Сергей Сибагин - Прапорщик Щеголев

• Название: Прапорщик Щеголев
• Автор: Сергей Сибагин
• Издательство: Издательство ЦК ЛКСМУ кМолодь»
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1955

...10(22) апреля, в 6^1/2 часов утра девять неприятельских пароходов (один 54-пушечный, восемь других большей частью 32-пушечных) подошли к берегу и начали бомбардировку. Огонь был направлен на батареи, большинство которых были так слабо вооружены, что не могли отвечать на огонь неприятеля. На самом конце Практического мола стояла 6-я, или так называемая левая батарея, которая одна только приняла активное участие в борьбе. Начальствовал там прапорщик Щеголев. У него было всего четыре орудия, из которых одно было скоро подбито, другое было так поставлено, что его амбразура препятствовала обстрелу судов, когда они заняли позицию. Его батарею обстреливали восемь пароходов и линейный винтовой корабль. Батарея Щеголева была приведена к молчанию после шестичасовой перестрелки. Стоявшие недалеко русские суда были объяты пламенем. Щеголев и состоявшие при батарее фейерверкеры и рядовые вели себя в течение этих часов неравного боя с необычайным мужеством.

Из книги Е.В.Тарле "Крымская война"

Том II Глава I."Союзники в Варне и высадка в Крыму"

Рисунки М.Муцельмахера

---

То ли курьер не поспел, то ли суда из другого места шли, но только в тот день попались еще две барки.

Тысячные толпы были свидетелями позорнейшего действия неприятеля. Возмущению дневным грабежом не было предела.

– «Культурные» европейцы что делают! – гневно говорили люди. – Ведь это настоящий разбой! Барки-то не военные!

В бессильной злобе сжимали кулаки, страшные проклятия посылали на головы разбойников.

На следующий день, 3-го апреля, враг стал прибегать к еще более постыдной уловке: неприятельский пароход, медленно приближавшийся к жертве, поднимал австрийский флаг. Ничего не подозревавшее судно спокойно подходило к пароходу; тогда его немедленно захватывали.

Но вскоре барки, очевидно уже предупрежденные сигналами с береговых наблюдательных постов, стали держаться поближе к берегу. Две барки выбросились на мель, но это не избавило их от гибели: от парохода отвалила шлюпка, и вражеские матросы подожгли барки.

После этого наступило затишье. Вблизи не было ни единого нашего судна.

Только к концу дня в море появилась еще одна барка, и к ней сразу же направился фрегат. Подозревая недоброе, барка бросилась мимо парохода к входу в порт. Но фрегат успел преградить ей дорогу. Тогда барка повернула и понеслась к пересыпскому берегу, намереваясь выброситься на него.

Неприятель произвел пушечный выстрел, но не попал. И тогда с крошечного суденышка, хорошо слышный в предвечерней тишине, прозвучал ответный выстрел.

Стреляли, видимо, из охотничьего ружья. Но чего стоил этот гордый ответ маленького храбреца разбойничьему левиафану![7]

Судно выбросилось на мель, команда через несколько минут была на берегу. Англичане сожгли барку.

Жители города, смотревшие с бульвара, решили произвести сбор в пользу смельчаков, чтобы помочь им купить новую барку. Немедленно собрали сто рублей, которые тут же были вручены градоначальнику для передачи владельцу суденышка.

Через некоторое время с берега заметили, что неприятель занят не только охотой за барками. Вокруг пароходов шныряло немало шлюпок. Оказалось, что они производят промеры.

– Плохо дело! – говорили офицеры. – Раз производят промеры, значит, собираются посетить нас.

Того же мнения были и генералы. Сакен приказал подготовиться к эвакуации учреждений.

Неприятельские пароходы простояли под Одессой еще ночь, а на рассвете 4-го апреля исчезли за горизонтом.

Теперь командующий целыми днями объезжал позиции, совещался с генералами и офицерами.

– Опасаюсь, как бы неприятель не произвел нежданного нападения. Очень уж вздорный предлог нашли они для посещения... Возможна бомбардировка города.

Иностранные консулы, посетившие генерала, выражали уверенность, что страхи его напрасны.

– Как это можно бомбардировать незащищенный торговый город, где жители только торговлей и ремеслами занимаются, где нет ни военных объектов, ни больших фабрик. К тому же здесь проживает множество иностранцев, которым союзники не захотят причинять убытки.

– А барки разве военный объект? – возразил на это Сакен. – Нет, господа, от англичан, я вижу, можно ожидать всего! А скажите мне на милость, – обратился он к австрийскому консулу, – заявила ли Австрия протест по поводу злоупотребления англичанами ее флагом? Молчите?.. Нечего вам возразить на это, вот что! Ну, что бы там ни случилось, а я готов выполнить свой долг!!

После этого даже те немногие из знати, кто еще оставался в своих квартирах вблизи моря, выехали из города на окраины.

В доме Бодаревских все перевернулось вверх дном. Дочь их должна была ехать вместе с институтом благородных девиц. Марья Антоновна решила обязательно ехать с ней. Тщетно Корнила Иванович доказывал, что в этом нет никакой надобности, ибо путешествие недалекое – всего только до Вознесенска, и подлинно известно, что девочки едут под сильной охраной и им там будет хорошо. Марья Антоновна и слушать не хотела. Она намеревалась взять с собой и Ваню. Но мальчик, услышав о намерениях матери, решительно заявил:

– Никуда не поеду!.. Делайте со мной, что хотите! Останусь с папенькой!

