Дорин Тови - Хлопот полон рот

• Название: Хлопот полон рот
• Автор: Дорин Тови
• Издательство: АРМАДА
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1997

В этой книге читатель продолжит знакомство с любимыми героями предыдущей книги английской писательницы Дорин Тови — сиамскими кошками («Кошки в доме»). Мягкий юмор, эмоциональное повествование заинтересуют не только владельцев домашних животных, но и всех любителей природы.

---

Возможно, возможно. Но только охотничьи собаки, насколько мне известно, не рассовывают подстреленную дичь под мебель. А потом не садятся и не вопят, потому что не помнят, куда ее девали.

А Шебалу только этим и занималась. И не потому что уставала играть с бывшим мотком — этого вообще не случалось. Но когда мне надоедало бросать моток, она некоторое время носила его во рту, а затем, точно яичную скорлупку, подсовывала под кресло, чтобы напиться или поболтать с Сили. Через несколько минут она спохватывалась, и вот тут начинались вопли. Либо она засовывала его так глубоко, что теперь не могла дотянуться, либо — и вот тут поднимался настоящий содом — она успевала забыть, где его оставила.

Мой Моток! — вопила она и, распластавшись на животе, с надеждой заглядывала под кушетку. Он же антикварный! Она не хочет его потерять. И спрашивала у Чарльза, видел ли он ее моток? Трогала его лапой за колена, смотрела на него взволнованными голубыми глазами. Затем еще вопли, и вот уже мы все ищем ее моток — даже Сили вместе со мной внимательно заглядывал под кресла. А когда моток находился, она хватала его, как потерянное и вновь обретенное дитя. Сначала слегка фыркала, показывая ему, как она на него рассердилась, а затем, если я все-таки не соглашалась бросать его, тут же снова засовывала свой драгоценный моток под какую-нибудь мебель.

Как-то раз он пропал на несколько дней, и такой унылый у нее был вид, когда она сидела, ожидая его появления, на середине ковра, что я практически устроила генеральную уборку, все время соображая, куда бы он мог попасть, и безотлагательно начиная поиски.

Однако я думала, что он уже не отыщется. За несколько дней до пропажи она играла с ним, пока я чистила ванну, и бросила его в унитаз. Встала на задние ноги, держа моток во рту, поглядела вниз и нарочно уронила моток туда. Ну, я его выудила, зная, как он ей дорог, и вымыла его. И теперь я была убеждена, что она опять его туда бросила и кто-то спустил воду.

Когда она его отыскала, у нас сидели гости. Шебалу прицеливалась на бутерброды, и Чарльз выставил ее в прихожую. Странно, сказал он, вернувшись. Он посадил ее в кресло, и она не соскочила, не попыталась раньше него проскочить в дверь гостиной. Кажется, ее заинтересовало что-то за подушкой. Остается надеяться, что там не припрятана мышь.

Собственно говоря, Шебалу пока еще не видела ни единой мыши, но при словах Чарльза, что в недрах наших кресел могут покоиться дохлые мыши, выражение на лицах наших гостей (они редко встречались с сиамскими кошками) могло сравниться лишь с тем, что на них выразилось, когда секунду спустя зазвенел колокольчик и я, кидаясь открыть дверь, сказала:

— Она его нашла! Благодарение небу!

Да, нашла. Практически в единственном месте, куда я не заглянула, поскольку еще ни разу не видела, чтобы она забиралась туда с мотком. Теперь она гордо прошествовала через гостиную и положила его на каминный коврик. Чарльз сказал ей, какая она умница, я заверила ее, что моток очень красивый, а Сили подошел и взыскательно понюхал.

Разлохмаченные шерстяные нитки с колокольчиком. Наши гости изумленно его разглядывали.

— Мне показалось, это по меньшей мере фамильная драгоценность, — сказал кто-то из них после паузы.

— В этом доме так оно и есть, — сказала я, подбирая моток, и для верности заперла его в бюро.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Мы стали куда осторожнее и выдавали ей моток, только когда были поблизости, чтобы увидеть, куда она его запрячет. Как она ни выла, в ее распоряжение он поступал только в строго определенное время. Например, в девять вечера.

Она быстро выучила расписание. До этого момента она могла заниматься чем угодно — блаженно лежать на спине, греть животик у огня. Помогать Чарльзу с его кистями, мучить Сили… Но чуть начинало бить девять, Шебалу (как прежде Шеба с ее молоком) уже была на бюро, требуя свой моток. Она имеет Право получить его Сейчас же. Согласно ее Сиамской Хартии.

