Николай Ярославцев - Преднозначение

• Название: Преднозначение
• Автор: Николай Ярославцев
• Жанр: Фэнтези

Не всегда смерть, это дорога в ничто. Бывает и немного иначе. Так, как произошло с командиром армейской разведгруппы Олегом Ольховским, машина которого угодила на мину, так и не успев выехать из города. Повисла его растерянная душа между небом и землей, разглядывая свои собственные изуродованные останки и тщетно пытаясь увидеть свет в конце тоннеля. И одному богу известно сколько бы ей пришлось висеть, если бы не увидела ее богиня Судьбы Макошь. А дальше все, как у них, то есть богов, водится. Оказалось что именно он, капитан Ольховский, как ни кто другой, подходит на роль спасителя Мира, поскольку просыпается где – то в неведомых безднах древнее Зло. А с тем Злом кроме него и справиться больше не кому. А дальше уже все предельно просто. Дорогой Мертвых провела его Повелительница смерти в другую эпоху  и вселила в душу только, что появившегося на свет младенца Ольха и передала на попечение старого волхва Врана, который каким – то чудом, или чьей – то волей оказался в то же время и в том же месте. И жил Ольх - Радогор, как назвал его старый Вран, учился волхвованию и воинскому делу, пока беда не грянула… Полег под мечами степняков род Бэра, убит и волхв. И закрутило, завертело его. Под дедовой домовиной отыскался древний меч. И, как оказалось, не простой. Принадлежал он некогда одному из поверженных богов, яростному противнику установившегося миропорядка и самого Рода. Вернись этот меч к нему, расколет он мир, распашет одним ударом землю, зальет ее огнем и утопит в первозданном Хаосе, если не удержит Ольх – Радогор тот меч. Или меч не завладеет им. Но это все потом. Беда не к ночи нагрянет. Месяц – другой и обождать может. А пока Ольху – Радогору надо посчитаться за смерть Врана и гибель рода Бэра с дикими степняками. Спасти девушку – полонянку из неволи. И спросить с темного колдуна Упыря из Черной дрягвы – болота за все пакости роду человеческому. Ну и все остальное, по мелочи, что дороги перед ним к его ногам выложат… кикиморы, лешие, мавки…       

---

Мысли в голове одна другой гаже. Сердце в груди испуганной птицей бьется. То наружу рвется, то замирает вдруг. Притихла, не сводя с него, бесчувственного глаз, а слезы все равно льются.

А вот повернусь и хвостиком побегу за ним. И пусть хоть палкой, хоть поленом гонит. Что в доме отчем ей, когда его рядом не будет?

-Нельзя, княжна. Я людям слово дал.

Услышал то, слышать не должен. А что услышать бы надо, мимо сердца пропустил.

-И гоже ли от дома бегать? А как же княгиня – матушка? И куда ты пойдешь, коли я сам не знаю своего пути? И долог ли тот будет.

-Долог, долог тот путь, Радо! Без конца и края тот путь, если я рядом буду.

Можно в глаза не смотреть, можно губ не размыкать, ни одно слово не затеряется в темном лесу.

Осторожно спустился в темный овраг и пробежал через ручей.

Догадка сама пала в голову.

-Здесь останови.

Над темным оврагом старая, потемневшая от времени, ольха. Вершину, как голову, над оврагом склонила.

-Не здесь. – Возразил он. – Ночью в овраге все черное оживает и наверх лезет.

Но она уже выскользнула из его рук и подбежала к ольхе.

Коснулась рукой, безвольно повисших, ветвей. Старость не радость, даже старые, иссохшие в пыль сережки, нет сил сбросить.

-Мать – ольха, приюти, укрой на короткое время. – Запинаясь в непривычных словах, зашептала она, глотая слезы. – Прости, что без гостинца пришла.

Упала перед ним на колени и обняла дерево руками и прижалась щекой к твердой, морщинистой коре.

-Не оттолкни девку глупую. Иная жертва, богаче, ждет тебя. Какой еще и не видывала. Сыночек будет, Ольхом его нареку, как отца его назвали, хоть и носит он ныне другое имя. А дочка будет, Ольхой , Ольгой пусть зовут.

