Николай Коротеев - Мир приключений 1977. Сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов

• Название: Мир приключений 1977. Сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов
• Автор: Николай Коротеев
• Издательство: «Детская литература»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1977

Мир приключений. Сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов. /Сост. Н. Матвеев; Рис. О.Коровина. М., Дет. лит., 1977. — 752 с.

В пер.: 1 р. 50 к.

Сборник приключенческих и научно-фантастических повестей и рассказов советских и зарубежных писателей.

---

Странные, очень странные минуты переживаешь тогда...

Веришь и не веришь в то, что было я было так давно. А вернешься в город, словно перескакиваешь в будущее, о котором мечтал я и те, кто погиб, и смотришь на прекрасное настоящее и своими и их глазами, точно живешь и за них...

Да... — протянул Абдылда Исабаевич, глядя за окно карими, совсем не стариковскими, очень ясными глазами. В ярком, еще предвечернем небе плыл крохотный издали скоростной лайнер, мигая бортовыми огнями.

— Не проходило дня, чтоб мой отряд не участвовал в стычках с басмачами. А если не случалось такое, бойцы беспокоились. Как это мы не у дел? Или собаки-басмачи задумали какую-либо коварную хитрость, собирают силы, или устали от нас бегать, за границу ушли? Только опасения оказывались напрасными, и уже поутру мы снова мчались в какое-либо село вышибать басмачей, запасаться трофейным оружием для отрядов самообороны.

Да и сами мы не могли похвастаться вооружением. Во всем отряде только я имел «маузер № 3», а у остальных трехлинейки да по шестьдесят патронов на брата, через одного — по гранате-«бутылке» с тонким чехлом. И хорошо, если третья из них разрывалась... Больше на испуг брали. У каждого же басмача по такому маузеру, как у меня: это кроме винтовки, по двести патронов у каждого головореза, гранаты, английские «лимонки» с резным чугунным корпусом, каждая разрывалась. Только вооруженными до зубов осмеливались басмачи нападать на аилы, жечь, грабить и убивать.

Однажды отправились мы в Булалыкский сельсовет, что в двадцати километрах от Гульчи находится. Приехали. Собрал я в сельсовете ячейку. Председателя сельсовета, парторга, комсомольского вожака; создать надо, говорю им, легкий кавалерийский отряд, чтоб и самим жителям аила от басмачей отбиваться.

Записалось двадцать пять человек — немало.

— Дело сделано, — говорит председатель сельсовета, — обедать пошли.

А мне не до еды. Разобраться надо, что за люди попали в отряд. Остался я, документы изучаю — кто есть кто? Сижу один. Уж смеркаться стало. Вдруг стук в окошко.

— Заходи! — кричу.

Вскоре дверь приоткрылась, в кабинет несмело вошел парень. Красивый такой, стройный, а лицо у него то покраснеет от волнения, то побледнеет.

— Я в отряд хочу...

Взглянул я на парня повнимательнее — здоровый малый, смелый, видно, глаза блестят, такой не побоится пули, первый в схватку ринется. Только почему же нет его среди названных мне людей? Забыли про него? Не похоже. Но со всеми я уже повидался.

— Как зовут тебя?

— Джумалиев Абдулла...

— Комсомолец?

Потупился парень, голову опустил:

— Не приняли...

— Что так?

— Дядя мой у басмачей одиннадцать лет работает...

— Дядя?

Парень кивнул:

— Кузнец он... Его, говорят, насильно увезли... А меня в комсомол не принимают. Разве может быть в комсомоле родственник басмача? А я дядю и в глаза не видел, не знаю совсем.

— Дядю твоего как зовут?

— Дердеш-мерген зовут.

— Слышал. Знаю, что насильно бедняка в банду увезли. А сейчас где он?

— Люди говорят; будто где-то на нашей стороне прячется. А мать твердит — не может этого быть...

— Ты садись, садись, Абдулла. По порядку расскажи.

Парень неловко присел на край стула, совсем не привычной для него мебели, поерзал, устраиваясь.

— Так что же мать говорит?

— Моя мать и жена Дердеш-мергена не верят, будто он где-то здесь находится. Не хотят верить.

— Не хотят верить?

— Перешел бы он границу — обязательно появился бы дома. Сыновей увидеть постарался. Когда его утащили басмачи, не родились еще его сыновья. Совсем не видел он их. И если бы оказался в здешних краях, непременно пришел их проведать. Одиннадцать лет он в разлуке с родными. Вот поэтому моя мать и жена Дердеш-мергена не верят, будто он где-то здесь.

Глаза Абдуллы были чисты и ясны, не мог врать человек с таким взглядом. Много к тому времени довелось повидать мне разных людей, сотни пар глаз смотрели на меня, пытаясь прочитать по моему виду, верю я им или нет. Разные то были глаза и взгляды разные — узкие щелочки, утонувшие в жирных щеках; холодные и немигающие, словно змеиные; мутноватые от ненависти; тупые и испуганные — у обманутых и оболганных... Сколько глаз!

