Алексей Цветков - Антология современного анархизма и левого радикализма, Том 2

• Название: Антология современного анархизма и левого радикализма, Том 2
• Автор: Алексей Цветков
• Издательство: Ультра. Культура
• Жанр: Политика
• Год: 2003
• ISBN: 5-98042-006-1

Уникальный для российского читателя шанс познакомиться с взглядами нынешних противников глобального капитализма и составить представление об актуальной антибуржуазной культуре. В первый том входят авторы, наиболее тесно связанные с разными версиями анархизма, такие как Даниэль Герен, Хаким Бей, Ноам Хомский и многие другие. Во второй том входят авторы революционного левого радикализма, менее связанные с анархистской теорией и практикой, такие как Франц Фанон, Андре Горц, Тони Негри, Борис Кагарлицкий и многие другие.

---

87.  Наука и технология являются наиболее важными примерами суррогатной деятельности. Некоторые ученые заявляют, будто их влечет «любопытство», что звучит совершенно абсурдно. Большинство ученых работают над крайне узкими проблемами, ни одна из которых не может быть предметом нормального любопытства. Например, разве астроном, математик или энтомолог заинтересован в свойствах изопропилтриметилметана?Конечно, нет. Только химику интересны такие вещи, он проявляет любопытство к ним только потому, что химия является его суррогатной деятельностью. Заинтересован ли химик в правильной классификации новых видов жуков? Нет. Этот вопрос относится к сфере интересов одного только энтомолога, и он интересуется этим лишь потому, что энтомология — его суррогатная деятельность. Если бы химику и энтомологу пришлось когда-нибудь серьезно напрячься для того, чтобы удовлетворить элементарные физические потребности, если бы эти усилия мобилизовали их способности на интересное дело, но только не на научные исследования, тогда бы они ни черта бы не понимали ни в изопропилтриметилметане, ни в классификации жуков. Нехватка средств для обучения в аспирантуре приводит к тому, что химик становится не химиком, а страховым агентом. В таком случае он будет очень заинтересован в материях, в которых положено разбираться страховому агенту, но ничего не узнает про изопропилтриметилметан. В любом случае это ненормально — тратить на удовлетворение простого любопытства столько времени и усилий, сколько ученые тратят на свою работу. «Любопытство», которым ученые объясняют свои действия, не выдерживает никакой критики.

88. Ученые часто говорят, что хотят «принести пользу человечеству». Это объяснение не удовлетворит нас тем паче. Некоторые отрасли науки не имеют никакой мыслимой связи с процветанием человеческого рода, например, большая часть археологии и сравнительная лингвистика. А некоторые другие области науки и вовсе заключают в себе опасные возможности. И тем не менее ученые, занятые подобного рода работой, проявляют такой же энтузиазм, как те, которые трудятся над созданием вакцин или изучают загрязнение атмосферы. Возьмем, например, случай Эдварда Теллера, который проявлял большой интерес к насаждению атомных электростанций. Неужто это его увлечение произрастало из желания послужить человечеству? Если даже это и так, то почему тогда Теллер не был так же заинтересован в других «гуманных» исследованиях? А если предположить, что он и был таким «гуманистом», тогда почему он участвовал в создании водородной бомбы? Как и в случае со многими другими научными достижениями, вопрос о том, действительно ли АЭС принесли пользу человечеству, остается открытым. Разве грошовая электроэнергия перевешивает накапливающиеся отходы и риск возможной катастрофы? Доктор Теллер видел только одну сторону медали. Совершенно ясно, что его увлеченность атомными электростанциями произрастала не из желания «облагодетельствовать человечество», а из того, чисто личного, удовлетворения, которое он получал от своей работы и от созерцания ее практических результатов.

89.   То же самое справедливо и в отношении ученых вообще. За возможными редкими исключениями, ни любопытство, ни желание принести пользу человечеству не являются их истинными мотивами. Все они просто хотят осуществить властный процесс: поставить цель (найти научную проблему, требующую решения), приложить усилие (исследования) и достичь цели (решение проблемы). Наука — суррогатная деятельность постольку, поскольку ученые работают в основном ради удовлетворения, которое они получают от самой работы.

90.   Разумеется, все это не так просто. Прочие мотивы также имеют значение для многих ученых: к примеру, деньги и положение. Некоторые ученые могут быть людьми того типа, представители которого испытывают неукротимую потребность в завоевании высокого положения (см. параграф 79), и это также может служить одним из мотивов их работы. Без сомнения, большинство ученых, как и большинство населения в целом, более или менее подвержены рекламным и маркетинговым технологиям, поэтому для того, чтобы утолить жажду товаров и услуг, им необходимы деньги. Поэтому наука не является ЧИСТО суррогатной деятельностью. Но по большей части это именно суррогатная деятельность.

91.   Кроме прочего, наука и технология составляют массовое движение, наделенное властью, и многие ученые удовлетворяют свою потребность во власти посредством отождествления с этим массовым движением (см. параграф 83).

92.   Наука, таким образом, движется вслепую, в отрыве от реальных потребностей человеческого рода или любого абстрактного стандарта, подчиняясь лишь психологическим нуждам самих ученых, правительственных чиновников и глав корпораций, которые обеспечивают финансирование научных исследований.

