Андрей Круз - Лучший гарпунщик

• Название: Лучший гарпунщик
• Автор: Андрей Круз
• Жанр: Научная Фантастика

Роман о будущем через восемь веков после Конца Света. А почему в этом будущем все так, а не иначе, узнаете из продолжения текста.

---

— И радиация, и химия какая-то осталась. Раньше хуже было, постепенно очищается. Но есть места куда человеку нельзя. Или можно, но очень ненадолго. И только пьяному.

На последней фразе она засмеялась, а мне вспомнилась история про единственных выживших поблизости от Чернобыльского взрыва — работниках бойлерной, которые валялись в тот момент пьяными в дрова. Ну что же, помнят люди, как эффективно бороться с радиацией.

— А это что? Можно глянуть? — спросил я, обнаружив висящую на стене винтовку с длинным стволом.

— Конечно, смотри. — кивнула девочка. — Это «школьная винтовка», их так у нас называют.

— А почему? — удивился я.

— Потому что с десяти лет такую дают каждому ученику и учат стрелять. — объяснила она. — А ты должен отработать ее цену, пока школу закончишь, и затем уносишь ее с собой.

Винтовка, как и все остальное местное оружие, поражала качеством изготовления. Она была однозарядной, с продольно скользящим поворотным затвором, ложей красноватого дерева и восьмигранным стволом синеватого оттенка. Сверху на ствольной коробке был откидной прицел с разметкой на пятьсот метров. Сбоку была приклепана маленькая табличка с именем девочки «Вера Светлова». И все, никаких там дарственных надписей или чего-то другого.

Рядом на крюке висел небольшой патронташ, который я открыл, не удержавшись. Достал один патрон, покрутил в руках. Больше всего на «мелкашку-переростка» похож, но гильза все же довольно длинная. Был раньше подобный патрон, специально против собак, для револьверов «велодог». Название такое, потому что публика на велосипедах каталась. а собаки ей портки рвали. Почтальонам в особенности. Ну и начали продавать компактные револьверы для противособачьей обороны, а патроны как раз на эти похожи были.

— Это что за калибр? — спросил я.

— Шесть миллиметров «детский». — ответила Вера. — Он только в таких винтовках. А такие винтовки только школьникам достаются. Другое дело, что потом до самой старости многие из них стреляют — гильзы самые дешевые, выгодно тем, кто практикуется много.

Тут она мне про важное напомнила, о чем я и спросил немедленно:

— Насчет практики: а где пострелять можно? Ни винтовка не пристреляна, ни револьвер. Так не годится, особенно если я твой «защитник».

— В дюны можно выйти, туда. — она махнула рукой, указывая вдоль береговой линии, на восток. — Можем после преподобного сходить. Хочешь?

— Конечно. — ответил я. — А тебе не говорили, что если хочешь стрелять уметь, то надо тренироваться?

— Я на купчиху готовилась, а не на стрелка. — улыбнулась она лукаво, явно издеваясь. — Счеты там, дебет с кредитом, «итого» писать в книге.

— Ну а раз со мной связалась, то будешь и на стрелка. — безаппеляционно заявил я. — Сама в подопечные напросилась.

— Тогда я ее с собой возьму. — сказала она, протягивая руку за своим оружием.

Я отдал ей винтовку, а затем спросил, подумав:

— Ты мне вот что скажи… даже девочек стрелять учат. А приходится им потом стрелять?

— Бывает. — ответила Вера буднично, запихивая винтовку в чехол. — Кто на островах живет, куда турки налетают. Здесь вот с неграми стычки бывают. Разбойники есть. Пираты есть. Турки ходят в наши воды за добычей.

— А вы?

— А мы — в их воды. — откровенно ответила она. — Не я, конечно, но ватаги охотников сбиваются. В общем, многим в жизни стрелять случается.

Оставив возившегося с машиной Ивана «на хозяйстве», мы направились в город. Прошли по уже знакомой набережной, постепенно заполнявшейся людьми и повозками. Из транспорта доминировали все больше длинные монументальные дроги, влекомые крепкими лошадьми-тяжеловозами, на которых доставляли товар к судам. Шумели грузчики, слышались свистки бригадиров, где-то устанавливали с грохотом и звоном сборный металлический кран с длинной стрелой, приводимый в действие лебедкой. Было пыльно, шумно, громко, в общем, порт жил своей жизнью.

— Нам тоже товара прикупить надо. — сказала вдруг целеустремленно шагавшая вперед Вера. — Деньги остались кое-какие, загрузимся сидром. Он на Большом Скате хорошо продается, не растут у нас яблоки. Если пустыми придем, дядя точно ругаться будет.

— Несмотря на…? — я замолчал, как бы предлагая ей додумать самой про смерть отца — не хотелось с этой темой вылезать самому вновь.

