Уильям Теккерей - Базар житейской суеты. Часть 4

• Название: Базар житейской суеты. Часть 4
• Автор: Уильям Теккерей
• Жанр: Классическая проза

Родился в Индии в семье чиновника Восточно-Индийской компании. Учился в Англии, окончил Кембриджский университет. В студенческие годы проиграл в поэтическом состязании Альфреду Теннисону, будущему поэту-лауреату британской короны. В Кембридже Теккерей познакомился и с Эдвардом Фицджеральдом, который стал его лучшим другом. В юности думал посвятить себя искусству книжной иллюстрации, предлагал услуги художника Диккенсу, выпускавшему "Записки Пиквикского клуба", но получил отказ. Начинал сатирическимиочерками и пародиями, среди которых можно выделить повесть "Кэтрин" (1839) — травести так называемого "ньюгейтского романа" (по названию тюрьмы в Лондоне), таившей в себе едва завуалированную насмешку над "Оливером Твистом". Отношения с Диккенсом и дальшебыли отмечены соперничеством; обоюдная неприязнь едва не привела к дуэли. "Записки Барри Линдона, эсквайра" (1844), которыми Теккерей дебютировал как романист, обозначили его интерес к XVIII в. "История Генри Эсмонда" (1852), продолженная "Виргинцами"(1859), принесла Теккерею славу "романиста воспоминаний", как отозвался о нем Г.К. Честертон. Роман "Ярмарка тщеславия", законченный в 1848 г., стал самым признанным из произведений Теккерея. Среди других его романов наиболее известны "История Пенденниса" (1850) и "Ньюкомы" (1855).

---

На моемъ клочкѣ, безспорно, прежде всѣхъ будетъ стоять имя пріятеля моего, майора. Пусть у него длинныя ноги, желтоватое лицо, и пусть онъ пемножко пришепеливаетъ и картавитъ, что съ перваго раза представлястся обыкновенно чрезвычаино забавнымъ и смѣшнымъ, но мысли струятся свѣтлымъ и чистымъ потокомъ въ майорскомъ мозгу, жизнь его идетъ путемъ правильнымъ и честнымъ, и умъ его никогда не былъ въ разладѣ съ сердцемъ. Чего жь вамъ больше? майоръ Доббинъ — истинный джентльменъ. То правда, и я не спорю, что ноги у него чрезмѣрно велики, такъ же, какъ и руки, и надъ этимъ обстоятельствомъ, каждый въ свое время, вдоволь потѣшались оба Джорджа Осборна, но это все вздоръ, если смотрѣть на дѣло съ философической точки зрѣнія.

Не вздоръ только въ томъ отношеніи, что шуточки и насмѣшки обоихъ Джорджей имѣли весьма значительное вліяніе на мнѣнія мистриссъ Эмми объ этомъ джентльменѣ. Она рѣшительно была въ заблужденіи насчетъ умственныхъ и нравственныхъ достоинствъ майора. Не случалось ли и намъ двѣсти-тысячь разъ составлять ошибочныя понятія о своихъ ближнихъ? Но мы перемѣняли свои мнѣнія, перемѣнила ихъ и мистриссъ Эмми. Теперь только прозрѣли ея умственныя очи, и она увидѣла, что майоръ, во всѣхъ отношеніяхъ, былъ истиннымъ джентльменомъ.

Быть-можетъ эта эпоха была счастливѣйшимъ временемъ его жизни; а можетъ-быть и нѣтъ. Кто изъ насъ въ состояніи опредѣлить и вычислить относительную цѣнность земныхъ благъ и наслажденій? Во всякомъ случаѣ, Доббинъ и мистриссъ Эмми были довольны своей судьбой, и совершали заграничное путешествіе съ большимъ комфортомъ. Въ театрѣ Джорджинька всегда былъ съ ними, но майору только предоставлялось исключительное право набрасывать, послѣ спектакля, кашмировую шаль на плеча мистриссъ Эмми. Въ прогулкахъ Джорджинька всегда забѣгалъ впередъ, или карабкался на вершины башень и деревьевъ, тогда-какъ счастливая чета, оставаясь внизу, степенно занималась своимъ дѣломъ: майоръ философствовалъ и курилъ сигару; Эмми рисовала ландшафтъ или какую-нибудь руину. Въ эту эпоху я самъ кочевалъ до европейскому континенту, и тогда-то собственно имѣлъ счастіе встрѣтиться первый разъ съ этими дѣйствующими лицами своей исторіи, гдѣ каждое слово есть чистѣйшая правда. Я поставилъ себѣ за правило ничего не выдумывать.

