А. Петрункевич - Маргарита Ангулемская и ее время

• Название: Маргарита Ангулемская и ее время
• Автор: А. Петрункевич
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-93196-927-5

Эта книга содержит увлекательный, подробный и практически полный рассказ о Маргарите Ангулемской, королеве Наваррской, которую по праву относят к выдающимся представителям эпохи Возрождения. Общаться с ней считали за честь Эразм Роттердамский и Филипп Меланхтон, она помогала писателям и ученым, особенно тем, кого преследовали за убеждения, покровительствовала Жану Кальвину, Клеману Маро, Франсуа Рабле. Историческое исследование об этой талантливой и смелой женщине было написано более ста лет назад, в конце XIX века, на основе изучения зарубежных работ и документов, обнаруженных в национальных архивах Франции.

---

Франциск I любил «искусства и их жрецов» не только как король, но и просто как человек – со всей непосредственной симпатией и горячностью. Результатом этого отношения было появление во Франции итальянских художников. Рафаэль написал для Франциска и прислал ему несколько картин. Когда их привозили во Францию, король устраивал им торжественные встречи – наподобие того, как когда-то его предки встречали святыни, привозимые крестоносцами с Востока. Интересуясь также архитектурой и скульптурой, он выделял немало денег на различные сооружения, о чем свидетельствуют, между прочим, венецианские послы:

Его Величество тратит необыкновенно много на всякого рода драгоценности, мебель, устройство садов и возведение дворцов… Несомненно, что величие и роскошь Франциска I затмевают совершенно всех королей, его предшественников. Он основал большую часть королевских резиденций Франции, а те, которые существовали до него, он значительно исправил и украсил. Последующие государи обязаны его стараниям и вкусу драгоценнейшими статуями, картинами, тканями и редкой мебелью, украшающей их апартаменты и обогащающей их кабинеты.

Шамборский замок

Из наиболее интересных архитектурных памятников эпохи Франциска I можно назвать два замка: Шамбор и Фонтенбло, на которые король потратил значительные средства и которые являются образцами двух направлений – французского и итальянского.

Анри Мартен (Martin) говорит:

Национальная архитектура, побеждаемая все возрастающим влиянием Италии, казалось, собрала свои последние силы, чтобы создать нечто поразительно самобытное и оригинальное – Шамборский замок.

Трудно вообразить, сколько было фантастической поэзии во французском искусстве XVI столетия; трудно описать этот замок фей, на глазах путешественника вырастающий из глубины печальных лесов Солоньи со всеми своими башенками, шпицами, ажурными колоколенками, куполами и террасами. Он походит на какой-то волшебный колоссальный цветок. Повсюду на стенах лепная работа; увенчанные королевской короной буквы F [от François – Франциск] переплетаются с таинственными саламандрами [саламандра – эмблема короля Франциска, а девиз его – Nutrisco et extinguo[30] ], горящими и пышущими огнем.

Только в XIX веке узнали имя архитектора, создавшего этот удивительный памятник и забытого потомками; это Пьер Нёвё (Neuveu). Он не нашел в короле достаточно тонкого ценителя своего оригинального таланта: Франциск, увлеченный в это время Италией и всем, исходившим из нее, не покровительствовал национальному искусству. Его внимание было целиком обращено на Фонтенбло, который в начале 1530-х годов сделался обителью целой колонии итальянских мастеров. Фонтенбло начал перестраивать в 1528 году Себастьано Серлио. В 1532 году там работал Россо, в 1541-м – Приматиччио. Там же находились постоянно Никколо дель Аббате, Паоло Понче Требати, Виньоле, Палладио и Бенвенуто Челлини.

Замок Фонтенбло

В подражание королю, а отчасти и по собственному почину многие стали перестраивать свои старые феодальные замки на новый лад, украшать их внутри и снаружи, собирать картины, утварь и статуи. Даже соборы и церкви не удержали прежнего стиля. Языческие тенденции возродившегося мира классической древности проникли под высокие своды готических церквей: нимфы и сатиры, украшенные венками и цветами, стали поддерживать кафедры проповедников Евангелия; легкие арабески и причудливые гирлянды побежали вдоль по карнизам, обвились вокруг колонн, теряясь в прохладном полумраке таинственных и глубоких сводов. Так Возрождение побеждало Средние века: они умирали и уходили в глубь времен.

Люди Возрождения, люди XV–XVI веков, поклонялись красоте почти так же, как греки и римляне. А. Мартен уточняет:

Искусство, спустившись с небесных высот XIII века, овладевало всеми мелочами жизни и облагораживало их: элегантный и грациозный костюм, оригинальная и изящная мебель, великолепно отделанное оружие – все гармонировало между собой. Всякий ремесленник становился художником.

