ДЖОРДЖО ВАЗАРИ - ЖИЗНЕОПИСАНИЯ НАИБОЛЕЕ ЗНАМЕНИТЫХ ЖИВОПИСЦЕВ, ВАЯТЕЛЕЙ И ЗОДЧИХ

• Название: ЖИЗНЕОПИСАНИЯ НАИБОЛЕЕ ЗНАМЕНИТЫХ ЖИВОПИСЦЕВ, ВАЯТЕЛЕЙ И ЗОДЧИХ
• Автор: ДЖОРДЖО ВАЗАРИ
• Жанр: Культурология

Впервые знаменитые «Жизнеописания» Джорджо Вазари (1511 – 1574), известного итальянского историка искусств, архитектора и живописца, собраны под одной обложкой. Эта книга станет настольной для всех, кто изучает, интересуется или просто не устает восхищаться итальянским искусством эпохи Возрождения.

---

Когда же Доменико, возвращаясь домой, с ним поравнялся, то Андреа какими-то свинцовыми гирями пробил ему лютню, а вместе с тем и живот. Но, так как ему показалось, что этого все еще недостаточно, он этой же гирей нанес ему смертельный удар по голове, а потом, оставив его лежать на земле, вернулся в свою комнату в Санта Марна Нуова и, запершись, стал рисовать так же, как рисовал, когда от него ушел Доменико. Между тем сбежались служители больницы, услышавшие шум, увидели, в чем дело, и стали звать самого Андреа, предателя и убийцу, чтобы сообщить ему печальную новость. А тот, прибежав туда, где вокруг Доменико собрались все остальные, прикинулся безутешным и все повторял: «Увы, брат мой, увы, брат мой!» Наконец Доменико испустил дух у него на руках, и так и не узнали – настолько тщательно это было сделано, – кто его убил, а если бы Андреа перед смертью не открылся на исповеди, этого не знали бы и до сих пор.

Андреа написал в церкви Сан Миньято фра ле Торри во Флоренции образ Успения Богоматери с двумя фигурами, а в Наве а Ланкетта, что за воротами алла Кроне, в табернакле, Богоматерь. Он же изобразил в доме Кардуччи, ныне Пандольфини, нескольких знаменитых людей – частично по воображению, частично же с натуры. Среди них Филиппо Спано дельи Сколари, Данте, Петрарка, Боккаччо и другие. В Скарперии, что в Муджелло, он написал над дверями дворца викария очень красивую обнаженную Любовь, позднее уничтоженную. В 1478 году, когда семейством Пацци и другими их приверженцами и заговорщиками был убит в Санта Марна дель Фьоре Джулиано Медичи, а брат его Лоренцо ранен, Синьория постановила, чтобы все, принимавшие участие в заговоре, были как изменники изображены на фасаде палаццо дель Подеста, и, когда работа эта была предложена Андреа, он, находясь на службе у дома Медичи и будучи им обязанным, согласился на это весьма охотно и, принявшись за работу, выполнил ее столь прекрасно, что все были потрясены. В самом деле, невозможно и сказать, сколько искусства и вкуса было вложено в изображения этих людей, большинство которых были написаны с натуры повешенными за ноги в странных, весьма разнообразных великолепнейших положениях. Работа эта, понравившаяся всему городу и в особенности знатокам живописи, была причиной того, что с тех пор он стал именоваться не Андреа из Кастаньо, а Андреа дельи Импиккати.

Жил Андреа в почете, и, так как тратил много и в особенности на одежду и на то, чтобы прилично содержать свой дом, он оставил после себя небольшие средства, когда семидесяти одного года отошел к жизни иной. Но так как вскоре после его смерти узнали о нечестивом его поступке по отношению к Доменико, который так любил его, то похоронен он был с позорящей его надписью в церкви Санта Мариа Нуова, там же, где был погребен несчастный Доменико, умерший в возрасте пятидесяти шести лет, работа которого, начатая в Санта Мариа Нуова, осталась незавершенной и вовсе не отделанной не в пример тому, как он отделал образ главного алтаря в Санта Лучиа де Барди, где он с большой тщательностью изобразил Богоматерь с младенцем на руках, св. Иоанна Крестителя, св. Николая, св. Франциска и св. Лучию. Образ этот он в совершенстве довел до конца лишь незадолго до своей смерти.

Учениками Андреа были Якопо дель Корсо, который был дельным мастером, Пизанелло, Маркино, Пьеро дель Поллайоло и Джованни да Ровеццано.

ЖИЗНЕОПИСАНИЯ ДЖЕНТИЛЕ ДА ФАБРИАНО И ВИТТОРЕ ПИЗАНЕЛЛО ВЕРОНЦА ЖИВОПИСЦЕВ

Огромнейшим преимуществом обладает тот, кто еще при жизни своего умершего учителя, стяжавшего себе своим редкостным талантом честь и славу в той или иной области, успел получить от него должное направление, ибо, без больших трудов следуя в какой-то степени по его стопам, он почти всегда достигает почетной цели, в то время как для того, чтобы достичь ее одному, ему понадобилось бы более продолжительное время и гораздо больше трудов. И это, не говоря о многих других, можно было увидеть и, как говорится, ощупать собственными руками на примере Пизано, или Пизанелло, веронского живописца.

