Сергей Кремлев - Россия и Япония: стравить!

• Название: Россия и Япония: стравить!
• Автор: Сергей Кремлев
• Издательство: Яуза
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-87849-189-3

На Дальнем Востоке издавна завязывались в тугой узел интересы сразу многих народов и держав...

Россия, Япония, Китай, Корея, США и страны Запада... Взаимосвязь их судеб, «дальневосточный» «клубок» проблем мировой истории XIX-го века — тема нового исследования Сергея Кремлёва (Сергея Брезкуна), автор книг «Россия и Германия: стравить!», «Россия и Германия: вместе или порознь?» и др. Особое внимание в книге обращено на отношения России и Японии, начальная история которых уходит во времена Екатерины Великой...

Идеолог викторианской Британии Гомер Ли считал, что тот день, когда Германия, Россия и Япония объединятся, будет, будет днем гибели англосаксонской гегемонии.

Да, с Японией нам можно и нужно было дружить. Однако на излете своей истории царская Россия с Японией воевала. Почему? Не потому ли, что враги России ссорили русских с японцами на Востоке так же, как они ссорили нас с немцами на Западе? Ссорили, смертельно боясь их общего союза...

Рассказ о движении русских к Амуру, о «Небесной» Китайской империи и древнем народе Корё, о средневековой Японии сегуна Токугавы и Японии эпохи Мэйдзи, о происках графа «Полусахалинского» Витте и роли США в русско-японском конфликте, а также о многом другом в новой книге Сергея Кремлёва.

---

Царская Россия тут от цинского Китая если и ушла, то не очень-то далеко.

В пореформенной Японии, не скрываясь, ориентировались на пример Германии. Раздробленная на «королевства» и «курфюрстшества» Вестфальским миром 1848 года, Германская империя вступила на политическую арену новейшей истории как объединенная держава германского народа под гром победы над французами при Седане. И эта победа — по меткому крылатому выражению — была обеспечена не только немецким унтером, но и немецким сельским учителем...

Теперь история возвышения нации силой умной политики «верхов» по отношению к массовому просвещению «низов» своеобразно преломлялась и повторялась в Японском островном государстве.

Генерал-оружейник Федоров (я на него сошлюсь еще позднее) был удивлен, наблюдая нравы японской армии. Он писал: «Я с завистью смотрел на ту непринужденность, какая была в отношениях между японским солдатом и офицером в минуты отдыха. Не замечал я ни забитости, ни запуганности, которые всегда проскальзывали в царской армии не только в отношении солдата к офицеру, но даже и низшего командного состава к высшему».

Из «глухой аграрной изоляции» — по выражению Акио Морита — в последней трети XIX века Япония поднялась до положения крупнейшей военной и индустриальной державы Азии при жизни всего одного поколения.

Почему?

Не потому ли, что будущий рывок Японии был — как это ни странно — заложен в начале эры Токугавы? Тогда, когда сегуны играли в жизни страны роль активную и положительную.

Создавая единую Японию, отшлифовывая свой национальный характер, японский народ (да и, отдадим им должное, его феодальные лидеры) обогащал этот характер массовой тягой к знаниям и уважением к знанию. У прекрасного и недооцененного нашего писателя-демократа Глеба Ивановича Успенского в «Нравах Растеряевой улицы» есть четырехстраничный рассказик «Книга» о несчастном мальчике Алифане, который проникся страстью к книге и вместе с героем ее — мореплавателем капитаном Куком — «утонул в трясинах растеряевского невежества», «раскритикованный в пух и прах... даже собаками».

«Что у тебя руки чешутся: все за книгу да за книгу? Она ведь тебя не трогает, — предостерегали и поучали «заблудших» растеряевские обыватели. — Дохватаешься до беды... вон Алифан читал-читал, а глядишь — и околеет как собака...»

В Японии этот сюжет вряд ли когда-либо и где-либо был возможен.

Вот еще одна зарисовка с натуры, сделанная рукой большого писателя... Уже не раз поминавшийся мною Чехов писал о японском консуле на Сахалине и его секретаре так: «Вне дома они ходят в европейском платье, говорят по-русски очень хорошо; бывая в консульстве, я нередко заставал их за русскими или французскими книжками; книг у них полон шкап. Люди они европейски образованные, изысканные, вежливые, деликатные и радушные. Для здешних чиновников японское консульство — хороший, теплый угол, где можно забыться от тюрьмы, каторги и служебных дрязг и, стало быть, отдохнуть».

Но кой же черт, спрашивается, мешал русским чиновникам, живя на собственной, родной, русской земле, устраивать свой теплый угол, с собственными «шкапами» книг, а не пустых бутылок?

Японцев было двое, а у них было полно книг. Русские чиновники в складчину могли бы завести целую библиотеку, вместо того чтобы до одури расписывать «пулю» или наливаться спиртным. Но — увы...