И провела рукой по траве, как это делал Радогор.

То ли показалось ей, то ли в самом деле, но только вздохнула ольха со старческим надрывом, заскрипела, ворочая корнями и глазам княжны открылся лаз… Закрыла глаза, чтобы потемок не испугаться, и ящеркой прыгнула в него.

Тесно. Радогору с его ростом не стоять. Так и не стоять его привела. А ей впору. Зато сухо и чисто. Словно голиком кто прошелся.

Выбралась наружу и под его изумленным взглядом принялась рвать траву. Но не рядом с деревом, а отойдя подальше в сторону, чтобы нескромный глаз не углядел ее укрытия.

-Ночью пойдем, коли торопишься меня с рук сбыть. – Отворачивая глаза в сторону, чтобы не встречаться с его взглядом,бросила она. А ну как прочтет ее грешные мысли. И нырнула в лаз с охапкой травы.

Пожал плечами и расстелил холстину. Достал мясо и порубил его на куски помельче.

Княжна вернулась с очередной охапкой пахучей травы и выхватила из его руки нож. Скрутила прядь волос жгутом и одним движением отсекла ее. Так же молча вернула ему нож,  завязала прядь узлом на нижней ветке  и прошептала так, чтобы не донеслось до Радогора.

-Возьми хоть это, мать – ольха. Тебе свидетельницей быть…

И только после этого устроилась на холстине, подвернув ноги под себя. Ела торопясь, не чувствуя вкуса и запаха мяса, целиком занятая своими мыслями. А съев, послушно запила из поднесенной баклаги. И только после этого тихо и не глядя в его лицо, прошептала.

-К ручью схожу. Потом пропахла.

И с испугом вскинула на него нестерпимо синие глаза.

-А что оттуда лезет, Радогор?

-Покричишь, если увидишь кого, я услышу… - Успокоил он ее, пытаясь поймать взглядом ее глаза.

Суета княжна начала вызывать у него подозрения. А того подозрительней было, что думок ее торопливых угадать не мог. Так, словно их и вовсе не было.

А Влада скрылась в овраге.

Пугливо оглядываясь на темные кусты, обступившие ручей, топливо разделась и шагнула в воду. Долго и с наслаждением плескалась, вглядываясь в свое отражение и пытаясь найти изъяны в своем теле, которых прежде не замечала по глупости или по малолетству. Вышагнула из ручья, наскоро отжала волосы и, не обтираясь, залезла в рубаху. Даже после того, как Радогор отодрал от нее широкую полосу на повязки для ног, она доходила почти до колен. Закинула портки на плечо и выбралась из оврага.

Радогор все еще сидел подле холстины. Но волосы у него были влажные. Успел и он сбегать к ручью. Не решился одну оставить в черном овраге.

Прошла мимо него с независимым видом, сверкая в лесной полутьме голыми икрами, и скрылась в траве под ольхой, чем вызвала в его душе еще большую тревогу. А спустя немного времени он услышал.

-Радогор…

Голос мягкий, но такой, что не воспротивишься. В княжьем тереме выросла, не в мужицкой избе. И не в жилище на два десятка семей, что были в их городище.

Предчувствуя и вовсе неладное, спустился в лаз.

И закрыл глаза, покраснев до удушья, до спазмов в горле.

Княжна стояла в шаге от него. Нагая и удивительно прекрасная. И волнующая.

Мавка!

Даже в полумраке укрытия, которое открыла ей старая и много повидавшая ольха, увидел, как смутилась и покраснела она. Но не закрылась руками, и не отступила.

-Открой глаза, Радо!

Голос твердый, хотя и подрагивает от волнения.

-Посмотри  на меня. Или я худа и кривобока, что на меня и посмотреть нельзя? Стыдно девке перед парнем нагой стоять, а мне не стыдно. Тебя в своих снах видела. Для тебя эту красу припасала. Открой глаза, Радо…

Голос дрогнул и сорвался.

-Или девкой порченой брезгуешь? – Всхлипнула и сжалась в комок, чувствуя, что последние силы, которыми она запасалась в этот день, оставляют ее. – Так не меня, не мое тело терзал ярл на грязной лодии. Колоду неживую, бесчувственную. И нет за то на мне вины.