Я познакомился съ ними въ Пумперниккелѣ, всѣмъ извѣстномъ городкѣ, хотя собственно говоря, имя его вы едва-ли отыщете на географической картѣ. Здѣсь, въ свое время, состоялъ на дипломатической службѣ сэръ Питтъ Кроли; это было очень давно, еще прежде аустерлицкой битвы, заставившей всѣхъ британскихъ дипломатовъ повернуть изъ Германіи направо-кругомъ, въ свою отчизну. Первый разъ я увидѣлъ полковника Доббина и пріятелей его въ гостинницѣ Телячьей Головы, лучшей во всемъ Пумперниккелѣ. Они сидѣли за общимъ столомъ. Обѣдъ былъ превосходный. Всѣ любовались на величественную осанку Джоя, прихлёбывавшаго, съ видомъ знатока, іоганимсбергское вино, поставленное за его приборомъ. Мальчикъ тоже обращалъ на себя вниманіе своимъ алчнымъ, истинно британскимъ аппетитомъ. Онъ истреблялъ Schiokou und Bralen und Kartoffeln, ветчину съ клюквой, гуся съ малиной, телятину съ черносливомъ, и пуддингъ, и саладъ, и жареныхъ цыплятъ, съ такою безцеремонною любезностью, что дѣлалъ великую честь туманному Альбіону, снабжающему европейское человѣчество желудками идеальныхъ размѣровъ. За пятнадцатью блюдами слѣдовалъ десертъ, и Джорджинька, дѣйствуя по указанію нѣкоторыхъ молодыхъ джентльменовъ, забавлявшихся его бойкими и смѣлыми манерами, нагрузилъ свои кармаыы макаронами и сладенышми пирожками, которые онъ кушалъ уже дорогой, на пути въ театръ, куда всѣ въ этомъ патріархальномъ мѣстечкѣ, отправлялись какъ въ свои собственный домъ. Леди въ черномъ платьѣ, маменька Джорджиньки, безпрестанно смѣялась и краснѣла впродолженіе всего обѣда, и было очевидно, что выходки смѣлаго мальчика чрезвычайно забавляютъ мистриссъ Эмми. Полковникъ — то-есть, мы должны замѣтить, что Доббинъ вскорѣ получилъ этотъ чинъ — полковникъ весело подшучивалъ надъ малюткой, указывая ему на новыя блюда, предостерегая не слишкомъ загружать желудокъ, чтобъ оставить въ немъ мѣсто для другихъ лакомствъ. Былъ въ этотъ вечеръ великолѣпный спекталь на пумперниккельскомъ театрѣ. Давали «Фиделіо». Мадамъ Шрёдеръ-Девріентъ, еще въ ту пору молодая женщина въ полномъ расцвѣтѣ красоты и генія, выполняла роль главной героини въ этой чудной оперѣ. Изъ своихъ мѣстъ за креслами, мы очень хорошо разглядѣли новыхъ знакомыхъ, встрѣченныхъ нами въ гостинницѣ Телячьей Головы. Содержателъ ея, господинъ Швейнкопфъ, озаботился нанять лучшую ложу для своихъ гостей. Нельзя было не замѣтить удивительнаго эффекта, производимаго на мистриссъ Осборнъ великолѣпной музыкой и примадонной. Когда, впродолженіе хора плѣнниковъ, голосъ мадамъ Девріентъ задрожалъ и залился патетической трелью, лицо мистриссъ Эмми приняло такое чудное выраженіе изумленія и восторга, что это поразило даже маленькаго Фиписа, blasé attaché, лорнировавшаго всѣхь дамъ въ театрѣ, На этотъ разъ онъ припрыгнулъ на своихъ креслахъ, и воскликнулъ довольно громко: «Ахъ, Боже мой, какъ пріятно видѣть женщину въ такой сильной степени энтузіазма!» Въ тюремной сценѣ, гдѣ Фиделіо, бросаясь въ объятія мужа, кричитъ изступленнымъ голосомъ: «Nichts, nichts, mein Florestan!» Амелія совсѣмъ растерялась, и поспѣшила прикрыть платкомъ свое лицо. Впрочемъ, тутъ переплакались кажется всѣ почтенныя Frauen пумперниккельскаго театра, но мнѣ суждено было замѣтить одну только мистриссъ Эмли, такъ-какъ я рѣшился внести ее въ свои мемуары.

