Валерия Новодворская - Прощание славянки

• Название: Прощание славянки
• Автор: Валерия Новодворская
• Издательство: Захаров
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-8159-0893-2

В сборник «Прощание славянки» вошли книги «По ту сторону отчаяния», «Над пропастью во лжи», публикации из газеты «Новый взгляд», материалы дела и речи из зала суда, а также диалоги В.Новодворской с К.Боровым о современной России.

---

О, как они уходили через дорогу, на ТВ–6: Киселев, Кара-Мурза, Шендерович, и ветер трепал их плащи, и это был вызов… Киселев все-таки велик: он отстроил ТВ–6, а ТВ–6 тоже убили на полуслове. Тогда он отстроил TBC, а великий сатирик Шендерович, наш Салтыков-Щедрин, создал и продолжение истории города Глупова («10 лет, которые потрясли нас»), и мультик про Путина — удава Каа («Земляным червяком?! — Да-да, они называли вас желтым земляным червяком»), и «Кремлевский театр». И был сделан контрольный выстрел, в голову, и не стало TBC. Потом раскурочили Рен-ТВ. Осталось «Эхо Москвы» — эхо убитой демократии.

Путин нас ощипывал, как цыпленка, по перышку: газеты, выборы, политзаключенные, которые стали исчисляться десятками, похороны Сергея Юшенкова и Ани Политковской, а до этого — Гали Старовойтовой, которые вышли за рамки дозволенного чекистами для депутатов и журналистов. Я еще успела сбаллотироваться как одномандатник в 2003 году. Надписи «Против чеченской войны», «Против раскулачивания бизнеса», «Против путинского самовластия» поперек избирательного портрета — и 6 % с хвостиком, а победил единоросс — Боос. И ничего не добавляли, у Бабушкина от «Яблока» было тоже 6–7 %. Но народ хотел Бооса: много жертвует, строит приюты, о большой пайке заботлив… Мы все поняли про народ. Он предал и нас, и свободу, и самого себя за чечевичную похлебку. Надеюсь, история будет справедлива, и похлебка кончится в миске у тех, кто всегда предпочитал стойло и пойло гражданским свободам. А мы продолжали. ДС продолжал метать жемчуг вестернизации перед свиньями и предлагать святыни Свободы псам, налакавшимся крови на чеченской войне.

Характер Путина, мне кажется, понятен. Сухой прагматизм, лицемерие плюс элемент советского маниакала. Ему мало власти, мало денег. Он воюет с западными ценностями, он восстанавливает атмосферу совка с поправкой на латиноамериканскую диктатуру и муссолиниевский корпоративный режим. Путинский характер лучше всего понимается (и вообще характер даже самого современного гэбэшника) из одного стихотворения Галича о Черном море. Вот представьте себе 1958 год, уже после XX съезда. Энкавэдэшник вышел на пенсию и поехал на курорт.

Получил персональную пенсию,
Заглянул на часок в «Поплавок»,
Там ракушками пахнет и плесенью,
И в разводах мочи потолок.
И шашлык отрыгается свечкою,
И сулугуни воняет треской…
И сидеть ему лучше б над речкою,
Чем над этой пучиной морской.
Ой, ты море, море, море, море Черное,
Ты какое-то верченое-крученое,
Ты ведешь себя не по правилам,
То ты Каином, а то ты Авелем!
И по пляжу, где б под вечер по двое,
Брел один он, задумчив и хмур:
Это Черное, вздорное, подлое
Позволяет себе чересчур.
Волны катятся, чертовы бестии,
Не желают режим понимать!
Если б не был он нынче на пенсии,
Показал бы им Кузькину мать!
Ой, ты море, море, море, море Черное,
Не подследственное, жаль, не заключенное,
На Ингу б тебя свел за дело я,
Ты из Черного стало б белое!
И в гостинице странную, страшную,
Намечал он спросонья мечту —
Будто Черное море под стражею
По этапу пригнали в Ингу.
И блаженней блаженного во Христе,
Раскурив сигаретку «Маяк»,
Он глядит, как ребятушки-вохровцы
Загоняют стихию в бардак.
Ой, ты море, море, море, море Черное,
Ты теперь мне по закону порученное!
А мы обучены этой химии —
Обращению со стихиями.
И лежал он с блаженной улыбкою,
Даже скулы улыбка свела…
Но, наверно, последней уликою
Та улыбка для смерти была.
И не встал он ни утром, ни к вечеру,
Коридорный сходил за врачом,
Коридорная Божию свечечку
Над счастливым зажгла палачом…
И шумело море, море, море, море Черное,
Море вольное, никем не прирученное,
И вело себя не по правилам
И было Каином, и было Авелем!

Вот что лежит на дне путинской души.

Но никакого «счастья битвы», в отличие от Сокола А.М.Горького (фирма!) мы в ДС уже не испытывали. Мы разуверились в народе и остались при наших 5 % «немногих, немногих, но верных друзей». Вместо энтузиазма неофитов мы стали испытывать гордую усталость профессионалов, которые не могут победить, но и не сдаются. «Нас осталось мало, мы да наша боль, нас немного и врагов немного, живы мы покуда, фронтовая голь, а погибнем — райская дорога». Путин, конечно, Дракон, но мы не Ланселоты. Мы не можем победить, и никакие подпольщики-кузнецы не принесут нам ковер-самолет и меч-кладенец. А Дракон умен, и он даже не стал нас жрать или испепелять, просто прошел мимо. Пренебрег. К тому же мы потеряли улицу, потому что некоторые обезумевшие от отчаяния демократы прикормили разную красно-коричневую нечисть вроде АКМ или лимоновцев, и протестовать на площадях из-за свастик и серпов и молотов стало невозможно. Когда враги набиваются в друзья — это самое страшное. Мы не хотим потерять наши идеалы и наши ориентиры.

