Елена Серебровская - Начало жизни

• Название: Начало жизни
• Автор: Елена Серебровская
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Детская проза
• Год: 1955

"Начало жизни" — первая книга трилогии "Маша Лоза". Формирование характера советской женщины — детство, юность, зрелость главной героини Маши Лозы — такова сюжетная канва трилогии. Двадцатые, тридцатые годы, годы Великой Отечественной войны — таков хронологический охват ее. Дружба, любовь, семья, чувства интернациональной солидарности советского человека, борьба с фашизмом — это далеко не все проблемы, которые затрагивает Е. П. Серебровская в своем произведении.

---

— Змея! — сказал вдруг изменившимся голосом Севочка, но не сделал ни шага назад: ему было интересно, как это она двигается без ног.

Маша взглянула и увидела плоскую головку с оранжевыми пятнами за ушами. Это был уж, папа учил не бояться таких змей.

— Не бойся, это уж. Мы его возьмем, — решила она и протянула руку к траве. Уж высунул раздвоенный, язычок и попытался нырнуть в траву, но Маша схватила его за спинку и подняла. Он был сильный и тугой, он извивался в руках, но девочка удержала его. Это был трофей: папа ужа́ не заказывал.

Они пришли домой довольные и усталые. Сева нес банку с тритонами и лягушками, Маша надела себе на шею ужа, вместо ожерелья, придерживая его рукой за горло, — ведь после головы сначала всё-таки шло горло, переходя неизвестно где в ужиное брюхо. И очень хотелось, чтобы ее увидели в этот момент соседские мальчишки. Но, как нарочно, мальчишек не было видно. Особенно огорчало, что не встретился соседский Колька. Надо было сбить его спесь, — он очень часто хвастался тем, что его папа — завканц. Кто такой «завканц» — Маша не знала и воображала, как и сам Колька, что это какая-нибудь важная власть. Колькин отец заведывал канцелярией.

В пышных листьях кустарника, среди оранжевых ягод боярышника высилась красная кирпичная ограда.

Если забраться на верхушку ограды и пойти по ней — увидишь всю жизнь зоотехникума. Ограда тянулась вдоль свинарника, где могучие с крохотными глазами свиньи мели ушами землю, а студенты купали их, поливая из лейки; мимо молочной фермы, где за загородками стояли коровы, — белоносые швицы и рыжие «немки», — это комиссар закупил их где-то в западном районе, привез сюда и стал улучшать породу. Ограда шла мимо студенческой кухни, возле которой было свалено огромное количество выкорчеванных пней, похожих на спрутов с обрубленными щупальцами. Дежурные студенты-истопники распиливали пни и раскалывали их на поленья. Дежурные студенты-повара в белых передниках и колпаках выходили на воздух подышать, — в кухне было жарко. Ограда шла мимо пожарной части, и однажды дети видели ученья студентов-пожарников: папин ученик Ильченко в медной каске и брезентовом костюме сидел на крыше сарай и старательно поливал из шланга условно горевшую крышу. Они играли в пожар, Маша поняла сразу.

Дальше ограда шла садом, шла мимо сараев и складов и ступенчато опускалась вдоль леса вниз, к реке. Здесь Маша увидела сверху две лисьих норы. Она проболталась соседским мальчишкой, и вскоре Колька поймал лисенка и привязал его у себя за сараем. Лисенок был жалкий, тощий, облезлый, он с ненавистью и страхом скалился на подходивших людей. Колька кормил его остатками супа, и лисенок сдох бы в своей вонючей загородке, если б веревка, которой он был привязан, не оказалась гнилой. Как-то ночью он убежал с веревкой на шее, и Маша вздохнула с облегчением, узнав об этом.

Однажды к вечеру отец вернулся расстроенный. Он закрыл от детей дверь, обедал вдвоем с матерью и о чем-то возбужденно рассказывал ей.

В квартиру постучали. Вошли двое студентов — Колесников и Ильченко. Вид у них был живописный: закатанные по колена штаны, босиком, за плечами ружья. У Колесникова в руке была банка с водорослями. Ильченко держал на весу двух убитых куликов. Лица студентов были счастливыми.

— Профессор… Извиняемся, что на квартиру… Вы вчера говорили, надо бы кулика для занятия, — вот… Имеется. И водоросли. Примите.

Отец довольно улыбнулся.

— За кулика спасибо, и за растения. Рад, что вас увлекает наука. Сегодня я экзамены принимал, а когда же вы придете сдавать? Завтра?

— Мы завтра придем сдавать.

— Ну-ну!