В доме спешно запаковывали огромнейшие кованые сундуки, десятки лет не сдвигавшиеся с места. В укромных углах двора и сада рыли глубокие большие ямы, прятали добро.

Федор Рыбаков сообщил Щеголеву о полученном приказе готовить «Андию» к затоплению.

Щеголев знал, что пароход в случае опасности было решено затопить, сняв те части, которые могли испортиться от пребывания под водой. Но это казалось почему-то маловероятным. И вот вдруг...

Прапорщик рассеянно смотрел на кондуктора.

– Ничего не поделаешь, Александр Петрович. Затопить «Андию» нужно, чтобы спасти ее. Все мы это понимаем... Но каково нам, морякам, топить собственный корабль, хотя бы даже временно... По-моему, никто, кроме моряка, этого чувства не поймет... Ну, пойду, – вздохнул он, – нужно составлять списки снимаемых частей.

Рыбаков тяжелой походкой пошел по трапу. Щеголев с душевной болью смотрел на пароход, с которым за это время успел настолько сродниться, что понимал чувство Рыбакова.

К вечеру уже начали разбирать пароход. «Андия» казалась мертвецом, которого убирают к похоронам.

Глава шестая

Ясным утром 8-го апреля на батарее заметили группу всадников, гнавших во весь опор.

Щеголев присмотрелся.

– Да ведь это генерал Есаулов и полковник Яновский!

Командир батареи подбежал с рапортом, но генерал махнул рукой.

– Не до рапортов, прапорщик. Скажите лучше, может ли ваша батарея немедленно вступить в бой?

– Так точно, ваше высокоблагородие. Разрешите спросить, почему...

– А потому, – прервал Есаулов, – что в море появился неприятельский флот вымпелов[8] в двадцать пять.

У Щеголева слова застряли в горле.

– Так вот, молодой человек, – генерал сделал ударение на этих словах, – может быть, вам тоже придется принять участие в бою.

– Вряд ли, ваше превосходительство, эта батарея будет сражаться, – сказал полковник. – Мелко здесь, неприятельские корабли не смогут подойти близко. В крайнем случае, – повернулся он к прапорщику, – дадут по вас несколько залпов и выгонят отсюда.

– Нас, господин полковник, отсюда не выгонят, – обиделся Щеголев. – Я и мои солдаты свой долг знаем. Если пушки будут целы, мы не уйдем отсюда живыми.

– Очень хорошо, прапорщик, очень хорошо! – Полковник покровительственно похлопал Щеголева по плечу. – Все мы неприятеля не боимся и свой долг знаем. Да, кстати, вам нужно будет передать половину запаса пороху на Пятую батарею. С нее легче будет брать, если понадобится, на другие. Будьте готовы его отправить.

От изумления и негодования прапорщик не нашел слов для ответа.

В этот момент из штаба прискакал гонец с сообщением, что вражеская эскадра состоит из многих линейных кораблей и пароходов-фрегатов. Общее число вымпелов – тридцать один.

Есаулов и Яновский заторопились в штаб.

А прапорщик тем временем устроил совещание со своими помощниками. Порох решили пока не вывозить. Все были уверены в том, что батарея в бою участвовать будет и порох ей самой понадобится.

Отсутствие ветра делало невозможным скорое прибытие вражеской эскадры, и в городе имели время приготовиться к ее встрече.

Был отдан приказ немедленно приступить к эвакуации.

В этот день к генералу Сакену чуть не силой пробился Луиджи Мокки.

– Как же насчет батареи, ваше превосходительство? – заговорил он с сильным от волнения итальянским акцентом. – Люди мои из пушек стрелять уже обучены, а разрешения нет. Разрешите, господин генерал... У меня есть и работники, и лошади – за три дня все построим.

– За три дня? – с сомнением посмотрел на него генерал. – Мы вот едва за три месяца построили, а ты хочешь за три дня!.. Да и неизвестно, будут ли у нас эти три дня... Впрочем, разрешаю. Делайте на этой батарее все, что хотите, мы сами ее уже не успеем использовать. Я назову батарею не Центральной, как было решено раньше, а имени Осипа Мокки. За работами будет присматривать прапорщик Артамонов – командир Второй батареи. Пушки возьмите на Шестой батарее, там остались из тех, что были откопаны; только их еще нужно привести в порядок и сделать лафеты.

Мокки в радостном возбуждении помчал по лестнице и, хлопнув дверью, выскочил на улицу.

После полудня узнали точно состав неприятельской эскадры и ее вооружение. На вражеских кораблях насчитывалось 1900 крупных орудий!

Получив эти сведения, Сакен покачал головой:

– Тысяча девятьсот крупных орудий против наших пятидесяти шести старых, малого калибра, и шести мортир! Ну, бог поможет, – не поддадимся.

Видя, что эскадра только подходит к Одессе и движется очень медленно, генерал бросился в собор, куда спешно были вызваны все свободные офицеры, отслужил молебен об избавлении от грядущей опасности и помчался проверять состояние батарей.