После того как он провел много лет во Флоренции с Андреа дель Кастаньо, заканчивая после его смерти многие его работы, Пизанелло приобрел, пользуясь именем Андреа, такую известность, что папа Мартин V, посетивший Флоренцию, увез его с собой в Рим, где для церкви Сан Джованни Латерано заказал ему несколько фресок с историями, которые получились очень привлекательными и прекрасными, насколько это только возможно, потому что он весьма обильно применял в них некий сорт ультрамариновой лазури, полученной им от названного папы, такой красивой и такой яркой, что подобной ей еще никогда не бывало. А под ними несколько других историй написал, соревнуясь с ним, Джентиле из Фабриано, о чем упоминает Платина в жизнеописании названного первосвященника, рассказывая, что, когда в церкви Сан Джованни Латерано по его приказанию переделывали пол, а также потолок и крышу, Джентиле написал много вещей и между прочими фигурами, выполненными зеленой землей, между окнами – несколько пророков, которые почитаются лучшими по живописи во всей этой работе. Тот же Джентиле выполнил бесчисленное множество заказов в Марке и в особенности в Губбио, где и поныне можно видеть некоторые из них, а равным образом и по всему Урбинскому государству. Он работал в церкви Сан Джованни в Сиене, а во Флоренции в ризнице церкви Санта Тринита написал на доске историю волхвов, где изобразил самого себя с натуры. А в церкви Сан Никколо, что у ворот, ведущих в Сан Миньято, он написал для семейства Кваратези образ главного алтаря, который из всех виденных мною его работ мне, без всякого сомнения, кажется наилучшим, ибо помимо отлично написанной Богоматери и многочисленных святых, ее окружающих, пределла этого образа, заполненная историями из жития св. Николая, с малыми фигурами, написана так, что красивее и лучше быть не может. В Риме, в Санта Мариа Нуова, над гробницей кардинала Адимари, флорентинца и архиепископа Пизанского, что возле гробницы папы Григория IX, он написал в арочке Богоматерь с младенцем на руках между св. Бенедиктом и св. Иосифом; работа эта высоко ценилась божественным Микеланджело, который, говоря о Джентиле, обычно повторял, что в живописи рука его была подобна его имени. В Перудже он же выполнил очень красивый образ в Сан Доменико, а в Сант Агостино в Бари – Распятие, крест которого окружен тремя прекраснейшими поясными фигурами и который находится над дверями хора.

Возвратимся, однако, к Витторе Пизано. Когда в первый раз была напечатана эта наша книга, я не написал о нем ничего больше того, что рассказано выше, ибо я не имел еще о произведениях этого превосходного художника того представления и тех сведений, которые я получил с тех пор. Судя же по сообщениям преподобного и ученейшего отца фра Марко деи Медичи, веронца, из ордена проповедников, а также по рассказам Бьондо из Форли, который в своем описании Италии говорит и о Вероне, Пизанелло был по достоинству своему равен всем живописцам своего века, обширнейшим свидетельством чему могут служить помимо произведений, о которых рассказано выше, многие другие, находящиеся в Вероне (знатнейшем его отечестве), хотя часть их совершенно погублена временем. А так как особенно любил он изображать животных, то в церкви Санта Настазиа в Вероне, в капелле семейства Пеллерини, он и написал св. Евстахия, ласкающего собаку с каштановыми и белыми пятнами, которая, вскочив передними лапами на ногу названного святого, голову обернула назад, будто услышав шум, и делает это с такой живостью, что лучше не сделала бы в натуре. Под этой фигурой можно видеть подпись самого Пизано, который обычно называл себя когда Пизано, а когда и Пизанелло, в чем можно убедиться и по картинам, и по медалям его работы. После названной фигуры св. Евстахия, одной из лучших, созданных этим художником, и поистине прекраснейшей, он расписал всю наружную стену названной капеллы. С другой стороны находится св. Георгий в белых серебряных латах, как в то время его обычно изображали не только он, но и все другие живописцы. Св. Георгий этот, убив дракона, собирается вложить меч в ножны, и, подняв правую руку с мечом, конец которого уже в ножнах, он опустил левую, чтобы получилось большее расстояние и ему было легче вложить в ножны длинный меч; делает он это с таким изяществом и в столь прекрасной манере, что лучшего увидеть невозможно. И Микеле Санмикели, веронец, архитектор светлейшей венецианской Синьории и человек в сих изящных искусствах весьма сведущий, которого при жизни видели не раз, как он с восхищением рассматривал эти работы Витторе, что немногое можно увидеть такого, что было бы лучше св. Евстахия, собаки и вышеупомянутого св. Георгия. Над аркой же названной капеллы изображено, как св. Георгий, убив дракона, освобождает королевскую дочь, которую мы видим около святого в длинном одеянии по обычаю тех времен; в этой части чудесна фигура и самого св. Георгия, который, одетый в латы, как было описано выше, и, собираясь снова сесть на лошадь, стоит, обернувшись всем телом и лицом к зрителю, вложив одну ногу в стремя, левую же руку положив на седло, и мы почти видим движение, с каким он вскочит на лошадь, которая повернулась к зрителю крупом и прекрасно вся видна на малом пространстве, так как она изображена в ракурсе. Одним словом, невозможно не испытывать безграничного удивления, более того, потрясения, смотря на эту вещь, написанную с исключительным знанием рисунка, изяществом и вкусом. Тот же Пизано написал в Сан Фермо Маджоре в Вероне, в церкви братьев-францисканцев конвентуалов в капелле Бренцони по левую руку, как войдешь в названную церковь через главные двери, над гробницей со скульптурным Вознесением Господним, по тем временам очень красивым, написал, говорю я, для украшения этого произведения Деву, благовествуемую ангелом; обе эти фигуры, тронутые золотом, как это было принято в те времена, отменно прекрасны, равно как и разные здания, очень хорошо построенные, а также всякие зверушки и птицы, рассеянные по всей картине и такие естественные и живые, как только можно вообразить.