Николай Каролидес - 100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2

• Название: 100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2
• Автор: Николай Каролидес
• Издательство: Ультра. Культура
• Жанр: История
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9681-0120-4.

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.

Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.

В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.

Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Во второй части вам предлагается обзор книг преследовавшихся по сексуальным и социальным мотивам

---

Виной этому вторая составляющая интриги — ложное банкротство Вольтова. Суть мошенничества в следующем. У Большова, как и у всякого зажиточного купца, на пути к богатству появились долги — более или менее значительные. Объявив себя банкротом, купец может рассчитывать на то, что кредиторы согласятся получить лишь часть долга. Считали так: «по десяти копеек за рубль», «по двадцати пяти копеек за рубль» и т. д., что значило, соответственно, — десять процентов, двадцать пять процентов от суммы долга. Себе в помощники Большов берет Сысоя Псоича Ризположенского, бывшего стряпчего в суде, которому предложили уйти в отставку за пристрастие к водке и неосторожное обращение с документами: однажды он забыл дело в трактире. Для того чтобы подтвердить свою несостоятельность, Большов должен передать все свое движимое и недвижимое имущество другому лицу, такому человеку, «чтобы он совесть знал», но не члену семьи. Ризположенский предлагает кандидатуру приказчика Большова, Лазаря Елизарыча Подхалюзина. Большов соглашается: «он малый с понятием, да и капиталец есть».

Подхалюзин, с детства живущий в доме Большова, однако, сам себе на уме. Он не на шутку влюблен в Олимпиаду Самсоновну, но с горечью понимает, что не сможет жениться на ней, ибо не отличается ни красотой, ни воспитанием, ни богатством. Ложное банкротство Большова — счастливая возможность для Подхалюзина. Он подкупает сваху, чтобы та перестала говорить о прежнем, благородном, женихе. Устинья Наумовна оправдывается перед Липочкой и ее матерью тем, что жених что-то засомневался. Подкупает Подхалюзин и Ризположенского — для того, чтобы стряпчий соблюдал его выгоду в устраиваемом банкротстве. Затем приказчик рабским заискиванием и лестью добивается того, что Большов («самодур», по терминологии Николая Добролюбова) решает женить его на дочери. Возмущенная Липочка, поначалу непреклонная в своем «не пойду!», после разнообразных посулов от Подхалюзина соглашается. Растрогавшись, Большов отдает своему приказчику все свое состояние, взяв с него обещание кормить их с женой и заплатить кредиторам «копеек по десяти». «Стоит ли, тятенька, об этом говорить-с. Нешто я не чувствую? Свои люди — сочтемся!» — отвечает Подхалюзин.

По закону, до окончательной выплаты всех долгов Большов обязан сидеть в долговой яме, — это что-то вроде тюрьмы, но с менее строгим распорядком. Кредиторы согласны взять «по двадцати пяти копеек» с рубля, не меньше. Об этом Большов, выпущенный на время домой, говорит Подхалюзину. Но бывший приказчик, а ныне хозяин богатого дома милостиво соглашается заплатить «по пятнадцати копеек», но не больше. Липочка поддерживает мужа. Большов, осознав свой промах, сравнивает Подхалюзина с Иудой, и удаляется обратно в долговую яму, а оттуда, возможно, и в Сибирь. Параллельно Подхалюзин выпроваживает из дома пришедших за обещанными деньгами Устинью Наумовну и Ризположенского. Завершается пьеса обращением Подхалюзина к публике — в ответ на угрозы и проклятия Ризположенского:

«Вы ему не верьте, это он, что говорил-с, — это все врет. Ничего этого и не было. Это ему, должно быть, во сне приснилось. А вот мы магазинчик открываем: милости просим! Малого ребенка пришлете — в луковице не обочтем».

ЦЕНЗУРНАЯ ИСТОРИЯ

В первом, законченном в 1849 году варианте пьеса называлась «Банкрот, или Свои люди — сочтемся!» Рукопись с таким заглавием Островский отослал в драматическую цензуру в Петербург. Отклик цензора был крайне резким: «…все действующие лица: купец, его дочь, стряпчий, приказчик и сваха отъявленные мерзавцы. Разговоры грязны; вся пьеса обидна для русского купечества». Комедия была запрещена для сцены. Тогда Островский начал читать пьесу в московских домах вместе со знаменитым актером П.М. Садовским. Комедия была принята с крайним воодушевлением. Слух о ней дошел до Парижа, где Александр Герцен с восторгом писал одному из своих корреспондентов, что «Банкрот» — это «крик гнева и ненависти против русских нравов; <…> пьеса была запрещена…» Запрещенное произведение импонировало и Тарасу Шевченко: «Мне здесь года два тому назад говорили. Данилевский <…>, что будто бы комедия Островского «Свои люди — сочтемся» запрещена на сцене по просьбе московского купечества. Если это правда, то сатира, как нельзя более, достигла своей цели», — писал он в дневнике.