Эта ее хартия имела много статей. Так, Сили не дозволялось храпеть. Едва он допускал подобное, Шебалу — лежал ли он у меня на коленях или под своим пледом — немедленно подходила и сурово тыкала его лапой. Зрелище было на редкость комичное. Сили смущенно приоткрывает один глаз, и храп обрывается. Сили! Которому ничего не стоило бы расплющить ее ударом лапы. Но он прямо-таки надышаться на нее не мог и демонстрировал это самыми разными способами. Иногда я пыталась втянуть его в игру с мотком. Ведь это была его игрушка, и почему им не пользоваться ею вместе? Но он только слегка прикасался к мотку лапой и глядел на Шебалу, которой второго приглашения не требовалось. И она тут же его забирала. И даже еще более поразительно: несколько раз, когда я его бросала ему на кушетку, он подбирал моток в рот и аккуратно ронял его с края. Где внизу уже поджидала его косоглазая подружка.

Теперь не она ему подражала, а Сили ее копировал. Если она сидела на столе, наблюдая, как Чарльз пишет картину, и Сили сидел там же, не сводя глаз с картины. Если она отпивала из чашки для мытья кистей, что случалось часто, так как от болтовни у нее пересыхало в горле, то и Сили надо было напиться. Однажды, когда она решила напиться из банки с совсем уж ядовитым раствором красок, Чарльз пошел сменить воду, а вернувшись с чистой, увидел, что Сили, не желая отставать, съел все краски с его палитры. Берлинская лазурь, сиена, гуммигут. Сили чувствовал себя великолепно, но у Чарльза разыгралась язва, и он всю ночь не мог уснуть, тревожась из-за всей этой краски в желудке Сили.

Сили даже двигался с одной скоростью с ней. Шебалу не ходила, а бегала и с лестницы слетала как пушинка. А рядом с ней всегда был Сили. Повернув голову к ней, он выбрасывал длинные ноги наподобие лошади-качалки, приспосабливаясь к ее походке. Ну, прямо тренер рядом с бегуном. Так легко было представить его в полосатой майке. Но только бегун был маленьким, решительным, с властными голубыми глазами, и в конце концов ему всегда дозволялось выиграть.

Это было таким мирным временем после горечи потери Соломона и Шебы, словно мы вошли в гавань после бури. Вот что, сказал Чарльз однажды вечером, когда мы сидели у камина — Сили у меня на коленях, Шебалу у него, а Аннабель довольно жует сено у себя в конюшне — все у нас идет так хорошо, что он подумал, не пора ли приступить к перестройке коттеджа.

Собственно, мы планировали это уже давно. Некогда наш коттедж был типичным коттеджем западных краев: маленький, беленый, крытый красной черепицей с двумя комнатами наверху, двумя внизу и сзади — сарай для повозки. Предыдущие владельцы превратили две нижние комнаты в одну, а на месте сарая пристроили кухню и ванную. А мы добавили прихожую, чтобы не входить с улицы прямо в гостиную, а еще теплицу, оранжерею, гараж в конце сада и конюшню для Аннабели по ту сторону дороги. Сверх этого нам особенно много места не надо, сказали мы. Хотя, конечно, неплохо бы обзавестись ванной комнатой наверху, чтобы гостям не надо было проходить через гостиную в халатах. А тогда можно будет старую ванную и коридор присоединить к гостиной, сделать альков для столовой, который тоже будет очень полезен. А уж если мы будем строить ванную наверху над теперешней, так можно построить комнату над кухней… нет, нам нужен кабинет, правда, нужен.

Безусловно! Ведь наша маленькая свободная комната еще не вмещала бумаги, книги, мольберт Чарльза, мою пишущую машинку, паруса для каноэ, рояль (чтобы я могла упражняться в необходимом уединении) и, когда мы проводили вечер не дома, два ящика с землей на всякий случай. Если у нас кто-нибудь гостил, все, кроме рояля (он весил полтонны), надо было перетащить к нам в спальню. А гостям приходилось держать свои вещи на рояле, отправляться вниз по естественной надобности, и, если мы открывали дверь спальни, когда они проходили мимо, мольберт имел обыкновение опрокидываться наружу и промахиваться по ним самую чуточку. Все они были наши близкие друзья, но порой вид у них делался совсем ошарашенный.

Да и в ванной все было устарелым. Ванна — как колода, из которой поят лошадей, унитаз с бачком вверху и очень длинной цепочкой, которая часто оставалась в руке очередного гостя. Насколько все это отдавало стариной, мы поняли, когда недавно у нас гостил родственник из Саскачевана, навестивший нас впервые. Он вошел в ванную, а затем выскочил из нее, кинулся к своей жене, которая стояла на лужайке, и, весь сияя, сказал взволнованно:

— Нелли! Иди посмотри! У них эта штука, за которую надо дергать!

На Нелли это произвело неописуемое впечатление, и она сразу же отправилась посмотреть эту старинную английскую реликвию. В прериях Саскачевана, как выяснилось, бачки располагались прямо на унитазах, а отопление было центральным. Совсем не хижина с высокой поленницей, за которой трубит лось, как романтично рисовало мое воображение.