Ha другой день давали другую пьесу Бетховена: «Die Schlacht bei Vittoria». Сначала, въ видѣ прелюдіи, выступаетъ на сцену Мальбрукъ, извѣщающій о быстромъ приближеніи французскаго войска. Слѣдуютъ затѣмъ барабаны, трубы, литавры, залпы артиллеріи, стоны умирающихъ; наконецъ, въ заключеніе, играютъ торжественную пѣсшо: «God, Save the King!»

Въ театрѣ было десятка два Англичанъ, и всѣ они, безъ исключенія, поднялись съ своихъ мѣстъ при звукахъ этой чудной британской мелодіи. Сэръ Джонъ и леди Булльминстеръ, и даже мистеръ Киршъ, какъ членъ британской націи, поспѣшили явственными знаками выразить свои патріотическія чувства. Мистеръ Тепъуормъ, секретарь англійскаго посольства, раскланивался изъ своей ложи на всѣ стороны, какъ бы представляя своей особой всѣ Три Соединенныя Королевства. Тепъуормъ былъ племянникъ и наслѣдникъ стараго маршала Типтова, командовавшаго, въ эпоху ватерлооской битвы, тѣмъ полкомъ, гдѣ служилъ мистеръ Доббинъ. По смерти Типтова команда перешла къ полковнику, сэру Михаилу Одауду, кавалеру Бани.

Тепъуормъ вѣроятно встрѣчался съ полковникомъ Доббиномъ въ домѣ своего дяди, маршала, потому-что теперь онъ узналъ его въ театрѣ. Выступивъ изъ своей ложи, великій дипломатъ пошелъ къ нашимъ пріятелямъ, и публично протянулъ руку мистеру Доббину, повидимому, совсѣмъ неожидавшему этой чести.

— Hy, да, ужь это мы знаемъ, шепнулъ Фиппсъ одному изъ своихъ пріятелей, — гдѣ только есть хорошенькая женщина, Тепъуормъ непремѣнно тутъ, какъ листъ передъ травой.

Изъ этого открывается, что мистеръ Тепъуормъ былъ весьма исправнымъ дипломатомъ.

— Кажется, я имѣю удовольствіе видѣть мистриссъ Доббинъ? спросилъ секретарь съ вкрадчивой улыбкой.

Джорджинька расхохотался, и безъ церемоніи замѣтилъ, что это было бы весьма хорошо. Майоръ и мистриссъ Эмми раскраснѣлись: мы замѣтили это изъ своихъ мѣстъ за креслами.

— Эта леди — мистриссъ Джорджъ Осборнъ, сказалъ майоръ, — а это — братъ ея, мистеръ Седли, чиновникъ ост-индскойКомпаніи: позволъте рекомендовать его вамъ, милордъ.

Секретарь посольства бросилъ на Джоя самую обворожительную улыбку.

— Вы намѣрены остаться въ Пумперниккелѣ? спросилъ онъ. Городъ очень скучный, но мы нуждаемся въ образованныхъ людяхъ, и постараемся доставить вамъ удовольствіе, мистеръ… Гм… Мистриссъ — Ого. Завтра я буду имѣть честь сдѣлать вамъ визитъ, милостивый государь.

Съ этими словами онъ улыбнулся еще разъ, повернулся на своихъ высокихъ каблучкахъ, и выскользнулъ изъ ложи, вполнѣ увѣреяный, что мистриссъ Осборнъ нашла его очаровательнымъ джентльменомъ.

Спектакль кончился, и публика начала разъѣзжаться и расходиться. Мы наблюдали за ней у подъѣзда, и тутъ собственно въ первый разъ я узналъ настоящія имена и фамиліи своихъ новыхъ знакомыхъ. Дѣлать справки этого рода не стоило ни малѣйшихъ трудовъ, потому-что въ Пумперниккелѣ каждый зналъ своего ближняго или сосѣда, какъ свои пять пальцевъ.