Вадим Медведев - РАСПАД. Как он назревал в «мировой системе социализма»

• Название: РАСПАД. Как он назревал в «мировой системе социализма»
• Автор: Вадим Медведев
• Издательство: Международные отношения
• Жанр: История
• Год: 1994
• ISBN: 5-7133-0744-1

Крушение просоветских послевоенных режимов в странах Восточной Европы - один из важнейших процессов мировой истории последних лет. Предлагаемая читателям книга Вадима Медведева, который в течение всех лет правления М. С. Горбачева входил в его ближайшее окружение, посвящается этим событиям. В книге дается развернутая картина развития отношений Советского Союза со странами Восточной Европы, а также с Китаем, Кубой, Вьетнамом, Кореей и Монголией. Автор показывает, что отношения эти были далеко не безоблачными, а в ряде случаев полны напряжения и драматизма.

---

Большая исследовательская работа проводилась и вокруг событий 1939 года, интерес к которым особенно оживился в связи с приближавшимся 50-летием начала второй мировой войны. Советские историки согласились со справедливостью позиций польской стороны в оценке гитлеровского нападения на Польшу, характера войны Польши против Германии как с самого начала справедливой.

Советская сторона признала несовместимыми с международными нормами, оскорбительными для Польши высказывания Молотова, в которых Польша называлась «уродливым детищем Версальского договора» и утверждалось, что после эмиграции польского правительства «Польское государство перестало существовать». Об этом было недвусмысленно сказано в статье Смирнова, опубликованной в журнале «Новое время», перепечатанной газетой «Трибуна люду» и воспринятой как официальная советская позиция.

Определенное продвижение вперед было достигнуто в вопросе о депортации польского населения в глубь СССР в 1939-1941 годах. Раньше этот вопрос не изучался, и члены комиссии начали работу фактически с нуля.

Для исследователей этих проблем были открыты архивы МИД и МВД СССР. Изучение показало, что на территории СССР в результате присоединения Западной Украины и Западной Белоруссии оказалось 4 млн. поляков. На основании декрета Верховного Совета СССР от 29 ноября 1939 г. все они стали советскими гражданами.

По оценке профессора В.С. Парсадановой, из западных областей Украины и Белоруссии в глубь страны было перемещено около 900 тыс. поляков.

В советских лагерях для интернированных находилось около 25 тыс. польских офицеров, а всего было интернировано более 200 тыс. польских военнослужащих. По политическим мотивам в лагеря и тюрьмы заключена 71 тыс. и переселено в восточные районы СССР около 208 тыс. человек. В 1940-1941 годах на заработки в Советский Союз выехало около 50 тыс., эвакуировано на Восток вместе с заводами 200-300 тыс. поляков. В Красную Армию было призвано около 150 тыс. бывших польских граждан. В советских партизанских отрядах сражались 11 тыс. поляков. В составе армии Андерса из СССР в Иран в 1942 году ушло 75 тыс. солдат и 114 тыс. гражданских лиц.

После 1945 года началось возвращение поляков из СССР на родину. На первом этапе репатриировалось 1,5 млн. человек. В 1956-1957 годах СССР покинуло еще 230 тыс.

Данные и оценки польских историков в основном совпадали с этими выкладками.

Как видно, проблема массовых перемещений и передвижений людей очень сложная, с ней связаны самые различные факторы и процессы, требующие детального, конкретного исследования.

Что касается собственно депортации, то польские специалисты акцентировали внимание на дружественном, полном сочувствия отношении советских людей к депортированному польскому населению, это подтверждается многочисленными свидетельствами польских граждан, в том числе и Ярузельского.

Таковы некоторые первые результаты деятельности советско-польской комиссии историков. Надо сказать, что ученые обеих стран отнеслись к ней с большим энтузиазмом. Г. Смирнов регулярно информировал меня о ходе совместных обсуждений и выводах, о трудностях и препятствиях. В чем мог, я всячески помогал комиссии, докладывая время от времени руководству ЦК и лично Горбачеву о возникавших проблемах.

Секретные протоколы

В конечном счете работа комиссии уперлась в два вопроса: советско-германские секретные протоколы 1939 года и Катынское дело. Все, что можно было сделать на основе известной в то время документации, было сделано, но правда так и не была восстановлена. Усилий самой комиссии было уже недостаточно.

Собственно, для меня было ясно, что эти две проблемы выходят за рамки чисто научного исследования и решать их надо на политическом уровне. Не случайно в постановление Политбюро по итогам встречи Горбачева с Ярузельским в апреле 1987 года, проект которого готовился мною, было вписано поручение МИД и международным отделам ЦК изучить вопрос о секретных протоколах и внести предложения. И еще до того, как комиссия историков приступила к работе, Отдел ЦК вместе с МИД плотно занялись этим вопросом, собрали досье всех имеющихся материалов.

