Сергей Аверинцев - Статьи не вошедщии в собрание сочинений вып 1 (А-О)

• Название: Статьи не вошедщии в собрание сочинений вып 1 (А-О)
• Автор: Сергей Аверинцев
• Жанр: Культурология

В сборник включены статьи 

Автороство и авторитет

Античный риторический идеал и культура Возрождения

Бахтин и русское отношение к смеху

Бахтин, смех, христианская культура

Богословие в контексте культуры

Было дело в доме Симона

Верность здравомыслию

Вещунья, свидетельница, плакальщица

Гёте и Пушкин

Горизонт семьи

Два рождения европейского рационализма

Два рождения европейского рационализма и простейшие реальности литературы

ДОЛИТЕРАТУРНЫЕ ФОРМЫ СЛОВЕСНОГО ИСКУССТВА

Золото в системе символов ранневизантийской культуры

Имеющий ухо да слышит

Историческая подвижность категории жанра

К истолкованию символики мифа о Эдипе

Как все ценное, вера — опасна

Категории поэтики в смене литературных эпох

Между средневековой философией и современной реальностью

Метафизическая поэзия как поэзия изумления

Милосердие

Мир как школа

Миссионер для племени интеллигентов

Моя ностальгия

Мы призваны в общение

На вершине горы - крест

Неоплатонизм перед лицом платоновой критики мифопоэтического мышления

Несколько слов по поводу статьи Ю. Каграманова

Несколько соображений о настоящем и будущем христианства в Европе

О духе времени и чувстве юмора

О Симоне Вейль

Образ античности в западноевропейской культуре XX в

---

Однако наличие метра и рифмы для поэзии Тракля не очень характерно. Образы предстают в ней отрешенными от каузальной мотивации и постольку, вполне логично, также и от синтаксических связей; их отрешенность легко распространяется и на третий род сцепления — на связи, задаваемые инерцией метра. Поэтому у Тракля поступательно возрастает роль верлибров. Конечно, тяготение к верлибрам было общей чертой эпохи; но если у экспрессионистских современников Тракля оно по большей части мотивировано желанием расковать динамику речевого потока, сделать ее прямо-таки необузданной, задача траклевских верлибров противоположная — задержать движение, замедлить его, заставить читателя пережить как бы остановленный стих: отрешенность слова, прерывность словесной материи в противоположность речи как континууму. Время, в которое пришлось жить Траклю, было временем, когда немецкоязычные культуры впервые по-настоящему “открывали” Гельдерлина, и как раз экспрессионизм сыграл в этом деле, начатом еще кружком Стефана Георге, особенно заметную роль; но у европейских, в том числе и немецкоязычных, поэтов, устремлявшихся тогда к верлибру, в принципе мог быть наряду с Гельдерлином (и немецкими предшественниками самого Гельдерлина 17 ) еще один прообраз, тоже новооткрытый, — Уитмен. В связи с этим необходимо отметить для контраста со случаем Тракля характерную для подчеркнуто “разговорчивого” стиха Уитмена (и сентиментально разрабатываемую, например, у раннего Верфеля) тему совершенно неслыханной коммуникативной открытости человека всем его собратьям по человечеству, утопически-экстатического слияния всех со всеми. Траклю это по существу совершенно чуждо 18 : мистическое единство в вине и беде отнюдь не раскрывает людей к легкой коммуникации, скорее, напротив, тот, кто увидел его тайну, обречен стать среди непосвященных тем более замкнутым в своем молчании. Построение верлибров Тракля, со временем все больше ориентированное на пример Гельдерлина 19 , совершенно чуждо уитменовскому влиянию. Что касается гельдерлиновской парадигмы, то она, разумеется, предстает здесь резко усугубленной контекстом ХХ века. Гельдерлин при всей своей уникальности на фоне своего времени еще не мог сознательно тематизировать выпадения из коммуникации как такового; достаточно вспомнить, что его знаменитое стихотворение из времен безумия “Die Linien des Lebens sind verschieden...” (“Различны линии бегущей жизни...”) родилось в ответ на просьбу совсем простого человека, ходившего за больным, написать что-нибудь специально для него, — чтобы увидеть за гельдерлиновскими темнотами, именно в качестве темнот вдохновлявшими Георге и того же Тракля, потрясающе наивную и непосредственную веру в сообщимость слова поверх всех социокультурных и прочих межей. Но Тракль явственно ощущает себя выпавшим из этой сообщимости. Мы не имеем никаких причин сомневаться в устрашающей подлинности стоящего за “некоммуникабельностью” его музы переживания. Но одновременно мы должны (хотя бы для того, чтобы не делать ложного выбора между квазитеологической фразеологией и психоанализом как идеологией 20 ) обратить внимание на то, как названное переживание становится у Тракля сознательно разрабатываемой темой и как тема эта уже в своем качестве темы определяет совершенно конкретные технические ходы — например, траклевский синтаксис и замедленный ритм траклевского стиха.

