Кришан Чандар - Тень виселицы

• Название: Тень виселицы
• Автор: Кришан Чандар
• Издательство: Государственное издательство ходужественной литературы
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1957

Кришан Чандар – индийский писатель, писавший на урду. Окончил христианский колледж Фармана в Лахоре (1934). С 1953 генеральный секретарь Ассоциации прогрессивных писателей Индии. В рассказах обращался к актуальным проблемам индийской действительности, изображая жизнь крестьян, городской бедноты, творческой интеллигенции.

---

– Для казни Фироза, – продолжал мой друг, – тоже было очень трудно найти палача. Наконец, согласился этот человек. Он служит аптекарем в этой самой тюрьме и сам несколько раз сидел за взяточничество. Среди аптекарей ему нет равного в жестокости обращения с больными.

. – Пришел ли ответ на мою телеграмму? – вдруг спросил Фироз.

– Нет, – сказал врач, покачав головой. – К сожалению, Фироз, на вашу телеграмму не получено никакого ответа. Последняя просьба о помиловании тоже отклонена. Вы можете увидеться с женой и детьми.

Снова открылись железные ворота. Вошли две женщины. Одна из них в черной шали с двумя маленькими девочками и мальчиком; другая с двумя мальчиками в муслиновых шапочках.

Женщина в черной шали остановилась у правого столба, у левого – жена сетха с сыновьями.

– Кто это? – спросил я.

– Это вдова убитого сетха и его сыновья, – ответил мой друг.

– Что, маленькие господа, пришли посмотреть, как будут вешать убийцу вашего отца? – насмешливо сказал Фироз.

– К чему такая жестокость, – сказал я. – Зачем им разрешили прийти сюда?

– Раньше не только в этом княжестве, но и во всем мире казни устраивались публично, чтобы показать всем, что ждет преступника.

– Маленькие господа будут теперь удовлетворены, – резко сказал Фироз.

Справа стояла его жена с детьми и не сводила глаз с него. Но он даже не взглянул на них, продолжая смотреть на жену сетха и ее детей.

Вдруг маленькая девочка закричала, протянув ручонки к отцу:

– Папа!

Фироз на миг обернулся и посмотрел на восток. На небе не было ни звездочки. Кругом были лишь тучи. Моросил дождь.

– Нельзя было приводить сюда детей. Это жестоко.

– Папа, папа, папа, – повторяла девочка.

– Набросьте на меня покрывало, – тихо сказал Фироз палачу. – Я не могу видеть моих детей.

Мой друг сказал что-то тюремному надзирателю, и тот приказал удалить женщин и детей.

Железные ворота открылись еще раз. Вышла жена сетха с сыновьями. Жена Фироза вдруг остановилась, оглянулась и, вскрикнув, хотела броситься к мужу. Но часовые схватили ее, зажали рот и вытолкнули за ворота.

Я посмотрел на часы: до половины шестого оставалось четыре минуты.

– Не хотите ли что-нибудь сказать, Фироз? – спросил врач.

– Помолитесь! Помолитесь за меня! Все молитесь за меня! – Голос Фироза звучал так глухо, словно доносился из глубокого колодца.

Палач набросил на него петлю и подтянул веревку, чтобы она плотней облегала шею. Веревка, восстанавливающая справедливость!

Фироз начал громко и быстро молиться своему богу. Какую силу он призывал?!

Прошла одна минута, вторая, третья. Прошла четвертая минута. Бом! Пробил тюремный колокол. Звук его замер в воздухе.

Доктор взмахнул белым платком. Поворот катушки, и в середине помоста виселицы образовалось отверстие. И в тот же миг Фироз исчез на глазах. Он умирал в темном колодце под помостом, покачиваясь на шелковой веревке.

Тело трепетало в течение нескольких секунд, словно через него пропускали электрический ток, содрогалось, подобно кораблю, застигнутому бурей в открытом море, подобно лаве, извергаемой вулканом и падающей на землю огненным дождем. Потом оно вздрогнуло так, словно в каждой капле крови, в каждой клетке тела взорвался порох. Нет, ни с чем нельзя сравнить трепет, с которым расстаются душа и тело при такой смерти. Этот трепет, подобно молнии, пронзил мою душу. Я увидел себя умирающим, увидел, как рушится моя вера, как быстро, словно сухой хворост, сгорает моя цивилизация.

Тот человек, его бог, его цивилизация, которые придумали виселицу и захотели брать кровь за кровь, никогда уже не займут прежнего места в моем сердце. Я не помню лица Фироза, но навсегда в моей памяти сохранился помост виселицы и человек во всем белом, с покрывалом на лице и связанными за спиной руками.

Он возникает передо мной, как безмолвный упрек, когда я остаюсь один, и спрашивает: «Ты узнаешь меня? Я человек, олицетворение добра и зла, вечный и бессмертный человек. Ты повесил меня на шелковой веревке, в темном колодце. Неужели я никогда не избавлюсь от нее?»