Любовь Франциска к произведениям искусства целиком разделялась его сестрой. Вместе с ним Маргарита охотно посещала мастерские художников и впоследствии, сделавшись королевой Наваррской, предприняла в своих резиденциях (в По и Нераке) целый ряд работ, для которых выписывала архитекторов и художников. Она обладала тонким художественным чутьем и замечательным образованием. Брантом[31] подчеркивает:

Она имела высокое положение при дворе и обычно беседовала с людьми наиболее учеными в королевстве брата, а они уважали ее так, что называли своим Меценатом.[32]

Будучи герцогиней Алансонской и проводя большую часть времени при дворе своего брата, где она играла одну из первых ролей, Маргарита не могла не поддерживать и не развивать в короле тех черт и качеств характера, которые делали его для всех чрезвычайно привлекательным и заставляли прощать ему то, что всякому другому поставили бы в упрек. Ее называли «добрым гением» Франциска, и это не преувеличение. Все те деяния короля, которые принесли ему славу, задумывались и совершались с участием его сестры.

Ее ровный и мягкий характер, бескорыстная преданность королю, отсутствие каких бы то ни было мелочных и низких побуждений, удивительно светлый и проницательный ум, о котором знали и говорили не только во Франции, – это давало ей большую власть над братом, безусловно верившим ей. Она одна умела гасить вспышки раздражения, нередко у него случавшиеся, могла укрощать его растущий деспотизм, всегда и неизменно являлась перед ним заступницей всех несправедливо преследуемых, гонимых. Под ее диктовку Франциск не раз писал приказ о помиловании и даровании свободы, вместо того чтобы подписаться под смертным приговором. Маргарита являлась его поддержкой и советником не только в культурных начинаниях, интересовалась не только науками и искусствами: она принимала деятельное и непосредственное участие в государственных заботах своего брата.

Вот что пишет о Маргарите один из венецианских послов:

У Его Величества есть еще тайный совет… в котором участвует королева Маргарита, сестра короля; поэтому она должна всегда находиться при нем [Франциске], как бы это ни было для нее лично неудобно… я думаю, что она не только умнейшая среди всех женщин Франции, но и среди всех мужчин. Не буду о ней распространяться более в уверенности, что Ваши светлости [обращение к сенату] уже много о ней наслышаны. Смею, однако, Вас уверить, что относительно интересов и дел государственных никогда не услышишь более правильных суждений, чем ее.

Брантом рассказывает:

Она так хорошо говорила, что все посланники приходили в изумление. Она очень помогала королю, своему брату. Послы всегда шли к ней по исполнении своего главного поручения, и очень часто, когда у короля были серьезные дела, он возлагал их на Маргариту, ожидая ее мнения и окончательного решения.

Нам придется еще говорить о тех дипломатических задачах, которые Маргарите предстояло разрешить после несчастной Павийской битвы, а то участие, которое она принимала, по мере сил и возможности, в политических и военных предприятиях своего брата, достаточно ярко выразилось в многочисленных ее письмах – как к королю, так и к маршалу Монморанси.[33]

А пока заглянем в залы королевского дворца. Здесь рядом с принцами крови, с гордыми титулованными феодалами, с прелатами и царедворцами мы видим дипломатов, съехавшихся со всех концов Европы, а также итальянских художников, французских артистов, поэтов и ученых, которые хотя и не могут похвастаться ни славными предками, ни богатыми родственниками, но перед их талантом почтительно склоняется сам король и его знатное окружение.

Одним из выдающихся поэтов XVI века является Клеман Маро. Он родился в Кагоре, в южном французском городке, в 1496 году. В 10 лет Клеман попал ко двору Людовика XII, у которого служил его отец, Жан Маро,[34] тоже поэт. Он-то вместе с двумя своими друзьями, Лемером и Кретеном,[35] внушил мальчику страсть к чтению поэтических произведений и желание самому попытать свои силы на литературном поприще. Позднее Клеман поступил в университет, но особенным прилежанием к сухой и скучной схоластической науке не отличался, а учился понемногу, «чему-нибудь и как-нибудь», проводя гораздо больше времени в разных похождениях и увеселениях со своими товарищами.

Гийом Кретен вручает Франциску I свою книгу

Его несомненный ум и поэтический талант вместе с любовью к литературе, придворное воспитание, наложившее на его поведение отпечаток светскости, а также веселый и добродушный нрав – все это делало из него милого собеседника и приятного участника того кружка, который собирался у королевской сестры.

Многие исследователи отмечали, что Клеман Маро был истинным французом. К примеру, Д. Низар (Nisard) пишет о нем: