Ольга Онойко - Лётчик и девушка

• Название: Лётчик и девушка
• Автор: Ольга Онойко
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2010

О загадках мира, где всё иное. Лётчик не ищет ответов, он просто идёт к цели. Ответы приходят сами — или не приходят.

---

Она спускалась всё ниже и достигла наконец бледной поверхности, напоминавшей поверхность воды. Это была тоска — жгучая тоска одиночества, мучившая Кирюшу. Такая же тоска жила в сердце Лизы. Сердце её отозвалось эхом, она зажмурилась и беззвучно вздохнула.

«Лиза!» — мысленно позвала Ма.

«Я в порядке, — ответила Лиза, — можно начинать».

Ма кивнула.

— Давайте немного отвлечёмся, — сказала она клиенту.

Кирилл Вадимыч покорно кивнул.

«Мы ни разу не говорили с ним о женщинах и об одиночестве, — подумала Лиза, — странно это». Они тратили часы и часы на анализ его отношений с матерью — тяжёлых, страшных, ещё более мрачных, чем у Лизы, но дальше не шли. «Может быть, сегодня, — думала Лиза. — Ма что-то задумала». Пока что Марта Андреевна спрашивала, Кирилл Вадимыч отвечал: всё шло как обычно.

— Расскажите, как вы представляете себе свой дом, — вдруг попросила Ма.

— Квартиру? — рассеянно сказал Кирилл Вадимыч. — Ну, мы живём в двухкомнатной…

— Нет. Идеальный дом. Воображаемый дом, в котором вам хорошо и спокойно. — Ма поглядела на него и уточнила: — Необязательно настоящий.

Кирилл Вадимыч снова кивнул, лицо его выразило облегчение.

Он подумал, помялся и стал описывать дом на дереве — то ли волшебный, то ли игрушечный детский домик. Из жёлтых струганных досок, с двускатной крышей. Ма кивала, чуть улыбалась, задавала наводящие вопросы, и он разговорился. «Туда можно забраться только по веревочной лестнице, — говорил он, — а потом втянуть её наверх… На окошках резные наличники, а внутри пахнет деревом. Из окошек далеко видно…»

«Труднодостижимое, — отметила Лиза, — воображаемое, неустойчивое, необычное, в то же время инфантильное».

«Не думай! — пришло ей от Марты Андреевны. — Чувствуй!»

Лиза покраснела от неловкости и послушно почувствовала.

«Дом на дереве, — почувствовала она, — это то, что отвлекает. Он украшение. Он иллюзия. Он ненастоящий».

И глаза Марты Андреевны сузились.

— Это ваш дом? — вслух, громко и напористо спросила она. — На дереве действительно ваш дом?

— Да.

— Опишите само дерево. Какое оно?

— Большое… огромное. С толстым стволом. Раскидистое. Кора бугристая. Корни… узловатые. Это очень большое дерево…

Ма помолчала.

— Может быть, на самом деле ваш дом — дерево? — спросила она.

…И началось.

Лиза видела это много раз, но всё равно мурашки побежали у неё по спине. Ма наконец попала в точку, добралась до истины. И совсем не весело оттого стало клиенту.

Кирилл Вадимыч рассказывал — частил, торопился, захлёбывался словами — рассказывал, как жил ребёнком на даче, как ходил хвостом за большими мальчишками. Большие, они взяли у кошки новорожденных котят и закопали котят под этим деревом, живых, пищащих, тёплых, слепых, просто так, от скуки. Сначала он смотрел, не в силах двинуться с места, и ему вроде как тоже было интересно. Потом стало страшно.

Лиза видела всё это — заново происходящим в его памяти. Ей тоже стало отчаянно жалко котят и страшно от близкого убийства. «Лиза!» — точно ветром принесло от Марты Андреевны, и она, спохватившись, вернулась к чувствам Кирюши. Нужно было смотреть пристальней. «Там что-то другое, — ощутила она. — Не только любопытство и желание стать взрослым. Совсем нет куража. Там…»

— Ты хотел спасти котят? — внятно спросила Ма. Незаметно и мгновенно она перешла на «ты».

— Да, — ответил Кирилл Вадимыч.

— Но тебе не дали.

— Я ничего не сделал. Я стоял…

— Ты боялся? Ты боялся больших мальчишек?

— Да…

— Что было потом? Они ушли?

— Да…

— Что ты сделал?

— Я стоял… стоял… потом пошёл домой… я испугался…

Ма умолкла. Лобастое, львицыно лицо её опустилось к сложенным на столе рукам.

— Вот в чём дело, — глухо сказала она. — Там, вместе с котятами, они закопали твою смелость. Твоё мужество.

Лиза глубоко вдохнула и прикоснулась затылком к стене. У неё немного кружилась голова. А клиента трясло мелкой дрожью: слёзы текли по толстым щекам из зажмуренных глаз.

И Ма прогремела:

— Ты должен вернуть своё мужество. Ты должен вернуться туда и выкопать его.

Повисло молчание. Стало слышно, как гудят лампы. Кирилл Вадимыч набрал воздуху в грудь, но долго не решался заговорить.

«Ну!» — изобразили губы Ма.