Изучив их, я написал краткую записку Горбачеву, 28 июля передал ее «из рук в руки», высказавшись за то, чтобы обсудить и решить этот вопрос: «Чем больше мы тянем, тем сложнее будет сделать это в будущем». Мою записку по секретным протоколам 1939 года Горбачев оставил у себя (к сожалению, она у меня не сохранилась), согласившись с моим предложением о дезавуировании оскорбительных в отношении Польши высказываний Молотова в 1939 году через печать. В моем присутствии он связался с В.М. Чебриковым и поручил ему вернуться к вопросу о Катыни, несмотря на уверения председателя КГБ, что комитет не располагает материалами на этот счет.

В начале октября я вновь завел разговор с Горбачевым о секретных протоколах к пакту 1939 года. Но результат был тот же: никаких новых документов к этому времени ему не было представлено. В ходе консультаций с Ю. Чиреком, состоявшихся вскоре после этого, пришлось по-товарищески просить польскую сторону не форсировать развитие событий, дать нам время для того, чтобы подкрепить документальную базу.

Проблема встала особенно остро в связи с подготовкой визита Горбачева в Польшу, намеченного на лето 1988 года. 5 мая вопрос о секретных протоколах к советско-германскому пакту 1939 года был вынесен на заседание Политбюро. Насколько я помню, была подготовлена совместная записка за подписями Э.А. Шеварднадзе, А.Ф. Добрынина и моей, в которой излагалась суть дела и были сформулированы три варианта решения этого вопроса с анализом возможных положительных и негативных последствий каждого из них. Один вариант – продолжать занимать ту же позицию непризнания секретных протоколов, а копии считать фальшивкой. Другой – по имеющимся копиям и другим косвенным свидетельствам признать существование протоколов и дать им оценку. И третий, промежуточный вариант – не идти на юридическое признание протоколов, но и не отрицать их де-факто, дать возможность историкам дальше изучать и обсуждать эти вопросы.

Предварительно с Шеварднадзе мы договорились, что докладывать на Политбюро будет его заместитель Ильичев, но то ли Леонид Федорович замешкался, то ли аппарат не сработал, к началу обсуждения этого вопроса его в зале Политбюро не оказалось, и пришлось докладывать мне.

Выступать я все равно собирался. Обычно выступления на Политбюро делались, конечно, не по написанным текстам. Но в данном случае вопрос был настолько важным и острым, что выступление мною предварительно было тщательно продумано и положено на бумагу.

Выступление на заседании Политбюро 5 мая1988 г .

«Вопрос о протоколах 1939 года – один из тяжелейших для нас. По существу он довольно ясен. Их отрицание и тем более квалификация как фальшивки никого не убеждают. Оригиналов нет, но имеющиеся копии и с той, и с другой стороны совпадают. Реальность протоколов подтверждается и самим ходом событий, которые развивались в точном соответствии с ними, а там, где возникали отклонения, они поправлялись. Например, немцы, продвинувшись в ряде случаев дальше, чем намечалось, затем отошли к согласованной линии.

По существу признание протоколов содержалось и в советской печати. Я имею в виду «Историю Великой Отечественной войны» (издание 1961 г., т. I). На стр. 176 этой книги говорится: «Советский Союз уже не мог оказать помощь Польше, правительство которой столь категорически ее отвергло. Единственно, что можно было сделать, – это спасти от германского вторжения Западную Украину и Западную Белоруссию, а также Прибалтику. Советское правительство добилось от Германии обязательства не переступать линию рек Писа, Нарев, Буг, Висла, Сан (выделено мной.- В. М)». Но в основном советско-германском договоре это обязательство Германии не предусматривается, значит, была и какая-то другая договоренность, другой документ. Это высказывание хорошо известно в Польше и в других странах, и на него ссылаются историки.

Возникает альтернатива: или и дальше уходить от этого вопроса под предлогом того, что нет оригинала, или фактически в той или иной форме признать их. Умолчание – не выход, потому что уже сам факт умолчания используется против нас, против нашего курса на гласность и перестройку.

Что касается признания, то оно, конечно, связано с определенными издержками, вызовет, по-видимому, какой-то всплеск антисоветской пропаганды, породит определенные трудности внешнего и внутреннего порядка. Но зато это расчистит почву, снимет с нас тяжкий груз, даст возможность развернуть активную наступательную пропагандистскую работу. Это было бы в русле традиций открытой, гласной внешней политики и в конечном счете не снизило бы, а повысило авторитет Советского государства и нынешнего руководства.