Антон Макаренко - Мажор

• Название: Мажор
• Автор: Антон Макаренко
• Издательство: Педагогика
• Жанр: Драматургия
• Год: 1983

В своих специальных теоретических работах А.С.Макаренко писал: «Во-первых, мажор. Я ставлю во главу угла это качество. Постоянная бодрость, никаких сумрачных лиц, никаких кислых выражений, постоянная готовность к действию, радужное настроение, именно мажорное, веселое, бодрое настроение…» И еще: «Мажор в коллективе должен иметь очень спокойный и крепкий вид. Это прежде всего проявление внутреннего, уверенного спокойствия в своих силах, в силах своего коллектива и в своем будущем».

---

Блюм: А что вы думаете? Чего это вам так хочется говорить о том, что раньше было? Коммунары беспризорные, у Блюма был заводик. А если я спрошу, что вы раньше делали, так что? Я же никому не говорю «господин полковник»?

Вальченко: Да у нас и нет полковников.

Блюм: Да, теперь нет. Ну, и беспризорных, значит нет. Коммунары здесь хозяева.

Григорьев: Не слишком ли это сильно сказано?

Блюм: Чего я буду их выбирать? А он выбирал слова? Кошки, собаки, лошади, так это можно?

Дмитриевский: Соломон Маркович, нас не могут нанять беспризорные, или пусть там, коммунары.

Блюм: Хорошо, «пусть»…

Дмитриевский: Мы служим делу.

Блюм: Вы служите делу, а кто это дело сделал? Они же, коммунары! Они заработали этот завод. Вы не можете так работать, как они работали. На этих паршивых станочках, что они делали, ай-ай-ай…

Григорьев: Что же они делали, спасите мою душу? Масленки, что же тут особенного? Станочки. О Ваших станочках лучше молчать. Интересно, где вы выдрали всю эту рухлядь… Эпохи… первого Лжедмитрия?

Блюм: Какого Дмитрия, причем здесь Дмитрий? Ну пускай и Дмитрий, так на этой самой эпохе, как вы говорите, на этой рухляди они и сделали новый завод. А вы теперь будете работать на гильдмейстерах. Так кому честь?

Торская (входит): У вас очень весело… но грязь невыносимая.

Григорьев: Простите, Надежда Николаевна, не ожидали вас.

Воргунов: Вот именно. А для самого товарища Григорьева здесь достаточно чисто.

Торская: Я получила телеграмму, Соломон Маркович. (Отдает Блюму телеграмму и отходит к столу Трояна.)

Блюм: Вот видите, вот видите? Вот, Георгий Васильевич.

Дмитриевский (читает): Сочи. Они в Сочи сейчас? Да… Коммуне Фрунзе, Блюму, копия Крейцеру. Лагери отправили, будем пятнадцатого. Поспешите спальни, столовую. Захаров. (Возвращает телеграмму.) Ну что же, распорядитесь.

Блюм: И габариты я, и фрез я, распоряжаться тоже я! Вы — главный инженер, начальник коммуны дает распоряжение, а вы его заместитель.

Дмитриевский: Я с ним даже не знаком. И какое мне дело до спален? Я не завхоз.

Григорьев: Приедут господа с курорта, обижаться будут.

Блюм: Да, с курорта, а почему нет?

Григорьев: Может быть, даже в белых брюках?

Торская: Угадали, в белых брюках.

Блюм: Он думает: только ему можно, хэ-хэ… Ну, я поехал…

Входит Воробьев.

Воробьев: Соломон Маркович, едет или не едете? Стою, стою.

Блюм: О, Петя! Послезавтра коммунары приезжают. Вот кто рад, а? Наташа приезжает.

Торская: Наташа о нем забыла. На Кавказе столько молодых людей и все красивые…

Воробьев: Как же это так, забыть! Письма, небось, писала. На Кавказе, знаешь, Надежда Николаевна, все большие пастухи, а здесь тебе шофер первой категории.

Торская: Вы кажется, влюблены не сердцем, а автомобильным мотором.

Воробьев: Что ты, Надежда Николаевна! У меня сердце лучше всякого мотора работает.

Троян: И охлаждения не требует?

Воробьев: Пока что без радиатора работает.

Блюм: Ну, едем, влюбленный.

Воробьев: Едем, едем…

Вышли.

Воргунов: И здесь любовь?

Торская: И здесь любовь. Чему вы удивляетесь?

Воргунов: Да дело это нехитрое. Я пошел на завод.

Дмитриевский: И я с вами.

Выходят.

Торская: Какой сердитый дед.

Троян: Он не сердитый, товарищ Торская, он страстный.

Торская: К чему у него страсть?

Троян: Вообще страсть… К идее…

Торская: Идеи разные бывают… Товарищ Троян, расскажите мне о ваших этих машинках. Я возвратилась с каникул и застала у нас настоящую революцию.

