Николай Коротеев - Мир приключений 1977. Сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов

• Название: Мир приключений 1977. Сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов
• Автор: Николай Коротеев
• Издательство: «Детская литература»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1977

Мир приключений. Сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов. /Сост. Н. Матвеев; Рис. О.Коровина. М., Дет. лит., 1977. — 752 с.

В пер.: 1 р. 50 к.

Сборник приключенческих и научно-фантастических повестей и рассказов советских и зарубежных писателей.

---

Так вот тот самый «племянник» пасечника и стоял нынче в двух шагах от меня, положив ладони на странный деревянный ящичек.

Кое-как он успокоил рыдающую женщину.

— Ты пережарилась на солнце, милочка, — с полной уверенностью объяснил Валенти, когда Джой оказалась способной хоть что-то воспринимать. — Вот тебе и привиделась всякая чертовщина.

— Ничего мне не привиделось! — продолжала она стоять на своем. — Можешь спросить у него, — указала дрожащей рукой на отважного спасителя.

Сидя в позе лотоса, Норбу лениво перебирал коралловые четки.

— Кармическое видение, — по-тибетски прокомментировал йог, остановившись пока на наиболее вероятной версии.

— Вот видишь, — обрадовался Валенти. — Всего-навсего кармическое видение! А я тебе что сказал? Ты нажгла головку, и тебе примерещилось... Говоришь, он растаял в воздухе, этот кадавр? Значит, его и не было вовсе.

— Но ведь и он видел! — все еще стуча зубами, ожесточенно защищалась Джой. — Выходит, и ему померещилось?

— Массовая галлюцинация, — с небрежностью авторитета отмахнулся профессор. — Такое случается на Востоке. Я читал.

— Ах, ты читал! Он читал, видите ли! А я, к твоему сведению, видела собственными глазами. — Она отерла кулачком вновь выкатившуюся злую слезу.

— С тобой сейчас трудно говорить, кошечка, — страдая, вынужден был временно отступить Томазо Валенти. — Успокойся, приди в себя, и мы продолжим нашу маленькую дискуссию. — Он даже отмерил пальцами крохотный промежуток. — Уверен, что здравый смысл восторжествует.

— Дурак! — впервые назвала так мужа молодая синьора.

— Ты перепугана и поэтому не в себе! — непроизвольно повысил голос Валенти и помрачнел, замыкаясь.

— А я разве спорю? Но ведь ты даже не желаешь понять, почему... — Яростно сдув со лба упавшую прядь, произнесла она по складам. — По-че-му именно я испугалась!

— Ну, почему, почему?

— Да потому, что я все время думала об этом несчастном! Не знаю отчего, но мне было безумно жаль его! Он умер, как собака, как преданная собака, готовая по знаку хозяина броситься в огонь, в ад — не знаю куда! Понимаешь?

— Допустим, ну и что?

— Вот он и явился ко мне, потому что не мог успокоиться даже в могиле.

— Ты-то тут при чем?

— При том! Монах даже не взглянул на него и, взяв письмо, переступил через тело, а я пожалела и...

— Вздор! — вспылил нетерпеливый, как все подагрики Валенти. — У тебя слишком разыгралось воображение. Советую проглотить пару таблеток эодиума. Вы куда? — спросил он по-тибетски, заметив, что Норбу встал и перебросил через плечо шкуру.

— Мне пора.

— Но ведь мы решили сделать небольшую передышку!

— Меня зовет дорога. Тянут святые места.

— Вы, право, застали нас врасплох, преподобный, — заметался Валенти, нервно потирая руки. — Может быть, обождем хоть до утра? А то так, знаете ли, внезапно...

— У вас своя дорога, у меня — своя.

— И вы так просто готовы нас бросить? Посреди дикого поля?.. Ну что ж, выбирайте любого яка, а мешки с цзамбой...

— Я так дойду, — отрицательно покачал головой йог. — Теперь мне, чувствую, не понадобятся ни яки, ни продовольствие.

— Вы из-за этого?.. — Валенти поежился. — Из-за кармического видения?

— Возможно, оно не было кармическим.

— Что же тогда?

— Видение сансары. Частицы света, принявшие облик. Это ракшсы — противники нирваны, омрачают наши глаза. Пусть успокоится белая леди: ничего не было.

— Как ничего? — Валенти удивленно оттопырил нижнюю губу, что являлось знаком полнейшей растерянности.

— Так, ничего... Нет ни света, ни глаза, но лишь одна пустота. Поэтому и духа не было.

— Стоп, стоп! — запротестовал подкованный в метафизических прениях профессор. — Но ведь и пустота, так сказать, санскритская шуньята, тоже тогда не более чем личное представление? Вам придется это признать, преподобный.

— Это так, — согласился Норбу. — Она сначала была, а потом не будет; прежде не была, а затем является. Ее порождает лишь сила видения, которая и есть единственная истина. Как разлившиеся воды, обнимает она прошедшее, настоящее и будущее.