И еще: когда на карту поставлены жизнь и свобода, очень редко кто из людей может или умеет притворяться. А когда, где и у кого молодой парень, бедняк мог бы научиться так нагло лгать?

— Как же так получилось, что своего дядю ты не знаешь? — все-таки спросил я. — Когда его увезли, тебе шесть лет было...

— Мы с матерью уж потом помогать тетке приехали. Когда двойняшки уже родились. Вот жили и помогали...

— Чем же вы кормитесь?

— В колхозе работаем. Я после занятий в школе тоже в колхозе работаю. Куда пошлют, то и делаю. Говорят, хорошо делаю.

— А как ты учишься?

— Хорошо учусь. Мне двенадцать человек взрослых отстающих дали, поручили. Помогаю им ликвидировать неграмотность.

Признаться честно, тогда у меня никакой мысли не было, чтоб с помощью Абдуллы установить связь с Дердеш-мергеном, если он действительно перешел границу и находится на территории республики. Хотелось восстановить справедливость. Неправильно отнеслись к Абдулле односельчане. Ведь, можно сказать, на глазах у дехкан басмачи уволокли связанного Дердеш-мергена. Едва справился с ним десяток джигитов курбаши Джаныбека, под дулами маузеров угнали кузнеца, грозили прикончить беременную жену. И подмоги Дердеш-мергену ждать было неоткуда. Отряда-то самообороны в аиле не существовало.

В тот же вечер побеседовал я с коммунистами и комсомольцами села. Потом разобрался с делом Абдуллы в райкоме. Приняли Абдуллу в комсомол. А через две недели секретарь сельской ячейки ушел добровольцем в армию, молодежь избрала Абдуллу своим вожаком. И уж по традиции стал Абдулла командиром легкого кавалерийского отряда односельчан.

Сблизился я с парнем, нравился он день ото дня все больше, доверие к нему стало полным.

И постепенно созрела у меня мысль наладить связь с Дердеш-мергеном, проверить, что же это за человек — правая рука курбаши по оружейному делу. Смирился ли честный человек со своей судьбой пленника или источилась его совесть за одиннадцать лет жизни в холе и достатке, за пазухой у хитроумного Джаныбек-казы.

То, что сам Дердеш-мерген добровольно не явится с повинной, мне было ясно. Издай хоть десять законов, в которых будет сказано, что пришедшие с повинной будут помилованы, приведи десятки примеров, не убедишь, увидят в этом западню, ловушку.

С тем, кто не верит в человечность и благородство, нужно личное общение, нужен контакт. Только тогда услышанное от кого-то перестанет быть отвлеченностью, и то еще, может быть, не до конца и не сразу. А как установить контакт? Каким образом встретиться на равных с человеком, который считает себя преступником, а тебя судьей или еще хуже — врагом, от которого' его может избавить лишь твоя смерть? И все-таки связь с Дердеш-мергеном установить было необходимо, считая шансы «за» и «против» равными. В случае удачи торжествовала справедливость. А разве не за правду и лучшую жизнь для дехкан боролись мы? Стоило рисковать еще потому, что в случае успеха мы лишали одну из крупных банд возможности вести борьбу. Нищий Джаныбек-казы уже не курбаши. Вся сила его в том, что он может платить, давать оружие, кормить. Отними у него эту силу, и Джаныбек-казы не стоит и верблюжьего плевка.

Новых сведений о пребывании Дердеш-мергена в ущелье не поступало. Патрули не находили его следов. Будто призрак, а не человек обитал среди неприступных скал. А каждый прошедший день грозил одним — могло прийти сообщение, что Дердеш-мерген и Осман-Савай, выполнив поручение, возвратились за границу, и ставку казы, и принесли Джаныбеку деньги на покупку оружия. Тогда дехкане надолго потеряли бы покой от новых набегов басмачей, а мы, возможно, навсегда утратили возможность найти тайную сокровищницу курбаши. Кто помешал бы Джаныбеку разделаться с Дердеш-мергеном, решив, что тот слишком много знает?

Я отправился в Ош и доложил обо всем передуманном своему начальству. Товарищи согласились, что мне надо непременно увидеть Дердеша. Вернувшись в райцентр, принялся за дело.

Абдулла, которого я пригласил, не замедлил явиться на вызов. Он сел на табуретку верхом, словно в седло, а каблуками зацепился за планки внизу, будто ноги в стремена сунул:

— Слушаю вас, начальник.

Вынув из стола пиалы, я плеснул в них чаю, не наполнив и на четверть: то был и знак уважения к собеседнику, и своеобразный намек на то, что разговор предстоит не короткий. Таков в народе обычай — полную пиалу наливают гостю, от которого хотят поскорее избавиться: «Пей да проваливай!», а тому, кому рады, лишь плеснут, покрыв дно. И хитрая поговорка есть на этот счет: мудрость на дне пиалы. Наливая чай, задают и вопрос, а ты не торопись пить, но и не медли с ответом.