Эндрю Клейвен - По ту сторону смерти

• Название: По ту сторону смерти
• Автор: Эндрю Клейвен
• Издательство: ACT
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 1999
• ISBN: 5-237-01948-X

Берегитесь — ибо зло придет, как то было предсказано! И было так: алхимики, открывшие секрет вечной жизни в таинственном Синем камне, оставили память о тайне бессмертия в одной-единственной рукописи… И случилось так: утраченный, казалось бы, навеки путь к созданию Синего камня зашифрован в церковном триптихе… И происходит так: великий в могуществе посланник Тьмы, что продлевает свою жизнь смертью своих детей, ищет разгадку тайны бессмертия… И будет так: на пути служителя Мрака встанут трое, кому ведома истина. Бойтесь — ибо грядет день битвы!

---

Взгляду ее предстала потайная комната. Там стоял… обагренный кровью… ее отец.

— Папа, ты убийца? — вскричала она.

— Боюсь, что да, — хриплым шепотом ответил он.

Разумеется, это был всего лишь один из ее кошмаров. Но ей все равно было страшно, и, проснувшись, она никак не могла отогнать тягостные мысли. «Я куплю «Волхвов», — сказал он в саду, — …за любые деньги».

София села в кровати. С портрета мать смотрела на нее нежным, любящим взглядом. Софии хотелось стереть из памяти все: кошмар, глупые воспоминания. Поджав под себя ноги, она оперлась локтями о колени и уткнулась в ладони лицом.

Тот, кто купит картину, тот и убил меня. Джон Бремер взирал на нее пустыми, залитыми кровью глазницами. Четверо из них мертвы. Он — это Дьявол из Преисподней. Он купит, я знаю, он заплатит любые деньги. София, тот, кто купит «Волхвов»…

София до боли прикусила губу.

Я куплю «Волхвов»… за любые деньги.

Больше всего ее удивляло собственное спокойствие.

7

Решившись наконец на отчаянный шаг — попытаться завязать знакомство с Софией, — Ричард Шторм накануне, чтобы собрать все силы, занимался медитацией наедине с портретом Джона Уэйна[20].

Фотографию с автографом легендарной кинозвезды он хранил как реликвию. В рамке, под стеклом, обернутый противоударной полиэтиленовой пленкой, портрет был спрятан в кейсе, который стоял в чулане. Шторм жил в квартире гостиничного типа с обслуживанием — аляповатые желтые обои «под мрамор», пошлые репродукции с букетами под потускневшим от времени стеклом, зеркало в раме с облупившейся позолотой, все это явно не стоило тех денег, которые ему приходилось платить.

Шторм сидел на скрипучем стуле за хлипким складным столиком, на котором лежала фотография, пил жидкий кофе и закусывал безвкусным диетическим сандвичем — отвратительная британская бурда из креветок, персиков и укропной горчицы, — купленным в аптеке Бута[21], а в перерывах между жеванием и глотанием дышал по индуистскому методу пранапатишты, которому его обучила в Биг-Сур одна хорошенькая блондинка. Она сказала, что это помогает вдохнуть жизнь в зримый образ кумира.

На фотографии Дьюк был запечатлен в полный рост, лукаво улыбающимся из-под полей потрепанного стетсона, с винчестером в руке. Это был рекламный кадр из «Хондо», фильма, который так любил Ричард Шторм: по ходу действия из-за горизонта появлялся странствующий ковбой и спасал женщину с ребенком. Шторм получил фотографию в девять лет, но она выглядела как новенькая.

Шторм считал Уэйна своим крестным отцом. Ведь фамилией он был обязан именно ему. Отец Шторма, Джек Моргенштерн, в конце сороковых оставил принадлежавшую семье галантерейную лавку в Бруклине и подался на Западное побережье. В Голливуде Моргенштерна — очевидно, за его природное обаяние — сократили до Штерна[22]. В титрах к фильмам, где он появлялся в эпизодических ролях — гангстера, официанта-латиноса, торговца попкорном из «Незнакомцев в поезде», орущего: «Не проходите мимо!» — уже значилось: Джек Штерн. Наконец удача улыбнулась ему. Получив роль Кейда в фильме «Хондо», он отправился на съемки в богом забытое мексиканское захолустье.

Дьюку новичка представил Джеймс Арнесс, еще одна знаменитость, занятая в фильме. Это произошло на съемочной площадке, в пыли, среди кактусов, камер и холщовых шезлонгов. Уэйн — находившийся в ту пору в средней стадии скандального бракоразводного процесса, — в облачении индейца-разведчика, стоял в окружении мокрых от пота гримеров и помощников режиссера. Когда Арнесс окликнул его, он подошел к ним фирменной «уэйновской» походкой, вальяжной и вместе с тем какой-то легкой, танцующей, скользнул фирменным «уэйновским» взглядом по далекой линии горизонта и добродушно протянул руку, которую отец Шторма с подобострастием пожал.

— Дьюк, познакомься, это Джек Штерн, — сказал Арнесс.

Уэйн оценивающе посмотрел на молодого актера и с интонацией, выдававшей уроженца Среднего Запада, произнес:

— Тебе больше подходит Шторм.