Значит, благодаря иным слабоумным товарищам мы получили Второй фронт. Красно-коричневые добивают жалкую российскую демократию с другой стороны, в четыре руки с Путиным. Мы искали Герцена в Березовском, а нашли только прожженного политикана, который готов брататься с коммунистами и фашистами, только бы отомстить Путину как личному врагу, а мораль у них одна: нравственно то, что полезно. Березовский разрушил «Либеральную Россию» и создал условия, при которых чекисты получили алиби, убивая Сергея Юшенкова. «Яблоко» покатилось под Кремль, а СПС уродовал на выборах свою тройку по указке из того же Кремля, предав и Владимира Рыжкова, и Ирину Ясину. Значит, часть партии во главе с Надеждиным прижалась к власти, а другая часть пошла на сотрудничество с лимоновцами и другими красными. Мы остались одни. Но не в начале перестройки, а уже после ее провала. Что ж, «укрепим свой дух на скале Вечности, чтобы силы ада не расшатали его».

Валерия Новодворская и Константин Боровой Гадание на кофейной гуще о народе

Новодворская

Перед нами стоит кофейник с кофе. В нем 12 чашек. Двенадцатую мы еще не допили. Три первые чашки ельцинского периода (конца ельцинской эпохи) просто безвкусны, а восемь путинских чашек — очень горькие, вообще без сахара.

Боровой

Восемь и три будет одиннадцать.

Новодворская

Двенадцатую мы еще допиваем, и она будет самой горькой. А не считаешь ли ты, что нам вместо кофе вообще пора уже пить цикуту? Последние наши друзья из СПС во все лопатки улепетывают к врагам. Никаких перспектив. Ни исторических, ни политических, ни экономических, ни моральных. Так, может быть, у нас не то налито в кофейник?

Боровой

Я сторонник борьбы. Борьба нужна, я в этом уверен, борьба мне нравится. И борьба, как мне кажется, в любых случаях, при любых условиях может дать положительный результат. Положительный результат — это не обязательно отстранение чекистов от власти. Положительный результат в нашем случае — это человеческий опыт, опыт народа. За последние двадцать лет народ приобрел, как мне кажется, неоценимый опыт. Если ты помнишь, призыв Мавроди покупать резаные бумажки, за которые он обещал выплачивать большие проценты, сегодня остался без отклика.

Новодворская

Ну да, я помню: «Мы сидим, а денежки идут».

Боровой

Да, и обманул. Уже все, народ теперь это понимает. Я думаю, что в сегодняшней ситуации, когда понижается стоимость нефти, то, о чем мы говорили лет десять: что экономика не развивается, что нет демократии и экономических свобод, — будет услышано. Экономическая демократия — это то, что влияет на жизнь людей, на их благополучие. Это один из самых главных факторов, а народ нам не верил. Ну, алармисты там что-то кричат, да Бог с ними, пусть кричат, не мешают. А вот сейчас они начнут убеждаться в том, что да, влияет; и выводы, как мне кажется, заставят народ, эту огромную пассивную часть общества — 98 %, заволноваться о собственном выживании; заставят думать, заставят перейти из этого свинского состояния безразличия и благополучия, из свинского довольства, из состояния суеты в состояние мысли.

Новодворская

Мы, конечно, большие специалисты по приобретению бесценного опыта, который, может быть, пригодится человечеству, но мы его никогда не употребляем для своего собственного блага. У нас перманентная полевая лаборатория, в которую превратилась Россия, и мы прививаем себе то оспу, то чуму, то холеру. Общество вокруг нас (за границей) приобретает иммунитет, а мы находим следующую хворь. Ты слишком много занимался экономикой, поэтому у тебя, как и у Гайдара, и у Немцова, у всех, кто к этому был причастен, экономический детерминизм. Народ завыл, в мучениях погибая, прямо по Пушкину, который у нас никак не станет главным именем России (даже с помощью разных благожелателей, которые уже передергивают голосование в его пользу) — и тут же этот самый народ прозрел и стал бодро строить капитализм (его либеральную модель). Это должно было случиться гораздо раньше, прямо-таки в 30-е годы, а может быть, даже и в конце 20-х, потому что тогда еще был жив народ, который как-никак помнил проклятый царский режим, и изобилие, и возможность найти работу, и возможность прилично жить, и вдруг — диктатура, черствая пайка, 100 граммов хлеба на брата, продуктов нет, дров нет, все замерзает, словом, конец света. Этот самый народ, вместо того чтобы умирать миллионами от голода во время Голодомора, по идее, должен был восстать и этих самых большевиков вместе со Сталиным сбросить в какое-нибудь море, желательно поглубже (ну и на Байкал бы еще осталась целая партия). Народ ничего этого не сделал. И я сильно подозреваю, что и сейчас, когда у нас наступят и глад, и мор, и трус, в лучшем случае народ возьмет вилы и под руководством Эдуарда Лимонова (и, дай Бог, чтобы не Гарри Каспарова) пойдет на Рублевку раскулачивать нашего хорошего знакомого Алика Коха и других, кто там живет. И будет требовать от Путина, чтобы к Ходорковскому присоединились и Прохоров, и Абрамович, и еще дюжина олигархов. И будет в большом ходу лозунг «Грабь награбленное», и опять поднимется левая волна, потому что сказано же, что нормальную демократическую революцию делают не голодные, а сытые, которых забыли покормить только один раз.