— А что? — даже чуть удивилась она. — Если я за судно теперь отвечаю, то должна выгоду блюсти. Чем матросам платить? Чем за будущий товар? Нельзя мне из-за горя на семейное дело плюнуть.

— А что будет?

— Дядя может к преподобному пойти и суда требовать. Я в несовершенных годах, могут опеку мне назначить, если я плоха, а все дело тогда к дяде отойдет. А если я все правильно сделаю, то ему сказать нечего будет.

Сидр мы торговали в большом лабазе на окраине рынка. Старый каменный сарай, точнее даже полуподвал, полутемный и прохладный, пахнущий яблоками и влажным деревом, был заставлен разнокалиберными бочками и бочонками до самого потолка. Сзади был пологий пандус, выходящий в широкие распахнутые ворота, и возле него стояла длинная могучая телега, в которую как раз впрягали лошадь штангистской комплекции.

В складе тоже было суетно, работали двое «негров» из «исправившихся», с полувыведенной татуировкой на лице, которые по одному грузили бочонки на тачку-подъемник и таскали их на улицу, складывая возле повозки.

Признаться, я поразился, как ребенок торгуется с толстым бородатым дядькой — старшим приказчиком. А еще больше поразился, что ребенка воспринимают всерьез. Хотя… а почему не воспринимать? За товар она платить намерена, представляет, насколько я понял, почтенный купеческий дом, и если ей доверили договориться и произвести расчет, то договариваешься ты не именно с ней, а со всем домом.

Но все же решительность девочки и явное умение вести дела удивляло. Или просто привык я к тому, что у наших детей в таком возрасте разве что сопли еще не утирают, а то, что здесь дети к таким годам умеют за себя ответить, мне и вовсе в диковинку? Скорее всего. В любом случае, я стоял у нее за спиной, рта не раскрывая, и приказчики лишь время от времени с подозрением косились на мою разбитую морду и заплывший глаз. Затем один из приказчиков — белобрысый конопатый парень с всклокоченными волосами, шепнул что-то другому, и подозрительность сменилась любопытством.

Расчет производился уже не в складе. а в маленькой конторе, пристроенной к нему сбоку, самой настоящей будке, куда влез только железный сейф, открывавшийся со скрипом и лязгом, и стоячая конторка, на которой подсчет монет и производился. Принимал и считал деньги сам хозяин, приказчикам такого дела не доверяя, видать. А может тут просто принято так.

Когда закончили, хозяин — среднего роста худой мужичок в черной шляпе, с бородой как у Солженицына и таким же постным лицом, взял старинного вида ручку с острым пером, и часто макая ее в чернильницу с черной тушью, быстро написал расписку на листочке гербовой бумаги, помахал ей в воздухе, чтобы буквы просохли, а затем отдал бумагу Вере со словами:

— Пожалуйте, барышня. Как эту телегу выгрузят на «Окуня», так и вам соберем заказ. До пяти вечера все на судне будет.

— Спасибо, Фома Сергеевич, будем ждать. — солидно ответила девочка.

На этом мы торговца сидром покинули. Кстати, сидр я оценил — очень он тут хорош, прямо живой яблочный вкус, и хмельной он едва-едва. И что вчера успел заметить, пока в кабаки местные заглядывали — крепких напитков нет. Даже в рюмочной, где народ уже в стельку напивался, пили все больше вино какое-то. Или что-то в этом духе. Надо будет спросить, гонят тут водку или что другое крепкое, только не у Веры. У шкипа спрошу, он у нас профессионал настоящий. По всем делам.

Городской рынок ожил, было людно, шумно, суетно. В самую его середину мы не полезли — там ряды все больше с едой, а пошли по краю площади, где на первых этажах домов разместились лавки. Прошли мимо оружейного магазина, где я вчера так удачно закупился, затем Вера зашла в аптеку, сказав, что надо для судна запас лекарств и прочего пополнить — большая часть медицинского припаса погибла вместе с караваном.

Аптека занимала небольшое помещение с высоким потолком, полутемное, насквозь пропитанное тем самым запахом, про который говорят «аптекой пахнет». Капитальный, на века выстроенный прилавок из потемневшего от времени дуба, и такие же шкафы с маленькими ящичками вдоль двух стен. За прилавком стояла пожилая худенькая женщина с прямыми седыми волосами, аккуратно убранными в конский хвост. Покрытое сеткой мелких морщинок лицо было приятным, и в другое время должно было быть улыбчивым, но сейчас оно скорее выражало сочувствие и какую-то осторожность, словно она не была уверена в том, что нужно говорить своей посетительнице.

— Верочка. — сказала женщина. — Прими мои соболезнования, не знаю, что еще сказать можно.