— Самадхи беспредельного видения! — как ребенок обрадовался профессор, горя нетерпением поймать оппонента в ловушку. — Так, так, так, дрожащий коллега... Однако, мой друг, на иной, уже высшей ступени сила видения тоже покажется вам призраком. Завися от посторонних субстанций, она вместе с ними является и вместе с ними исчезает, как слух, когда нет звука, как обоняние без запаха.

— Верно, — подтвердил йог, даже не заметив логического капкана. — Вожделение — обман, форма — обман, пустота — обман и сила видения — тоже обман. Успокоение в небытии. Но в дьявольском хороводе петух, свинья и змея кусают друг другу хвосты. Миры людей, богов, животных, ад и небесные чертоги — все обращается вокруг этого центра. Вожделение, ослепление и ожесточение — вот три зла, заслоняющие нирвану. Вожделение — худшее из них. Это оно слепило из частиц света отвратительный призрак.

Йог поднял трезубец и, не прощаясь, зашагал на восток, и лиловые соцветия кипрея легко сомкнулись за усатой кошачьей мордой, спущенной со спины.

Молчаливые и растерянные возвратились супруги Валенти в палатку.

На раскладушке, где профессор оставил свою работу, лежал полотняный свиток.

Валенти рассеянно развернул его и не поверил своим глазам. Перед ним лежал расчерченный на четыре разноцветных сектора круг, объединивший видимые стихии. Вписанный в квадрат с тупичками по центру каждой из сторон он символизировал абстрактный космос. Однако отвлеченная диаграмма была привязана к реальной местности: зеленая, пронизанная венами ручьев земля, навьюченные караваны, ползущие к облакам по невидимым серпантинам, и заснеженные горы, образующие кольцо, словно зубцы алмазной короны.

Вверху, где солнце и луна, были изображены годам Калачакра и Третий панчен-лама. Три белых круга очертили границы небесной обители, где под высокой с загнутыми концами крышей дремотно улыбался грядущий мироправитель Майтрея. Все семь счастливых драгоценностей владыки Чакравартина располагались победным венком.

Это была знаменитая секретная мандала, скорее всего, на прощание оставленная преподобным Норбу. Валенти всюду искал ее, но не смог напасть даже на след сокровенного свитка.

И вот теперь он здесь, у него! Но радость обретения отравило сомнение, холодным ключом просочившееся сквозь неведомые пласты.

В центре мандалы примерещился, словно на редкостную картину наложилась другая, давно знакомая, еще один ненаписанный круг из петуха, свиньи и змейки.

«Вожделение? — спросил себя профессор. — Вожделение и жажда познания?»

Не было ответа.

Пустые чашки весов, нарисованных звездами, покачивались в ночном небе.

Как незаметно пролетел день!

Постоянно видоизменяясь, как бы перестраивая неуловимо для глаза внешние очертания и внутреннее убранство, вилла обволакивала гостей непривычным уютом, навевала странные сны. Теперь ее окружал старый запущенный сад с гротами и пустырями, где в зарослях дурмана свивали ленивые кольца редкостные эскулаповы змеи.

Владимир Малов КУКЛЫ ИЗ КОСМОСА

Вступление

«Скорость велосипедиста превышала 150 километров. Это противоречило физическим и всем иным законам».

Старший сержант Верстаков подрулил к обочине, заглушил мотор и снял фуражку. С самого начала дежурства уличное движение происходило согласно правилам, никаких происшествий, аварий, наездов не наблюдалось. Пожалуй, можно было дать себе, наконец, несколько минут отдыха.

Патрульная машина стояла прямо против зеркальных витрин фирменного магазина женской одежды «Анастасия». Некоторое время Верстаков любовался выставленными напоказ великолепными и очень дорогими образцами. Потом старший сержант, не выходя из-за руля, изучил афишу с сентябрьским репертуаром филармонии. Когда он вновь перевел взгляд на витрину, взгляд этот был не по-служебному рассеян, задумчив.

Но уже в следующее мгновение старший сержант увидел в стекле некое отражение — оно стремительно перемещалось справа налево, от одного конца витрины к другому, — и тут же внутри Верстакова словно сработала какая-то пружина. В долю секунды его машина рванулась с места.

Нарушение, четко отмеченное инспектором, было серьезным: большое превышение скорости. Дорожный знак ограничивал ее на данном участке шестьюдесятью километрами, а велосипедист, чье отражение молнией пронеслось в витрине, превысил ее раза в два с половиной. Конечно, репертуар филармонии немедленно был забыт Верстаковым, и старший сержант вновь стал тем человеком, каким всегда и бывал при исполнении служебных обязанностей.

Под колесами мотоцикла стремительно разворачивалась темно-серая лента асфальта. Велосипедист-нарушитель (молодой человек в джинсах и пестрой фирменной майке) успел уже уйти далеко вперед. Верстаков удобнее устроился на сиденье своих «жигулей» и прибавил газа. Все время в голове старшего сержанта медленно шевелилась какая-то неосознанная до конца мысль — в дополнение к обычным, естественным мыслям о том, что никому не позволено нарушать, что нарушение создает дорожную опасность, ведет к происшествиям. И наконец Верстаков понял, что никто, будь это хоть суперспортсмен, не смог бы развить подобной скорости на велосипеде.