сучком и ни какой дородности. И на слова не самостоятельный. От слова до слова выспаться можно. Только здесь душой и отдыхаю.

Радогор слушал ее, боясь улыбнуться.

— Сосед тот, часом, не водяной?

Кикимора замахала на него ручками.

— Как можно такое подумать? Водяной, мужчина из себя самостоятельный. Важный и упитанный, даром, что с хвостом. Но и он на днях перебрался в другое место. Сказал, уши больше не выносят и душа не терпит.

Посмотрела на пустые руки и с, надеждой в голосе, спросила, стыдливо отведя глаза в сторону, спросила.

— А не осталось ли у тебя, молодец, еще кусочка? Отдам при случае. От расстройства на еду потянуло. Так скоро из дома убегала, что и узелок не собрала в дорогу.

Радогор с охотой протянул последний ломоть.

— А скажи мне, тетушка, не Упырем ли зовут того соседа?

Стоило упомянуть ему это имя, как у кикиморы чуть кусок в горле не застрял. Вздрогнула и вызверилась на него.

— А ты как прознал про Упыря, милок? — сказала с плохо скрытым подозрением. — По началу казался такой весь из себя. И на улыбке, и худого слова не скажет. Я уж подумывать начала, уж не свататься ли собрался? А он обжился и будто кто телегой его переехал.

Радогор уже почти не слушал ее. только замолчала, чтобы дух перевести, как тут же спросил.

— Долго проживешь здесь, тетушка?

— Сама не знаю. Ушла бы, хоть сегодня, а ноги не идут. — быстро отозвалась кикимора. — А ты зачем это спросил?

— Помочь хочу…

Глаза кикиморы повеселели. Но тут же снова какие — то подозрения заставили ее нахмуриться.

— А тебе зачем это понадобилось.

Почему бы не помочь хорошему человеку? — Улыбнулся он. — Да и дорогу он мне переехал.

— Ну если так, дней пять проживу. А дальше уж не утерплю, убегу. Обратно пойду на муки.

Глаза стали скорбными, тоскливыми. От переполнившей жалости к себе скукожилась, руки соскользнули с колен и безвольно повисли.

— Пожила бы еще. Отогрелась… успокоилась.

Кикимора взвилась над кочкой.

— А тут пропадай все пропадом? Да он, соседушка мой, тут же и межу перетащит, кого хитростью к себе переманит, кого силойй сведет. Или я для него копила да обихаживала? Нет уж, пять дней от силы и побегу. — Выпалила она одним духом.

Радогор поднял левую бровь.

— Меня возьмешь с собой? Может, и помогу чем…

— Выйдет ли? — Кикимора откинула его придирчивым взглядом, не пропустив ничего. Ни крепких рук, ни просторной груди и широких плеч. — Даром, что образина болотная, каких свет не видывал, а силища в нем скопилась непомерная. И вся от злости.

— Так берешь? — Настойчиво повторил Радогор.

— Ан быть по твоему. — Решилась кикимора. — Только я, милок, напрямки побегу. Перевозишься весь в дрягве.

-Отмоюсь. Не та грязь, что на платье.

Кикимора поскребла затылок.

— Правда, есть и другая дорога. Посуше… А потом все равно через дрягву. — И нерешительно спросила. — А, может, и мне с тобой к Копытихе наведаться? Давно не виделись. Наверное думает, что и померла уж. Сколько времени не забегала. Ты как посоветуешь? Вечером посидим на крылечке, посудачим…

— Коли охота есть, почему не навестить? — улыбнулся Радогор.

— А, так и быть. Уговорил! Сбегаю на денек. И И нетерпеливо проворчала. — Ты у воды то долго еще прохлаждаться будешь? Так и до ночи не доберемся. А я молоко парное страсть, как люблю. Надоело всякую гадость в рот толкать изо дня в день.

И резво выскочила из воды на своих рогульках. Отряхнулась, рассыпая мох и водоросли, и засмущалась.

— Ты, парень, в мою сторону не смотри. Вся одежонка на мне от ветхости рассыпается. А я, с какой стороны не посмотри, а все равно девка. Стыдно мне телом перед тобой светить.

Радогор с трудом сдержал смех.

— Да я и так не смотрю, тетушка.

Катится, увешанная тиной, закорючина, трещит без умолку.

— До дому дойдем, принарядим тебя. — Утешил он ее. — Мужики, сколько бы их ни было на болоте, все глаза на тебя проглядят.

Повернулась скорехонько и в глаза заглядывает. Не шутит ли? Парень молодой, востроглазый. Но нет. Лицо серьезное. И глаза не улыбчивые, холодные. Сразу видно, самостоятельные, пустое молот не будет.

— А ты с какой стороны Копытихе приходишься, молодец? Я у Копытиху всю родню наперечет помню. На моих глазах, можно сказать, выросли. Всех перебрала, а тебя не упомню.

— С той… — Указал глазами на полдень.

— Если с той, тогда конечно. Я там редко бываю.

Зацепилась рогулькой за куст, еле на ногах устояла. Пока выбиралась, последнюю одежонку растеряла.

— Отвернись, отвернись скорее, парень. — запричитала она со слезой в голосе. — Молод ты еще такое видеть. Отгостилась я… И на порог в таком виде не ступить. Срам один! Как же я подружке на глаза покажусь? Эх, сирота я горемычная! Последнее платьишко изодрала.

Радогор, чтобы смех скрыть, отвернулся.

— Ты, тетушка, наломай веток тонких, и обмотайся. А потом прыгай мне на загривок. На затылке глаз нет — Посоветовал он. — тут недалеко уж. Быстро добежим.

Кикимора затихла, обдумывая его совет. Что — то в словах Радогора показалось ей подозрительным.

— А за голы ноги хватать не станешь?

— Тетушка!

Поверила, но все еще топталась в нерешительности.

— Пироги остынут… — Пришлось поторопить.

Упоминание о пирогах, все сомнения, как ветром выдуло.

— Ты только, парень, головы не поворачивая. — Предупредила она, устраиваясь у него за спиной. — А какие пироги? С грибами? А, может, с ягодами? Или горохом? Я и с горохом, и с грибами ем. Но с ягодами все равно слаще. Сами в рот скачут.

И снова затрещала без умолку.

— Принимай гостей, матушка. — Издалека, едва показалась избушка, закричал он. — Не один иду. С подружкой.

Слово вылетело, не догонишь.

На его слова первой выскочила Влада. Лицо порозовело от возмущения. От обиды губы дрожат. И есть от чего. Не разбудил, не сказался, один ушел. Но увидела над его плечом пенек с расщепом вместо волос и сразу успокоилась. Присела, пискнула, закрыв рот ладошкой и скакнула обратно.

— Не твоя ли зазноба, часом? Юркая. — В голосе кикиморы слышится явный укор. — Ни какой самостоятельности.

— Подругу твою оповестить поторопилась. — Поторопился оправдать княжну Радогор. А вот и она.

Переваливаясь с ноги на ногу из — за угла выворачивала Копытиха.

— Редкий гость. — Заулыбалась Копытиха при виде кикиморы. — А я уж думать начала, не рассерчала ли на что? Не идешь и не идешь? А ты с какого такого перепуга чужому парню на загорбок забралась, подруга?