Студенты вышли, оставив куликов и стеклянную банку. У дома они столкнулись с кем-то и тотчас ввязались в спор. Послышались громкие голоса:

—…Срывает подготовку специалистов! Контра!

— Вам не специалистов надо, а списки окончивших техникум.

— Надо знать, кого можно резать на экзаменах, а кого нет!

Заслышав шум голосов, отец вышел и открыл дверь на улицу. В дверях стояли двое из администрации зоотехникума и комиссар.

— Мы к вам, профессор, — сказал директор зоотехникума значительно. — Дело до вас есть.

— Входите, товарищи, — пригласил отец.

Все вошли и расселись в комнате отца.

— Не ждали мы от вас, Борис Петрович, такого… — начал директор. — Вы же срываете подготовку специалистов сельского хозяйства.

— Двенадцать неудов наставили, — наставительно сказал комиссар. — И кому? По большей части, коммунистам. Лучшим студентам, которые кровью своей заслужили право учиться.

— Неуды поставил лентяям. У меня есть и коммунисты-отличники, — возразил отец.

— И даже секретарю партийной ячейки неуд. Мы считали вас за честного молодого спеца… — добавил заместитель директора.

— Но он ничего не знает, ваш секретарь ячейки! Он не мог мне ответить, кто такой Дарвин!

— Как спросить… Другие профессоры так не делают. Другие поощряют стремление народа к науке.

Отец покраснел до корней волос. В таком волнении Маша его не видела.

— Саботажники они, ваши другие! — закричал он, встав с места. — Я взялся вырастить советских специалистов, и выращу. А эти «другие» секретарю комячейки и без экзамена готовы поставить отлично! А для меня он студент. Завтра его поставят зоотехником совхоза, — он же весь скот перепортит! Спецы. Надо бы посерьезней разобраться в спецах, прежде чем обвинять!

— Чего вы, собственно, раскричались? — лениво спросил заместитель директора.

Комиссар задумался. Он не ждал такой страсти. Старые специалисты разговаривали с ним дипломатично, не обнаруживая своих подлинных чувств, не забывая, что перед ними комиссар. А этот беспартийный профессор горячится, как на собрании.

— А вы зря не волнуйтесь, Борис Петрович, — продолжал примиряющим тоном заместитель директора. — Всё исправимо, мы обо всем договоримся. Не будьте так уж придирчивы, ведь студенты ваши — от сохи… Ну, поставили неуд двоим-троим, и хватит. А секретарю неудобно. Он же на виду. Авторитет потеряет… Мы только тут, в техникуме, за них отвечаем. А как они после выпуска работать будут, — это уж спросят с других. Практика поможет подтянуться.

— Я советскую власть не обманывал и не стану обманывать, — твердо сказал отец. — Отметки выставил по заслугам. Пусть готовятся — переэкзаменую. Но я не гарантирую, что неудов станет меньше. А насчет авторитета — не согласен. Может, в политике секретарь и сильней меня, но как студент… — он покачал головой.

— Авторитет горбом добывается, — неторопливо сказал комиссар. — Это верно, еще Ленин сказал недавно: учиться, учиться и учиться…

— Я не читал речи Ленина, но совершенно с ним согласен: сейчас советским людям надо учиться, а не скидки просить. Что нам, на иностранных спецов рассчитывать, что ли?

Комиссар улыбнулся — ему было приятно, что молодой профессор думает о будущем, понимает свою задачу. Вслух же он сказал:

— Напрасно Ленина не читали. Зашли бы, взяли у меня газету с его речью и кое-какие книжки. Вам без политграмоты не обойтись. Насчет отметок вы убедили меня. Устроим для них лишние консультации, поможем.

Они попрощались и вышли.

— Чёртовы спецы! — послышался со двора голос заместителя директора. — Учить их надо — мелкая буржуазия!

— И у них кой-чему учиться тоже надо, — бросил комиссар заместителю директора. — Тебе бы только тишь да гладь, да божья благодать, сверху порядок, а что внутри — не важно. Видывал я профессоров: редиска — сверху красные, а внутри белые. А этот не подхалим, он работник будет у советской власти.

Глава тринадцатая

Маша любила уходить за черту красной кирпичной ограды, окружавшей техникум с его жилыми постройками и службами. Справа за оградой расстилались луга и поля, слева темнел лес. Зеленый луг простерся до горизонта, на лугу стояли четыре огромных квадратных стога сена: на них невозможно было взобраться, так круто были стога наметаны. А еще правее, за круглым холмом желтели поля, где сейчас шла уборка пшеницы и жита. Здесь тоже работали студенты.