Говорить уже не могла Глотала слезы и тянулась к нему, привставая на носки.

-Завтра день, Радо. Другого может и не быть. Открой глаза, Радо. Возьми на руки.

Радогор словно онемел. Рад бы глаза открыть, но не открываются. И ноги подкашиваются.

Слез уже не сдержать. Хлынули в два ручья. Не совладала со стыдом. Или с собственной смелостью.

А княжна вжалась в его подкольчужник лицом и руками, не дотягиваясь, пытается обнять его за шею. Тело содрогается в рыданиях. И Радогор, преодолевая неведомый до селе, страх, обнял ее за плечи погладил по нагой спине.

-Что ты делаешь со мной, Лада? – С трудом выдавил он из себя, приоткрыв глаза. – Я же тебе и в глаза посмотреть не посмею.

-Сейчас посмей, Радо мой. А что утром будет, увидим. – Подняла на него глаза, наполненные слезами. – Мне же для тебя жизни  не жалко. Лишь бы рядом быть. Возьми меня на руки. Если бы ты знал, как сладко и томно мне в них. Возьми…

-Что ты делаешь со мной, Лада, что делаешь. – Как в забытьи шептал он. И уже нее сопротивляясь ее желанью или собственной страсти, вскинул ее на руки и до боли, до ломоты в зубах, вжался в ее влажные ждущие губы. Задохнулся от счастья, и больше не сдерживаясь, покрывал поцелуями ее лицо, опускаясь губами все ниже и ниже. К пахнущим цветами, грудям. Жарким и желанным.

-Разве они не хороши для тебя, Радо? Или не твоих губ они ждали, нежась на твоей руке? – Горячечно шептала она, прижавшись к его лицу и почти теряя сознание.

Ее  тело неожиданно обмякло и, тяжелея, выскользнуло из рук. И боясь уронить ее, он упал на колени. А ее руки уже торопясь, рвали ремни на его подкольчужнике и пряжку на поясном ремне, срывали с него одежду. Губы летали по его телу, а руки бесстыдно мяли и гладили его. Два тела слились воедино. И Влада вскрикнула, застонала, а тело ее содрогнулось от счастья и упоительного восторга. 

Глава 12

Как долго все это длилось не смог бы ни сказать не один из них. Очнулись словно из глубокого омута вынырнули. По крайней мере, он. Открыл глаза, а над ним ее лицо. А пронзительно синие глаза заливают его счастьем. Припухшие от его поцелуев, губы, чуть слышно касаются его лица. Руки нежно гладят щеку. И опускаются по телу все ниже, к соску, По телу вновь пробежала сладкая дрожь. Ее грудь коснулась губ. Не выдержав, прижал  ее к себе с такой силой, что она невольно охнула и застонала.

-Не торопись, сладкий мой. – Проворковала она в ухо, закрывая в смущении глаза. – Дай с силами собраться. Я и рукой пошевелить не могу.

Ее колено на его ногах. И вот она уже почти лежит на нем.

-А я то думала, почему мои девки – срамницы хихикают по утрам и глаза блудливо в сторону уводят. И краснеют, подлые, от счастья. Теперь же изведала. Всю то ты меня выпил до самого донышка. А легко то как, Радо! Радость моя…

Завозилась, прилаживаясь удобнее к его телу. Колено невольно поднялось выше по его ноге, а рука опустилась ниже. И снова утянул их черный омут, из которого не вынырнуть, не выбраться.

-Мой ты, мой… - Исступленно шепчет она, задыхаясь от, переполнявшего ее счастья. – Следом пойду. Чтобы ни чей подлый глаз тебя не коснулся, чтобы ни чья рука тебя не задела. Как нитка за иголкой потянусь.

Спали или нет, спроси и не скажут.

Радогор открыл глаза. А над головой черный лаз  на месяц смотрит. Или ее глаза синим светом светятся. Лежит, вольно раскинувшись. Ночь – подружка на верху. И нет нужды стыдиться стыдной наготоы. А если еще что – то было бы на ней, так и то бы сняла. Лишь бы только смотрел на нее своими серыми глазами без устали и наглядеться не мог.