Екатерина Соловьёва - Хронофаги

• Название: Хронофаги
• Автор: Екатерина Соловьёва
• Жанр: Фэнтези

Время — это кольцо. Время — это жизнь. И пожирать его, значит пожирать самого себя… Чтобы понять это, Бертрану нужно вернуться на несколько сот лет назад, Иветте вспомнить то, что забыто, Валентину — найти и потерять то, что искал всю жизнь…

---

— Где лучшие девчонки?

У нас в клубе!

Где лучшие девчонки?

У нас в клубе!

Парень лениво вытащил здоровенный мобильник, сонно зевнул и ответил:

— Алё, чувачок… Не, пошёл ты… Ха-ха… Не, я её завалил, ага… Ну, как… Пелотка… Вот те фак!.. хааааа!.. чмо, вафел… Предки?..

Валентин с удовольствием отметил, что мажор не видит его в утреннем сумраке. Он вдруг вспомнил, как в детстве часто мечтал, как встретит своего отца на улице, приведёт домой и спросит мать, что они оба ей сделали. Позже это переросло в желание жестоко избить старого подонка, из-за которого Валентин терпел всю жизнь обиды и побои. В бытность Валетом мужчина порой спьяну бродил по улицам и, встретив, как ему казалось, "папашу", беспощадно молотил и пинал несчастного по почкам до потери сознания, приговаривая:

— На, на, получи! На, говнюк! Подарочек от сыночка! Нна!

Мать никогда не рассказывала о нём. Из ругани было понятно, что когда-то он бросил её, а если бы не родился Валентин, такого бы не случилось, и жили бы все припеваючи. А ещё: что он и отец очень похожи. Вот только чем?

— Лошаааара, — радостно протянул мажор, — мне предок последнюю модель отвалит, и в Ебипет на две недели… Может, и с чиксами…

Валентин почувствовал, как скрипнули от злости зубы, и хищно ухмыльнулся. Красивым щелчком он отбросил сигарету, крупно шагнул, быстро схватил поводок и резко сдавил им шею жертвы. Подросток захрипел, отчаянно хватаясь за удавку, мобильник выпал и разлетелся на три части. Псина было затявкала, вор с силой пнул её и она, жалко взвизгнув, отлетела.

Валентина это позабавило, он низко рассмеялся в ухо парню:

— Что, сучонок, херово без папаши-то, а?

Месть сладко ползла по мышцам. Ощущение всевластья захлёстывало мозги не хуже спиртового дурмана. Он уже хотел давануть напоследок, чтобы щенок потерял сознание и "поделился" наличкой, как вдруг ощутил сзади тяжёлый удар в затылок. Голова вспухла колокольным звоном и огромным белым шаром, полным лекарственной горечи, тело послушно обмякло и завалилось набок. Улица перевернулась, как в калейдоскопе, рассыпавшись угловатым набором линий и глубоких дыр в тротуарной плитке. Потом были пинки, жестокие удары по почкам, рёбрам, лицу. Каким-то чудом на этот раз не задели нос.

"Почему они всегда бьют по почкам?" — равнодушно думал он, машинально прикрываясь руками.

— Ублюдок, ты хоть знаешь, чьего сына тронул? — харкнул в темя кто-то сверху. — В Таналку поплывёшь рыб кормить, понял?!

— Профессор… — прошептал Валентин разбитыми губами, — мне надо к Профессору… Он знает…

Побои прекратились. Над ним совещались трое, изредка награждая пинком в бок или горячим пеплом сигареты. Вор придушенно кашлял и разглядывал улицу в кровавых потёках.

— …он бы знал, что это Колябин сын.

— Профессор сам недавно поднялся, этот мог и не в курсах быть. Мож, это евонный крендель. В чужую хату полез, делов не знал.

— Да ты сам глянь, Булыга! Как учить начали, сразу Профессора вспомнил!

— Ну, тя, Жбан, "учить-учить". Профессор сердце за три шага вырывает, а я только-только хату в Семёновом забубенил. Башку свернуть да в лес — недолго. А Профессор через день-два и спросит: "Где орёл мой, который намедни откинулся? Не видали, ребята?"

— Чё резину тянуть? Или понятых с мусорами ждать будем? Грузи его в багажник, да и к Профессору.

Улица заколебалась, затейливо разложилась напоследок серым, жёлтоватым и красным и одним махом стекла в густую чернильную мглу. Клацнул замок багажника, автомобиль просел под тяжестью трёх тел, двигатель дрогнул, будя металлического зверя. Железная тюрьма затряслась, разгоняя боль по телу, и шины легко шаркнули по асфальту.

В багажнике воняло бензином и кровью. В ногах безжизненно брякала пустая канистра. Лёгкие скоро начало выкручивать от недостатка воздуха.

"Что я скажу Профессору?" — подумал Валентин перед тем, как чернильная мгла залила кислой горечью глаза, нос и разбитые губы.

Тепло… Как тепло… Тепло и покой со всех сторон приглушают ноющую спину, бока, челюсти. Горьковато и свежо пахнет баней, горящей берёзой. Боль…

"Почему всегда всё начинается с боли?"

Рядом негромко скрипели аккорды церковной музыки. Сквозь веки что-то краснело.