Природа свободы

93.  Мы переходим к утверждению той точки зрения, что индустриально-технологическое общество не может быть реформировано таким образом, чтобы избегнуть прогрессирующего вмешательства в сферу человеческой свободы. Но поскольку слово «свобода» может быть проинтерпретировано по разному, мы должны сначала прояснить, какого рода свободу мы имеем в виду.

94.   Словом «свобода» мы называем возможность самостоятельно осуществлять властный процесс, достигая реальных (а не искусственных) целей в ходе действительной (а не суррогатной) деятельности, а кроме того, без всякого вмешательства, манипуляции, присмотра со стороны кого бы то ни было (особенно это касается крупных организаций). Свобода означает возможность держать в своих руках (своих лично или в качестве члена МАЛОЙ группы) все жизненно важные вопросы собственного бытия — самому заботиться о пропитании, одежде, убежище и защите от всех возможных опасностей внешнего мира. Быть свободным значит иметь власть — не над кем-то еще, а над обстоятельствами собственной жизни. Человек лишен свободы, если кто-то еще (особенно крупная организация) имеет власть над ним, не важно, насколько благосклонна, терпима и снисходительна к нему та власть. Важно не смешивать свободу с дозволениями любого рода (см. параграф 72).

95.   Считается, что мы живем в свободном обществе, так как обеспечены известным количеством гарантированных конституцией прав. Но это не столь важно, как может показаться. Степень личной свободы, существующая в обществе, в гораздо большей мере определяется экономической и технологической структурой этого общества, чем принятыми законами и существующей формой правления. Индейские племена Новой Англии по большей части представляли собой монархии, многие итальянские города эпохи Возрождения управлялись диктаторами. Но когда читаешь про эти общества, складывается такое впечатление, что в них было куда больше личной свободы, чем может дать наше общество. Отчасти так было потому, что в прошлом недоставало эффективных механизмов подчинения людей воле правителя. Не было ни современных, хорошо организованных внутренних войск, ни быстрых средств связи на дальние дистанции, ни вездесущих видеокамер, ни досье на простых граждан. Поэтому было сравнительно легко избегнуть контроля.

96.   Теперь что касается наших конституционных прав. Возьмем, к примеру, свободу прессы. Мы вовсе не намерены отрицать это право: оно предоставляет очень важный инструмент для ограниченной концентрации политической власти и позволяет, в свою очередь, держать в узде тех, кто обладает политической властью, вскрывая факты их злоупотреблений. Но свобода прессы очень слабо используется средним гражданином. СМИ находятся под почти полным контролем крупных организаций, интегрированных в систему. Конечно, каждый за небольшие деньги может опубликовать или распространить в Интернете что угодно, но все, что он хотел сказать, будет поглощено огромным объемом материала, выкладываемого самими СМИ, а потому его слова не возымеют практического эффекта. Поэтому для большинства частных лиц или небольших групп почти невозможно произвести впечатление на общество одними словами. Возьмем, к примеру, нас. Если бы мы никогда не совершили никакого насилия и отдали бы этот труд издателям, он, вероятно, не был бы принят. Если бы даже его приняли и опубликовали, он, скорее всего, не привлек бы много читателей. Даже если бы этот текст прочли тысячи людей, большинство из них вскоре бы о нем забыли, так как сознание этих воображаемых читателей было бы затоплено массой материала, выложенного перед ними СМИ. Поэтому для того, чтобы наша весть дошла до публики и имела некоторый шанс произвести глубокое впечатление, нам приходится убивать людей.

97. Конституционные права хороши на своем месте, но они не могут гарантировать ничего, кроме того, что может быть названо буржуазной концепцией свободы. В соответствии с буржуазной концепцией «свободный» человек, по существу, элемент социальной машины и имеет только известный набор предписанных и ограниченных свобод. Эти свободы разработаны для нужд социальной машины в большей мере, чем для нужд индивида. Поэтому человек, «свободный» в буржуазном смысле, обладает экономической свободой, потому что она обеспечивает рост и прогресс системы в целом. У него есть свобода прессы, потому что публичная критика сдерживает злоупотребления политических лидеров. У него есть право на справедливый суд, потому что заключение человека в тюрьму по прихоти более сильного плохо скажется на системе. Точно так же на эти вещи смотрел Симон Боливар. Для него люди могли заслужить свободу, только если они использовали ее для целей прогресса (прогресса в его буржуазном понимании). Прочие буржуазные мыслители сходным образом смотрели на свободу как на средство для достижения коллективных целей. Честер К. Тан в своей работе «Политическая мысль в Китае. Век XX» на странице 202 так определяет философию лидера Гоминьдана Ху Ханмина: «Права предоставляются индивиду на том основании, что он является членом общества и его жизнь в общине требует таких прав. Под общиной Ху имеет в виду нацию в целом». Кроме того, на странице 259 Тан пишет, что согласно Карсуму Чаню (Чань Чунмэю, главе Государственной социалистической партии Китая) свобода должна быть использована в интересах государства и народа как целого. Но о какой свободе идет речь, если ее можно использовать так, как это предписал делать кто-то? Наша концепция свободы не имеет ничего общего с идеями Боливара, Ху, Чаня и прочих буржуазных теоретиков. Беда этих теоретиков в том, что они сделали развитие и применение социальных теорий своей суррогатной деятельностью. В результате мы имеем теории, которые разработаны так, чтобы служить потребностям самих теоретиков, а не потребностям людей, которые, вероятно, сделались бы несчастны, оказавшись в обществе, где эти теории получили бы свое воплощение.