Газета День Литературы - Газета День Литературы # 169 (2010 9)

• Название: Газета День Литературы # 169 (2010 9)
• Автор: Газета День Литературы
• Жанр: Публицистика

---

Рефлексирующий лирический герой Шемшученко ждёт "своего приговора на сатанинском пиру", но не теряет надежды на спасение: "Я с ним. Я русский. Я внезапно смертен. Он милостив. И Он меня спасёт". Последняя книга стихов пронизана грустью, неуверенностью, болью одиночества, тоски и безнадёжным стремлением вырваться оттуда:

В этом городе улицы в храм не приводят.

Да и храмов самих в этом городе нет.

Или:

Скрипит на ветру одинокая ель

И гнётся и помощи просит.

Заносит меня в Петербурге метель,

Заносит, заносит, заносит.

Такие стихи не могут оставить читателя равнодушным, они глубоко проникают в душу, до самого сердца, и к ним в полной мере можно отнести слова Ирины Одоевцевой о Георгии Иванове "всё значительное в лирической поэзии пронизано лучами вековой грусти, грусти-тревоги или грусти-покоя – всё равно. "Весёленьких" великих лирических произведений не бывало. (…) И разве может быть иначе, если самое имя этой божественной грусти – лиризм".

А за окном такая жизнь,

Что впору изойти стихами!

А по-иному всё сложись,

Тогда хоть под трамвай ложись,

Себя узнав в грядущем Хаме.

Нет, что-что, а автору этих лирических стихов не грозит узнать себя в "грядущем Хаме", хотя отнюдь не всегда поэт предаётся божественному лиризму, его острый взгляд видит и обличает иное: "Вокруг Гоморра и Содом", и возмущается: "Удача рядышком прошла – Не укусила, сволочь сытая".

Но во всех житейских коллизиях поэт всегда остаётся поэтом. И, пожалуй, программным стихотворением сборника следует назвать "Мысль превращается в слова".

Мысль превращается в слова,

Когда, безумием объятый,

Ты слышишь, как растёт трава

Из глаз единственного брата.

...................................................

Мысль превращается в слова,

Когда лишь пыль в пустой котомке,

Когда идёшь по самой кромке,

Мысль превращается в слова.

Можно, а с моей точки зрения, и нужно, не соглашаться с богоискательскими стихами Владимира Шемшученко, иногда вспоминая всё-таки, что мы живём не в средневековье, а в космическом XXI веке:

Молись и себя не жалей –

От безбожных отцов

Не рождаются русские дети.

Не могу согласиться с поэтом: рождались, рождаются и, надеясь, будут рождаться, неся народу просвещение, а не мракобесие.

Можно, читая этот сборник, выискивать какие-то аналогии, то с Есениным, то порой даже с поэтами почвенниками, а в где-то и с великим Маяковским. Этим пусть займутся литературоведы. Для меня ипостась Владимира Шемшученко – это тонкий, трепещущий лиризм, это сомнения, непрерывное самокопание в глубинах души в поисках своего я, вплоть до самоедства. И вряд ли Шемшученко может претендовать на "почётный титул" "Короля поэтов", хотя признали-таки его на Всероссийском турнире в Литературном музее Игоря Северянина – "Королём поэтов".

Вадим КОВДА САТАНИНСКАЯ СУШЬ

САТАНИНСКАЯ СУШЬ

– 1 –

Что это? Что это с нами?!

Пытка для тел и для душ!

Нам не вулкан, не цунами –

нам сатанинская сушь.

Вдруг полстраны полыхнуло.

Вдруг задымили торфы.

Словно войною дохнуло

горькое небо Москвы.

Мы на горе всем буржуям

мировой пожар раздуем!

Завели себе буржуев –

и пожар раздулся, х...в.

Блеск и шипенье пожара...

Знаем, за что эта кара.

Зарево. Сдавленный крик…

Хуже ночного кошмара

чёрный, сгоревший старик.

Здесь, в дебрях третьего Рима,

будем расчётливо тлеть…

Вспыхнуть нам неотвратимо

иль до конца прогореть?

Всё как в Священном Писанье,

так вот пронять до крови,

может, под силу восстанью,

или великой любви…

– 2 –

Слёзы глаза оросили.

И замечаешь верней:

вот он паралич России,

Родины милой моей.

Вот она, наша погибель,

пытка для тел и для душ –

пламени алая кипень,

и сатанинская сушь.

Сколько душили, грозили

пьянство, мздоимство и ложь…

Что ж ты, старуха-Россия,

всё на коленях ползёшь.

Плат, расписной и узорный,

сорван, отброшен, истлел…

Взор твой, прямой, непокорный,

выцвел, увял, закосел...

Чей это замысел в силе?

Кто это рвётся опять

смять и прикончить Россию,

выжечь её и разъять?

Смрад. Задыхается город…

Господи! Не угрожай!

Вновь подбирается голод,

засуха, неурожай.

Путин болтает натужно.

Гарь, клочья пламени, дым...

Нам провианта не нужно.

Мы здесь друг друга едим.

СМЫЧКА ПОКОЛЕНИЙ

Ящик врёт и поёт,

и острит и хохочет бессонно.

Время катит вперёд.

Вот уж Басков противней Кобзона!

Златокудрый такой,

как Есенин, красивый и стройный,

стал русак молодой,

как жопастый гусак бронебойный.

Так же к славе привык

и к деньжищам… А станет лысее –

вынет светлый парик.

И опять не уступит еврею.

Умудрён, закалён…

В меру пошл, и корыстен, и ветрен…

Но дублёный Кобзон

криминален, а этот – припедрен?

***

Остался жизни малый срок,

остался стыд, остался шок,

когда признал оцепенело,

что делал очень хорошо

то, что вообще не надо делать.

ПО ДОРОГЕ

Леса, озёра, сизые стога

да редкие в тумане полустанки…

А если встанем, слышатся тогда

распевшиеся птицы спозаранку.

Я долго и бессмысленно смотрю

на ниву, луг и медленную реку…

Мне хорошо!.. Спасибо сентябрю

и моему болезненному веку.

Всё ж дали мне увидеть, ощутить

не только ложь, да ужас вездесущий.

Ешё не прервалась живая нить.

Ещё не всё нам удалось убить.

Посмотрим, что оставит век грядущий.

***

Да! – Не Христос я...

Но и не Иуда!...

Когда я весь когда-нибудь умру,

меня, конечно, скоро позабудут...

И ладно! И не нужен мне никто...

Пускай друзья – пропойцы, бедолаги,

возьмут пиджак, ботинки и пальто...

Глупцы! Куда ценней мои бумаги!

***