А Китай? Ведь там существовала древняя и непрерывная цивилизация, созданная огромной державой... Что ж, Китай был огромен лишь внешне, но за его историю периоды централизации были намного короче сменявших их то и дело периодов раздробленности. К началу XX века даже китайский язык отражал многовековую феодальную раздробленность Китая на ряд уделов. Как сообщал том 32-й первого издания Большой Советской энциклопедии: «Китайский язык распадается на ряд диалектов... Эти диалекты настолько сильно отличаются друг от друга фонетически, словарно и отчасти грамматически, что не дают возможности взаимного понимания и с этой точки зрения заслуживают скорее названия отдельных языковых групп».

О японском же языке та же энциклопедия в томе 65-м сообщает следующее: «Несмотря на крупные расхождения между отдельными японскими диалектами, доходящие до того, что южанин или даже житель Центральной Японии вовсе не понимает живой речи уроженца японского северо-востока, Япония может считаться объединенной в языковом отношении...», и дальше: «За 11-вековое существование японский письменный язык пережил, конечно, ряд изменений... но все время сохранял все-таки основную свою характеристику: это был язык государственного объединения Японии».

И это — вполне логично. Ведь Япония начала достаточно прочно централизоваться уже при Ода и от этой линии уже не отклонялась.

Китай (вспомним доктора Сунь Ят-сена) «очень высоко оценивал свои собственные достижения и ни во что не ставил другие государства».

А Япония с началом эпохи Мэйдзи устами императора провозгласила (вспомним клятву Мэйдзи из 5 пунктов), что для прочного возведения основ империи будут повсюду в мире заимствоваться знания.

И это были не красивые слова, а долгосрочная программа. Мировые достижения науки и техники изучались досконально, переводились и распространялись книги, имеющие практическое значение. Для работы в Японии приглашались ученые из Америки, Англии, Германии, Голландии, Франции, Швейцарии, России и из любой другой страны, если это было полезно и возможно.

Одновременно много молодых японцев отправились на учебу за границу. В самой Японии открывались университеты (первый — в 1877 году в Токио). В 1879 году в Токио была создана Японская академия наук и вскоре организован ряд научно-исследовательских учреждений. Их далеко не полный список говорит сам за себя: центральная метеорологическая обсерватория, токийская астрономическая обсерватория, военно-топографический отдел, отдел гидрографии военно-морского флота, институт инфекционных заболеваний, геологическое ведомство, электротехническая лаборатория, железнодорожное ведомство, институт рыболовства, агрономическая опытная станция, опытные станции по садоводству и лесоводству.

Всего было создано 72 подобных заведения. Да плюс 70 научных объединений по специальностям. И все это — при активной заинтересованности государства.

В России такой подход власти к науке стал возможным лишь в условиях СССР Сталина.

Характерно и то, что деятельность создаваемых институтов была сразу нацелена не только на развитие научного знания, но и на практическое его применение для развития производства.

Я приведу без комментариев впечатления генерала Куропаткина от его предвоенной поездки по Японии: «Я видел прекрасную страну с многочисленным трудолюбивым населением. Оживленная деятельность царила повсюду. Подкупало жизнерадостное настроение населения, его любовь к родине, вера в будущее... Во всех школах страны военные упражнения занимали видное место, и дети и юноши занимались ими с увлечением...»

Майор прусской службы Бронсар фон Шеллендорф, прикомандированный в качестве наблюдателя к японской армии во время Русско-японской войны, написал, что дисциплина и нервы японцев железные.

А Куропаткин заключал: «Но главное, что послужило к успеху японских войск, — это их высокий нравственный дух, готовность на все жертвы для достижения победы и упорство, с которым все чины армии, от солдата до главнокомандующего, добивались победы... Не будь вся армия патриотически настроена, не чувствуй армия дружную поддержку всей нации, не сознавай армия во всех ее чинах огромную важность борьбы, усилия не оказались бы результативны...»

Были, конечно, у Японии и другие особенности, позволявшие ей и побеждать в войнах, и прогрессировать не просто быстро, а невиданно быстро и впечатляюще.

Например, там с самого начала больше, чем в любой другой стране, было развито государственное предпринимательство. А государство было предельно лояльно к промышленному и финансовому частному капиталу. А капитал мыслил национально, потому что имел, собственно, то же феодально-самурайское происхождение, что и само государство. Та вакханалия сдачи национальных интересов и перспектив, которая началась при Горбачеве, развилась при Ельцине и бушует при Путине, в Японии была не то что невозможна, а абсолютно немыслима. Самый предательски и шкурно настроенный политикан о таком даже задуматься не посмел бы!

Государство насаждало промышленность и создавало казенные «образцовые предприятия», а потом нередко передавало их новым капиталистам (сплошь и рядом — бывшим феодалам). Так возникала, к слову, мощь домов Мицуи и Мицубиси. И эти крупные концерны-дзайбацу — «Мицуи», «Мицубиси», «Сумимото», «Ясуда» — контролировали экономику страны. Но, например, в черной металлургии 73 процента выплавки чугуна и 84 процента проката давал государственный завод «Явата».