— Валентин…

Это могла бы быть мать. Нет, не та спившаяся стерва, а настоящая мать, у которой занавески в красный горох на окне и пироги по воскресеньям…

— Ты меня слышишь?

Хотя, какая мать, голос-то мужской. Тогда отец. Настоящий, в очках, с газетой. И чтобы улыбался. Улыбался ему, как сыну. Анекдоты, байки травил…

— Валентин…

Вор разлепил глаза и встретился взглядом с худым мужчиной сорока с лишним лет. На дужке его очков играли огненные блики от камина, в морщинах на высоком лбу затаились тени. Чёрный пробор на левую сторону делал похожим на учителя математики. Лицо показалось знакомым, но откуда, Валентин определить не мог. Незнакомец сидел рядом, на краю мягкого дивана.

Вор огляделся в полумраке. Подвесные потолки взлетали высоко, светили мягко, внимательно, огромное окно прятали толстые шторы, во всю стену гордо блестел домашний кинотеатр — чёрный, новенький. Знакомая мелодия торжественно лилась из колонок массивного музыкального центра на широком стеллаже.

"Бах, — откуда-то отозвалось в больной голове, — токката…"

На стеклянном столике темнела бутылка коньяку и полупустой бокал со льдом. Дрова в камине приятно потрескивали, в комнате тонко пахло чем-то дорогим, недоступным, а потому приятным. Куртку заботливо сняли, мятая рубаха и грязные джинсы дико смотрелись на белоснежных подушках. Внезапная догадка застала врасплох и его самого:

— Ты… Профессор?

Мужчина моргнул, слегка кивнул и деликатно поправил роскошный галстук. Валентин сглотнул. Что-то таилось в незнакомце, что-то невероятно опасное, как индийская кобра, заметившая добычу.

— Ты убьёшь меня?

— Нет. Если скажешь, где Часы.

Вор побледнел. В полумраке он не сразу заметил, как рубашка и плащ Профессора отливают тёмно-серым. Вот откуда он знаком — этот хлюпик очкастый был среди тех, кто гнал его, как зайца, по всей Европе…

Валентин рванулся ужом, резко, но не успел. Кардинал накрепко сжал горло, пригвоздив к дивану так, что пленник взвыл, цепляясь пальцами за железные клешни.

— Я тебе не Макджи, — предупредил он, не повышая тона. — И не дурак Али, не сопляк Бертран. Спрошу только раз. Где Часы?

— Не… ту… Разбились…

Он сдавил сильнее, так, что Валентин забился рыбой, выброшенной на берег, и в полной мере испытал ощущения полузадушенного мажора. Комната поплыла фиолетовыми пятнами, будто вечный калейдоскоп взял и развалился. А следом и сам мужчина.

"Воздух! Дышать! Дышать!"

В ушах зашумело. Перед глазами в чёрной рамке кинокадра промелькнули тенистые чащи Гремячего, грустное лицо Иветты да серебристый луг, облитый пьяной луной. Токката взорвалась крещендо, знаменуя трагедию беспомощности.

В тёмных зрачках Профессора качалось разочарование, однако, холодный голос волнения не выдавал:

— Никчёмное жалкое быдло. Это о тебе говорят: дай дураку стеклянный хрен, он и его разобьёт. В твоих руках была власть, настоящая, неоспоримая. А ты не удержал её. NullitА, достойный сын своего отца… da tua dum tua sunt, post mortem tunc tua non sunt…

Валентин умирал. Вокруг шеи обвился железный удав, безжалостно сминая мышцы, трахею и гортань. Сквозь красный звон в ушах чудились приглушённые матерные вопли, грохот и сухие хлопки выстрелов. Он не понял, когда давление ослабло и воздух начал понемногу поступать. Скатившись на пол, мужчина заперхал и пополз за диван в слепой попытке бегства. Горло драло немилосердно, будто туда насыпали толчёного стекла.

Немного отдышавшись, он с удивлением услышал за стеной дикие вопли и треск автоматных очередей. Совсем рядом шумно топотали, орали благим матом и азартно крушили роскошные апартаменты. Музыка умолкла, видимо, кончилась запись.

— Во имя Уробороса! — зло крикнул Профессор и запустил в дубовую дверь бокалом. — Уймитесь, проклятые макаки, или вами займусь я!

На какое-то мгновение всё стихло, он взялся за диван и одним рывком отшвырнул его в угол комнаты. Угол мебели зацепил стеклянный столик, он перевернулся, зазвенел, по полу покатилась початая бутылка. Хозяин пнул её и решительно шагнул к пленнику, желая довершить начатое.

Валентин отполз к стене, отыскивая взглядом окно, но вдруг раздался страшный удар. Дорогая двустворчатая дверь крякнула, сорвавшись с петель, и тяжко бухнула на пол. Профессор оскалился волком и обернулся. Сквозь пыль в проёме проступили три фигуры, одна грузная, мощная, вторая поменьше, третья и вовсе согбенная. Двое покашливали, разгоняя руками белые облака, третий оглушительно чихнул.

— Я обещал, что выну сердце всякого, кто потревожит меня без спросу? — холодно осведомился хозяин. — Обещал или нет?