Благоразумно порой вспоминать выпад Пастернака, заявленный по поводу Верлена, тоже ведь прожившего странную жизнь и тоже вибрировавшего между переживаниями инфернальными, ангелическими — и, увы, снова инфернальными: “Кем надо быть, чтобы представить себе большого и победившего художника медиумическою крошкой, испорченным ребенком, который не ведает, что творит” 21 . И в Тракле, человеке лично слабом и переступившем черту безумия, для истории литературы интересен “победивший художник”, проявлявший в своем творчестве то упорство воли, ту настойчивость расчета, которых так часто не хватало ему же как персонажу биографическому.

То, что вновь и вновь называют “монотонностью” Тракля, — нескончаемое, неутомимое варьирование одних и тех же образов, словно бы перестраивание неизменных компонентов в поле калейдоскопа, — также идеально соответствует теме останавливающегося времени, оледеневающей в неконтактности речи, проступания сквозь историю послеисторического и тем самым доисторического, геометрического совмещения конца с началом, победы статики над динамикой. Немецкий поэт Теодор Дойблер рассказывает, как во время его последней встречи с Траклем, в Инсбруке, весной 1914 года, поэт “непрерывно говорил о смерти”, и он приводит, по его заверению, в точности особенно поразившие его слова: “Разновидность смерти безразлична; смерть, поскольку она — срыв и падение, до того ужасающа, что все, что ей предшествует или за ней следует, ничтожно. Мы срываемся и падаем в непостижимую черноту. Как это смерть, секунда, вводящая в вечность, может быть непродолжительной?” 22 Этот пассаж, что бы он ни означал в психобиографическом контексте предсмертных предчувствий Тракля, дает, может быть, наилучшее введение в самую суть его поэтики. Время, в которое погружены его стихотворения, и есть предсмертная секунда, “вводящая в вечность” и сама становящаяся вечностью, по старому латинскому выражению nunc stans — остановленное, стоящее настоящее. Снова и снова, как это могло бы быть в каком-нибудь старом сказочном сюжете, изобретательно загадываются загадки, одновременно и открывающие, и скрывающие все одну и ту же тайну, так и не сообщимую до конца. Психоаналитическая идентификация этой многозначной тайны с якобы однозначными биографическими секретами лишь входит — на равных или даже подчиненных правах — в совокупность того, что приходится иметь в виду толкователю поэзии Тракля. Чем она никак не может и не должна быть, так это последним словом самого истолкования. Когда Тракль видел свою странную жизнь как знак, как значимое для всех знамение, он поступал так не в силу “метафизических” и паратеологических идеологем, но по праву, находящемуся в соответствии с сутью поэзии.

1 Георг Т р а к л ь, Стихотворения. Проза. Письма. Составление, редакция переводов и комментарии А. Белобратова. Предисловие В. Метлагля, Санкт-Петербург, 1996.