Так Джек Штерн стал Джеком Штормом. Под этим именем он появился в «Хондо», и в «Рио-Гранде», и во всех следующих фильмах с его участием.

Потом было многое другое — жесты, мимика, выражения. Ричард Шторм унаследовал их от Джона Уэйна через своего отца, который до конца своих дней старался подражать великому Дьюку. И была еще эта фотография, которую Дьюк подарил Ричарду на его девятый день рождения. Дарственная надпись гласила:

Дорогой Рик, живи честно, стреляй метко, ходи с высоко поднятой головой — с днем рождения. Твой друг, Джон Уэйн

Ну хорошо, черт с ней, с «меткой стрельбой» — было не совсем понятно, что подразумевается под самой стрельбой в современном контексте, — но в остальном напутствие звучало совершенно недвусмысленно, и теперь, много лет спустя. Шторм особенно отчетливо ощущал его бремя. Он понимал, что после развода жил не очень честно, не смея поднять голову. То наркотики, то женщины, с которыми он вел себя низко и недостойно. Сомнительные сделки, из-за которых он терял друзей. У него даже появилось любимое выражение: «Я не только плаваю с акулами, но и сплю с пираньями». Большой человек, нечего сказать. В последнее время он ничего подобного не говорил.

Потому что расплата не заставила себя долго ждать. Шторм отлично помнил то страшное сентябрьское утро. За несколько дней до этого он в кокаиновом угаре кувыркался в постели с какой-то бабой, которая надеялась получить у него работу. Неловко перевернувшись, он упал с кровати и раскроил башку, ударившись об угол видеомагнитофона. Отлежавшись в больнице «Сидарз-Синай», он — с перевязанной головой, серый, как привидение, — отправился в Уэствуд, где в кинотеатре Манна должна была состояться премьера его нового фильма «Адское пламя». Выйдя из машины, он остановился перед гигантским рекламным щитом. Циклопическая, размером с двухэтажный дом, фигура Джека Николсона в океане огня, который, казалось, вот-вот сожрет и его, и сам щит. И надпись огромными шестифутовыми буквами:

ПРОДЮСЕР РИЧАРД ШТОРМ

И тут до него впервые дошло, что все это исчезнет. Не только рекламный щит, не только надпись на нем, не только успех и признание. Исчезнет он сам, исчезнет Джек Николсон, исчезнут зрители. Не будет уэствудского кинотеатра, не будет Уэствуда; не будет панорамы прокопченной котловины Лос-Анджелеса с его фривеями, виллами и трущобами — все уничтожат землетрясения и поглотят воды океана. Пройдут тысячелетия, и сама Америка падет, как пал Рим. Шторм отчетливо видел: тараканы, как археологи, роются в руинах Диснейленда; зеленые коровы, результат мутации яблонной тли, пасутся в парках Сент-Луиса: Чарлтон Хестон[23] толчет песок рядом с поверженной статуей Свободы. Воображение с легкостью рисовало одну апокалиптическую картину за другой.

А что останется от него? Мать с отцом в могиле. Ни детей, ни друзей, ни близких. У него нет даже дома — стерва жена позаботилась и об этом. В голове не осталось даже строчки стихов. Один. Один как перст.

Шторм поставил на стол кружку с кофе. Сморгнул набежавшую слезу, чтобы не ронять себя в глазах Дьюка. «Живи честно, стреляй метко, ходи с высоко поднятой головой». Пора. Завтра, когда он встретится с Софией Эндеринг, он будет держать в памяти слова Харпер Олбрайт:

«…если у нее и есть сердце, то она держит его на замке. Но мне сдается, что если когда-нибудь она сбросит маску неприступности, перед тобой окажется создание столь же хрупкое, сколь и драгоценное».

Эти слова лишь укрепляли Шторма во мнении, что любовь для него табу. Секс, флирт, нежность — все для него табу, потому что он никогда не сможет защитить женщину от чудовищных последствий. Он только хочет выяснить, действительно ли София видела призрак Белхемского аббатства. Вот и все. У него к ней сугубо метафизический интерес. Возможно, ему будет непросто побороть искушение, но это уже не важно.

Он встал. Пара глаз — лукаво улыбающихся из-под полей стетсона — пристально наблюдала за ним. Он чувствовал себя отлично. Он чувствовал себя сильным — готовым к встрече с Софией Эндеринг. Медитация прошла успешно, он обрел истину, которую искал:

Если ты мужчина, то будь мужчиной.

8

Но Боже, до чего же она красива! Стоило ему увидеть ее, как от его решимости не осталось и следа. Это было на следующее утро. Шторм уже битый час слонялся у «Галереи Эндеринг», притворяясь, что рассматривает рубашки, вывешенные в витрине магазинчика на противоположной стороне улицы. Он понятия не имел, что это за магазин, и его совершенно не интересовали эти рубашки. Просто он никак не мог придумать подходящего повода подойти к ней.

Он слабо представлял себе техническую сторону вопроса. Как вести себя с ней? Как ни в чем не бывало? Запанибрата? Или может быть, принять подобострастную мину? По-видимому, у нее и впрямь имелся внушительный арсенал средств против тех, кто пытался вторгнуться в ее частную жизнь, коль скоро она — со своим каменным сердцем — была способна испепелить мужчину одним взглядом. Шторм не имел права на ошибку.