Для того чтобы опубликовать ее в московском журнале «Москвитянин», издателям пришлось развить бурную деятельность; Михаил Погодин писал в Петербург графу Д. Н. Блудову, ведавшему цензурой: «Пьесу читали у московского генерал-губернатора, etc. Публикацию, с некоторыми поправками, разрешили». Чуть позже в университетской типографии было напечатано отдельное издание комедии. Успех пьесы был необычайным; ее, по русской традиции, сравнивали с «Недорослем», «Горем от ума» и «Ревизором». А критика безмолвствовала. Поговаривали, что о пьесе запрещено упоминать печатно. Но скорее всего это был акт автоцензуры со стороны издателей периодики. Об этом писал в начале статьи «Темное царство» Николай Добролюбов:

«…по одной из тех, странных для обыкновенного читателя и очень досадных для автора, случайностей, которые так часто повторяются в нашей бедной литературе, — пьеса Островского не только не была играна на театре, но даже не могла встретить подробной и серьезной оценки ни в одном журнале. «Свои люди», напечатанные сначала в Москве, успели выйти отдельным оттиском, но литературная критика и не заикнулась о них. Так эта комедия и пропала, — как будто в воду канула, на некоторое время».

После выхода «Москвитянина» (1850, № 6, март) Островский вновь обратился за разрешением на постановку пьесы к генерал-губернатору Москвы. Последний послал ее министру императорского двора П. М. Волконскому, который только сослался на предыдущее запрещение. Впервые комедию играли на публике в ноябре 1857 года в Иркутске, пользуясь отъездом генерал-губернатора. Вернувшись, последний постфактум послал просьбу разрешить постановку, но в III отделении ему было в этом отказано и пьесу сняли со сцены. Постановка была разрешена на сцене императорских театров в 1860 году.

Напечатанной комедией заинтересовался негласный «Комитет 2-го апреля 1848 года», контролировавший уже опубликованные произведения; по рангу он был выше цензуры. В комитете комедия понравилась, «ничего прямо противного правилам общей цензуры» в ней не нашли, но попечителю московского учебного органа предлагалось вызвать автора, дабы «вразумить его, что благородная и полезная цель таланта должна состоять не только в живом изображении смешного и дурного, но и в справедливом его порицании», в наказании порока. Николай I наложил на это заключение свою резолюцию: «Совершенно справедливо, напрасно печатано, играть же запретить…» Островскому пришлось оправдываться. Но в III отделении уже завели дело «О литераторе Островском», император приказал: «Иметь под присмотром».

В 1858 году Островский создал, с учетом цензурных требований, новую редакцию комедии для первого собрания своих сочинений. В новом варианте, названном «За чем пойдешь, то и найдешь», за Подхалюзиным являлся квартальный и уводил «к следственному приставу по делу о сокрытии имущества несостоятельного купца Большова». «Чувство, которое я испытывал, перекраивая «Своих людей» по указанной мерке, <…> можно сравнить разве только с тем, если бы мне самому себе отрубить руку или ногу», — жаловался позже Островский. В Главном управлении цензуры жертву приняли, но с оговорками: «вновь прибавленная сцена по неопределенности своей мало изменяет эту кажущуюся безнаказанность». Новое название было отвергнуто: «…перемена могла бы вызвать какие-нибудь превратные толки о стеснениях цензурных там, где их нет на самом деле». Предложив «изменить выражения и места не совсем приличные», пьесу разрешили к изданию.

В 1881 году была разрешена постановка первого варианта пьесы, а в 1885 она была издана в последнем прижизненном собрании сочинений Островского.

Дризен Н.В. Драматическая цензура двух эпох. 1825–1881. Пг., 1917.

Коган Л.Р. Летопись жизни и творчества А.Н. Островского. М., 1953.

Лакшин В.Я. Островский. М., 1976.

Лакшин В.Я. Свои люди — сочтемся! Комментарий //А.Н. Островский. Полное собрание сочинений в 12-ти томах. Т.1. М., 1973. С 506–515.

Ревякин А.И. А.Н. Островский. Жизнь и творчество. М., 1949.

Стеклянный колпак

Автор: Сильвия Плат

Год и место первой публикации: 1963, Соединенное Королевство

Опубликовано: «Уильям Хайнеман Лтд»

Литературная форма: роман

СОДЕРЖАНИЕ

«Стеклянный колпак», впервые опубликованный под псевдонимом Виктория Лукас, — это автобиографическое повествование о внутреннем конфликте, нервном срыве и выздоровлении девушки, студентки колледжа, в 1950-е годы. Роман в трех частях охватывает около восьми месяцев жизни Эстер Гринвуд, девятнадцатилетней рассказчицы. В первой части Эстер на месяц приезжает в Нью-Йорк в качестве приглашенного редактора студенческого выпуска модного журнала. Стоит ей оказаться в городе, как она начинает вспоминать ключевые моменты прошлого. Свидетельством внутреннего эмоционального и интеллектуального разлада является то, что воспоминания для нее становятся более реальны и значимы, нежели события ее повседневной жизни. Отношения с мужчинами не ладятся, и это занимает все ее мысли.