2 В этом отношении характерно, что предисловие к вышеназванному изданию — всего 8 страниц! — написано австрийским участником, директором “Бреннер-архива” в Инсбруке. Поскольку книга была подготовлена в сотрудничестве с австрийскими и специально тирольскими институциями, такое распределение ролей можно найти вполне естественным; но столь же естественно, что автор предисловия ограничился тем, что предложил читателю добротную справку, уйдя от всякого разговора с этим читателем — персонажем, для него, очевидно, слишком трудно представимым.

3 M. H e i d e g g e r, Georg Trakl. Eine Erцrterung seines Gedich-tes. — In: Merkur 7 (1953). S. 226—258. Ср.: E. V i e t t a, Georg Trakl in Heideggers Sicht. — In: Die Pforte, 1953, H. 51/52; W. H. R e y, Heidegger — Trakl: Einstimmiges Zwiegesprдch. — In: Deutsche Vierteljahrsschrift fьr Literaturwissenschaft u. Geistesgeschichte 30 (1956), S. 89—136; W. F a l k, Heidegger und Trakl. — In: Literaturwissenschaftliches Jahrbuch N. F., Bd. 4, Berlin, 1963, S. 1 91—204.

4 I b i d e m, S. 227.

5 D. O t e n d i-H i n z e, Wandlungen des Trakl-Bildes. Zur Rezeptionsgeschichte Georg Trakls, Washington University, 1972.

6 Ср. характерное заглавие, предполагающее привычную постановку вопроса и его понятное для всех словесное оформление: G. R. Kaiser, Georg Trakl — “moderne Lyrik im Dirndlkleid”? (Георг Т р а к л ь — “современная лирика в сельско-австрийском наряде”? — C. А.). — In: Komparatistik. Theoretische Ьberlegungen und sьdeuropдische Wechselseitigkeit. Festschrift fьr Z. Konstantinovic. Hrsg. v. F. Rinner u. K. Zerinschek, Heidelberg, 1981, S. 233—252. (“Dirndl” — допотопное австрийское словечко для обозначения “деревенской девки” в старом, то есть вполне приличном, смысле слова; в составе обозначения наряда указывает на его, говоря по-русски, “кондовость”.)

7 O. B a s i l, Georg Trakl in Selbstzeugnissen und Bilddokumenten, Rowоhlt, Reinbek bei Hamburg, 1965, S. 49.

8 Ср.: J. L e i t g e b, Die Trakl-Welt. Zum Sprachbestand der Dichtungen Georg Trakls. — In: Wort in Gebirge, F. 3, 1951.

9

...Des Dichters Herz, eine feste Burg,

Seine Gedichte: Singende Thesen.

Er war wohl Martin Luther...

(...Сердце поэта — твердыня. / Его стихи: тезисов пенье. / Не он ли был Мартин Лютер?...)

10 O. B a s i l, Georg Trakl in Selbstzeugnissen und Bilddokumenten, S. 156.

11 Ср. удачную характеристику литературоведческих затруднений, а заодно и кризиса биографических и психоаналитических вариантов “approach”: H. G. K e m p e r, Nachwort. — In: Georg T r a k l, Werke. Entwьrfe. Briefe, Stuttgart, 1992, S. 269—320, особенно начало.

12 Весьма вероятно, что Тракль читал Гюисманса, сделавшего перверсный ритуализм черной мессы литературной темой, важной для fin du siиcle.

13 Ср.: A. D o p p l e r, Bemerkungen zur poetischen Verfahrensweise Georg Trakls. — In: Sprache und Bekenntnis. Hermann Kunisch zum 70. Geburtstag. Hrsg. v. W. Frьwald und G. Niggl, Berlin, 1971, S. 349—359; K. L. S c h n e i d e r, Georg Trakl und der Reihungsstil. — In: Salzburger Trakl-Symposion. Hrsg. v. W. Wei b und H. Weichselbaum, Salzburg, 1978 (Trakl-Studien 9), S. 115—118.