Троян: Да, революция… Мы делаем революцию.

Торская: Это электроинструмент?

Троян: Да, такие штуки будет выпускать наш новый завод. Это новое в инструментальном деле. Электросверлилки, электрорубанки, электрошлифовалки. Задача, барышня, очень трудная. Видите, в этой штуке двести деталей, а точность работы до одной сотой миллиметра.

Торская: Ой, даже не понимаю!..

Троян: Мы все немножко боимся, как ваши мальчики справятся?

Торская: Не бойтесь, товарищ Троян, они сделают.

Троян: Я уже десять раз проверял. Если они настоящие люди, так они должны сделать.

Торская: Они не только люди, они еще и коммунары.

Григорьев: Божественные коммунары!

Крейцер (входит): Божественные не божественные, а будет скандал. Здравствуйте. Здравствуйте, Надя. Получили телеграмму?

Вальченко: Только что. Здравствуйте, товарищ Крейцер!

Крейцер: Ну, как у вас дела? Что-то медленно подвигаются, вижу. Вы знаете, коммунары этого не любят.

Григорьев: Товарищ Крейцер! Сегодня нас целый день пугают коммунарами. У меня уже поджилки трясутся.

Крейцер: Правильно, пускай трясутся. Коммунары — это молодое поколение, новые люди. Они, знаете, волынить не любят. А у нас все на одном месте стоит…

Вальченко: Н-нет. Почему все? Мы идем вперед…

Крейцер: Никуда вы не идете. Станки в ящиках, беспорядок…

Вальченко: Препятствий много, товарищ Крейцер.

Крейцер: Вот видите: препятствий. А что вы делаете, чтобы препятствий не было?

Вальченко: Мы свое дело делаем.

Крейцер: Какое свое дело?

Вальченко: Мы — инженеры. Стараемся устранить препятствия, поскольку это в наших технических силах.

Крейцер: Вот видите, у нас это как-то очень интеллигентно выходит. Поскольку в ваших технических силах. Есть у вас такие люди, что больше так… мешают работать?

Вальченко (уклончиво): И такие есть.

Крейцер: И что вы делаете?

Вальченко: Все, что можем. Предупреждаем, добиваемся, требуем.

Крейцер: Вы управляете, кажется, машиной?

Вальченко: Автомобилем? Да.

Крейцер: Ну, вот представьте себе: едете вы на авто. А впереди корова. Понимаете, корова? Ходит это перед фарами, стоит, мух отгоняет. Вы гудите, гудите, предупреждаете, требуете. А она ходит на вашей дороге, корова. И долго вы будете гудеть? Нет. Надо слезть с машины, взять палку и прогнать. Палкой.

Торская (смеется): Корова. Это очень правильно.

Крейцер: Вот видите, девушка автомобилем управлять не умеет, а тоже говорит правильно.

Вальченко: Если всем шоферам гоняться за коровами, погонщиком сделаешься.

Крейцер: Боитесь потерять квалификацию? Чудаки. Ну, как дела, Николай Павлович?

Троян: Да как вам сказать? Это верно, что коровы ходят перед фарами.

Крейцер: Верно? Ну?

Троян: Не умеем мы как-то… это самое… с палкой.

Крейцер: Вы больше насчет убеждения, теплые слова: «товарищ корова», «будьте добры», «пропустите»…

Троян: Не то, что убеждения, а так больше… помалкиваем. Коровы, знаете, тоже разные бывают.

Крейцер: Иная боднет так, что и сам убежишь и машину бросишь?

Троян: В этом роде. В этих вопросах теория познания еще многого не выяснила.

Крейцер: Темные места есть?

Троян (улыбается): Да, имеются. Шоферу кажется, что это корова, а на поверку выходит — вовсе не корова, а какой-нибудь старший инспектор автомобильного движения.

Крейцер (громко смеется, смеются и другие): Вот вы и есть интеллигенты. Приедут коммунары, они вам покажут, как коров гонять. А где Дмитриевский, Воргунов?

Троян: На заводе. Хотите пойти?

Крейцер: Пойдем. Пойдемте, товарищ Вальченко.

Крейцер, Троян, Вальченко, Торская занялись чертежами и деталями на столе Трояна.

Григорьев: Надежда Николаевна, вы давно работаете в этой коммуне?

Торская: Три года.

Григорьев: Спасите мою душу! Это же ужасно.

Торская: Ну что вы, чему вы так ужасаетесь?

Торская усаживается на стул Вальченко.

Григорьев: Молодая красивая женщина, сидите в этой дыре, с беспризорными, далеко от всякой культуры.

Торская: В коммуне очень высокая культура.

Григорьев: Спасите мою душу! А общество, театр?