— Там… — он болезненно покривился, — там котята. Мёртвые. С червями…

Ма прикрыла глаза.

— Котята умерли, — сказала она, и над головами их, под высоким, белым потолком кабинета птицей промелькнула печаль, но немедля исчезла, когда голос Ма стал твёрдым: — Дерево выпило соки их тел, а остальное забрали насекомые и цветы. Но мужество нетленно и несокрушимо! Оно всё ещё там. Ты должен его вернуть. Ты сейчас в том времени, у дачи, возле дерева?

— Да…

— Возьми лопату.

«Лиза!» — снова накрыл неслышимый голос Ма. Лиза вздрогнула. Миг спустя, сосредоточившись, она вновь нырнула в пространство сознания, в жаркую, дрожащую картину памяти — и протянула мальчику Кирюше лопату. Кирилл Вадимович взял её и вонзил в чёрную землю у корней.

Вначале ему казалось, что его мужество — серебряный меч. Но вышло проще. Это была палка, увесистая серебряная палка вроде лома. Очистив её от комьев и рассмотрев, он улыбнулся. Всё было правильно. Лиза тоже чувствовала, что всё правильно. Его собственная палка, родная, была лучше и красивей, чем любые мечи. Она сама ложилась в руки… она втекала в руки сквозь кожу, поднималась по артериям серебряной кровью, распространялась в теле, даруя незнакомую прежде твёрдость. Кирюша глубоко вздохнул: ему наконец стало спокойно.

— Вот, — удовлетворённо сказала Ма, когда он открыл глаза. — Сегодня хорошо поработали.

Кирилл Вадимыч сиял. Он порывисто встал с кресла и стал горячо благодарить Ма. Та только качала головой, улыбаясь. Она видела, и Лиза видела, и сам Кирилл Вадимыч понимал: что-то переменилось к лучшему. Осанка его стала другой, спина распрямилась. Спустя тридцать лет серебряная палка заняла, наконец, законное место в его теле… «Это ещё не всё, — говорила Ма, — мы будем работать дальше», — и он часто кивал, а потом кинулся к её столу и неуклюже пожал ей руку.

— Ну, с почином нас, — с усмешкой сказала Ма, когда счастливый клиент ушёл.

Она уже отворила окно, уселась на подоконник и успела раскурить сигарету — так быстро, что Лиза даже не заметила. Лиза поколебалась, не посмотреть ли ей укоризненно, но не стала. Марту Андреевну так воодушевила победа. Не хотелось её расстраивать.

— Дальше будет лучше, — продолжала Ма. — Тридцать девять лет… да он ещё внуков понянчит. Ну что, Лизка, чай пить будем или сразу к делу? Ты как?

Лиза закрыла глаза и потёрла виски. Очень хотелось сразу приступить к делу, но путешествие в чужое прошлое вымотало её. Сил не было.

— Ма, — смущённо попросила она, — давай ещё чаю…

— Ох ты, — проворчала Ма, ловко пробираясь к чайнику, — что ж ты, Лизка, опять себя не жалеешь… Вроде разобрались же с этим. А ты рецидивистка. Что-то это значит. Что-то важное тут зарыто. Лиз, что ты там держишь, а?…

Лиза медленно прошла к клиентскому креслу и села.

За окнами смерклось, близилась ночь. На сегодня Кирилл Вадимыч был последним клиентом. Наступила очередь Лизы.

…Лиза не может произнести слово «мама». Это плохое слово. Это слово гонит, кричит, унижает. Это слово говорит: «Внешность у тебя на любителя». Это слово говорит: «Ты неряха», «Ты бездельница и лентяйка». Это слово говорит: «Не бывает никаких друзей. Не верь людям. Люди используют тебя. Только я тебя никогда не предам, поняла?», — а потом говорит: «Да кому ты нужна такая!» Ещё это слово говорит, что женщина должна продать себя как можно дороже, и утверждает, что так сказал Лев Толстой. Лиза ненавидит Льва Толстого.

Когда Лиза плачет, это слово раздражается. Когда Лиза улыбается — это слово недовольно и требует ответить, что у неё может быть весёлого. Когда Лиза замирает, застывает, становится как манекен, ничего не чувствует, не думает, почти не дышит, только делает всё, что велят, — это слово злится и говорит: «Родила дочь! Бревно бесчувственное».

На самом деле это даже к лучшему: то, что у Лизы нет слова «мама». Она ни с кем не перепутает Ма.

И ещё кое-что: не может стать медиумом тот, кого в детстве хоть кто-то любил.

Так странно устроен этот печальный дар — умение видеть чужие мысли и испытывать чувства, способность входить в чужие внутренние миры. Если малышу есть, на кого положиться, если он знает, что его защитят и поддержат, не ждёт ежеминутно окрика и пинка, если он счастлив, — он никогда не узнает, каково это. Зачем счастливому человеку становиться тонкой мембраной, тугой струной? Оставаться человеком куда приятней.

Многим способности медиумов кажутся чудесными. Медиумам завидуют, их боятся, мечтают иметь такую же власть. Лиза неизменно удивлялась, когда слышала о таком, хотя удивляться было, в сущности, нечему: люди часто хотят получить результат, не прикладывая усилий.